Анатолий Солодов - Красные тюльпаны
— Слыхал. Я доложу об этом командиру дивизии. Попрошу, чтобы связались с вашими и доложили о вас. А теперь поправляйтесь. Придет машина, отправим вас в госпиталь.
— Не согласен я, товарищ капитан. Мне в отряд надо.
— Ну хорошо. Тогда попросим доктора. Пусть подлечит вас у себя.
Капитан встал и, пожав руку раненому, собрался было уходить, но Смирнов остановил его вопросом.
— Кто же меня вынес? Где мои ребята?
— Спасли вас наши разведчики. Прибежали на выстрелы, отбили вас у немцев, а те два парня… погибли. — Капитан нахмурился, отошел к окну.
— Тот, светленький парнишка умер на рассвете, — пояснил врач, — а второй, постарше, был убит сразу.
Смирнов отвернулся к стенке и, скрипнув зубами, простонал.
— Не успел Сережа Соловьев в комсомол вступить. А я ведь ему рекомендацию обещал дать.
— Он погиб как комсомолец, — отозвался капитан. — Похоронили их здесь, в этой деревне.
— Как называется деревня? — чуть слышно спросил Смирнов.
— Нарезки, — ответил капитан.
Произошло все это 4 июня сорок второго года.
После того, как Смирнов немного окреп и раны его почти затянулись, он ушел к себе в отряд. Пробрался он к своим через так называемый Свиты-Демяхинский коридор, который не был занят противником.
Сережа — партизан
С утра командир отряда отдал приказ: всем чистить оружие, командирам взводов доложить о наличии боеприпасов.
Под разлапистыми елями для чистки оружия у партизан был сооружен стол из жердей. Накрыв его плащ-палатками, пятнистыми немецкими накидками, бойцы разложили на столе свои винтовки и автоматы, принялись чистить и смазывать оружие.
Сережа Корнилов устроился по соседству, на свежем пне. Положив карабин на колени, вынул из кармана масленку с двумя горловинками, ветошь. Он, конечно, уже научился разбирать и собирать затвор, но полной уверенности не было, и потому покосился на партизан, взглянул на Петра, с чего начать.
Тот, перехватив Сережкин взгляд, подошел к нему и присел на корточки рядом.
— Дай-ка свой карабин, — сказал брат.
Петр внимательно оглядел карабин, покачал головой, сказал:
— Сперва надо вынуть из магазина патроны, потом затвор, проверить еще раз, не остался ли в стволе патрон. Затем можно приступать к чистке. Понял?
— Ага.
— Не «ага». А надо отвечать: так точно! Ты партизан. Понял?
— Так точно!
— Вот это уже другой разговор. Ответ по-военному.
Сережка вынул патроны из патронника, вложил в обойму и спрятал в подсумок. Передернул затвор и для убедительности сунул мизинец в патронник.
Сережка уже заканчивал чистку, когда подошел командир взвода. Он оглядел партизан, чистивших оружие и, заметив мальчика, сидящего в стороне вместе со своим братом, окликнул:
— Боец Корнилов, срочно к командиру.
— Меня, что ли? — спросил Петр.
— Нет, Сережу.
— Я сейчас, товарищ комвзвода. Вот закончу с карабином. Мне его только сверху смазать осталось.
— Отставить! — недовольно отрезал командир взвода. — Выполняйте приказ. Живо. Одна нога — здесь, другая — там. Карабин свой потом смажете.
Сережка хотел было возразить, но, поймав строгий взгляд брата, проворно вскочил, бойко выкрикнул: «Есть!» и со всех ног пустился к штабной землянке.
Прежде чем войти в штаб, Сережка подтянул потуже брезентовый ремешок, поправил шапку, сдвинув ее чуть набекрень, как это делал брат Петр.
Поприветствовав часового при входе, спустился по ступенькам вниз и не без робости постучал в тесовую дверь.
— Войдите! — отозвался знакомый голос командира изнутри землянки.
Мальчик глубоко вдохнул воздух, оглянулся на часового — тот сверху подбадривающе кивнул ему головой: «Смелей, мол».
Сережка открыл дверь, шагнул через порог.
Командир отряда Александр Яковлевич Андрюхин и комиссар Николай Стефанович Гордеев сидели за столом друг против друга. Они посмотрели на мальчика, приветливо улыбнулись ему.
А тот не растерялся и, вскинув ладонь к виску, бойко доложил:
— Товарищ командир, боец Корнилов по вашему приказанию прибыл.
Андрюхин встал из-за стола, прошел к мальчику, протянул ему широкую свою ладонь, крепко пожал Сережкину руку:
— Здравствуй, товарищ Корнилов.
Он тронул Сережку за плечо и внимательно оглядел его худенькую фигурку, на миг задумался, точно решая какой-то серьезный и очень важный вопрос.
Сережка стоял навытяжку, по команде «Смирно». Курносое веснушчатое лицо его было вскинуто вверх, он восхищенно глядел в грустные и усталые от недосыпания глаза командира.
— Проходи. Присаживайся, — сказал командир и легонько подтолкнул мальчика к столу.
Сережка присел на краешек лавки и снял шапку.
Командир и комиссар сели напротив.
— Завтракал? — спросил командир.
— Так точно! — ответил мальчик.
— А потом чем занимался?
— Оружие чистил, как все.
— Хорошо почистил?
— Хорошо.
— Молодец.
— К бою готовимся, товарищ командир, — довольный разговором, вставил юный партизан.
— Откуда это ты взял?
— В отряде так говорят.
— Ишь ты, — не в силах скрыть улыбку, качнул головой Андрюхин. — Придумали, видать…
— Никак нет, товарищ командир, — откровенно и доверительно возразил Сережка.
— Что ж, вот так все и говорят, что к бою готовятся?
— Не… Все не говорят. А только некоторые и то меж собой, шепотом.
— Ишь ты, — Андрюхин улыбнулся и провел ладонью по бритым синим щекам. — Чуешь, Николай Стефанович, люди в бой рвутся, а мы вроде и не догадываемся. Ты побеседуй с бойцами, растолкуй, что к чему.
— Хорошо, поговорю, — ответил комиссар Гордеев.
Командир разложил на столе карту, разгладил на сгибах и и подвинул к Сережке.
— Ты карту читать умеешь? — спросил Андрюхин.
— Могу. Я в школе географию изучал. И даже сам карту рисовал с нашей деревней и речкой.
— Тоже нужное дело, — улыбаясь, согласился Андрюхин. — Но вот тут дела посложнее. Ну-ка взгляни повнимательней. Сумеешь разобраться?
Сережка нахмурил брови, уставился в карту со множеством паутинок дорог, рек, зеленых пятен, изображающих лесные массивы. Бегло прочитав названия деревень и поселков, разбросанных тут и там, отыскал среди них и свои Вышегоры. Он провел пальцем по голубой узкой ленте реки — все было точно: вот и холм, за ним поля, слева лес, в самой глубине его — кордон лесника.
— Ну как, разобрался? — спросил командир.
— Так точно. Все верно показано. Вот речка, вот хутор, а это наши Вышегоры.
— Узнал, значит!
— Конечно. Я свою деревню всегда отыщу. Только мне сейчас туда не надо, — задумчиво произнес Сережка.
— Это почему же? Разве дома не хочется побывать?
— Хочется. Только делать там нечего. Там, наверное, немцев полно.
— А мы вот с комиссаром Николаем Стефановичем думали тебя в Вышегоры послать. А по пути чтоб в другие деревни заглянул.
— Нет, товарищ командир, я в отряде хочу остаться. Как стал партизаном, то теперь уж до конца должен быть им. Я ведь присягу принимал.
— Понятно. В бой, значит, хочешь? Повоевать?
— Так точно, товарищ командир.
— Ясно. — Андрюхин строго поглядел на Сережку. — А мне вот, боец Корнилов, сейчас совсем другое нужно от тебя. Я хотел поручить тебе ответственное боевое задание. А тебе, видишь ли, не хочется.
— На боевое задание я всегда готов. В любое время, — выпалил Сережка.
— В разведку мы решили тебя послать. Но только без оружия. И скажу откровенно, хотя не очень-то мне хотелось посылать тебя на это опасное задание, другого выхода нет. Взрослого послать — не пройдет. А тебе, может быть, удастся. Понимаешь, нам сейчас точные сведения о немцах нужны. Это очень важно. Есть данные, что враг стягивает свои силы вокруг нас. Вот и надо разведать, где, по каким селам сколько войск расположено, чем вооружены. Понял?
— Так точно, товарищ командир! — ответил. Сережка.
— Выполнишь?
— Да я!.. Я все сделаю, что ни прикажете.
— Хорошо. Слушай меня внимательно. Оружие и обмундирование сдашь командиру взвода. Наденешь на себя другую одежонку. Он уже заготовил. Возьмешь сумку и пойдешь по деревням милостыню собирать. Христа ради просить, значит. Ну, корочку там, кто подаст, картофелину. Ясно?
Сережка приуныл, насупился и недружелюбно взглянул исподлобья на командира.
— Не-е!.. товарищ командир. На такое я не согласный. Я не побирушка. Я пионер. И христарадничать никогда не буду.
Андрюхин и Гордеев переглянулись. Командир встал из-за стола, прошелся молча по землянке, сел рядом с Сережкой и строго сказал:
— Ты только что говорил: «Все сделаю, что прикажете». Вот я и приказываю тебе. Некого мне кроме тебя послать, не-ко-го! Смирнов не окреп еще после ранения.
