Би ДЖЕЙМС - СЛЕЗЫ НА ЛЕПЕСТКАХ РОЗ
Рейф пропустил издевку мимо ушей. Слишком много лет он сталкивался с враждебностью, чтобы переживать по этому поводу. Маив кипела от злости: золотая мечта ускользнула от нее.
– Что за приказы, Маив?
– Вы же обсуждали подарок. Что на этот раз?
Бриллианты? Изумруды? Патрик наверняка крайне щедр – даже если роман не затянулся.
– А если это цветы, Маив?
– Цветы? – Ее красивое лицо удивленно сморщилось. – С чего бы он стал посылать ей одни цветы?
– Потому что роман затянулся. Я даже подозрению, что он только начинается.
Дрожащими пальцами она зажгла очередную сигарету.
– Что ж, может, цветы – для начала, а потом пойдут драгоценности – завтра, послезавтра, через дна дня.
– Ее драгоценностями не возьмешь.
– Возьмешь! – прошипела она, и сигарета полетела прочь. – Но все равно Патрик насытится ею и вернется ко мне.
– Ты же не до такой степени глупа, Маив. Тебе прекрасно известно, что Патрик никогда не возвращается к оставленным пассиям.
– На сей раз – вернется. – Она достала из сумочки бархатную коробочку и положила ее на стол. – А прощальный дар забери, потому что обещаю тебе: он вернется.
– Ты себя переоцениваешь.
– А ты меня недооцениваешь. Патрик оставался со мной дольше, чем с другими женщинами.
– Полгода – не такой уж долгий срок, к тому же Патрик по большей части был в отъезде. – Рейфу было даже жаль эту упрямицу, продолжавшую верить в безотказное действие своих прелестей. Маив – не первая женщина, надеющаяся удержать Патрика, но, пожалуй, переубедить ее будет труднее всех. – Забудь его, Маив, и возьми подарок. – Он подтолкнул коробочку поближе к ней. Внутри ее стукнулись друг о друга рубины, красные – ее любимый цвет. – Считай камушки его щедрым дружеским жестом и наслаждайся ими. Жизнь продолжается, но он не вернется.
– Вернется! – Она в ярости смахнула коробку со стола, и та покатилась по ковру. Послав полную горечи улыбку в сторону выпавшего ожерелья, а затем еще одну – Рейфу, она зашагала к двери. И остановилась, опустив ладонь на ручку. – Ты знаешь его лучше, чем кто-либо, но на этот раз ты ошибаешься.
Привычные звуки рабочего дня заглушили цокот ее каблучков. Рейф поднялся, захлопнул оставленную нараспашку дверь, подобрал сигарету с прожженного ковра и бросил в пепельницу. Поднял и россыпь рубинов в золоте. У стенного сейфа набрал сложную комбинацию цифр и ткнул подарок внутрь.
– Какая прелесть!
Часы только что пробили четыре, все формальности со знакомством улажены, и Джордана, как и обещал Патрику Рейф, стояла на пороге, прижимая к груди его букет. Выдержав долгое путешествие из Атланты, цветы выглядели не так прекрасно, как ему хотелось бы, но, увидев, как она спрятала в них счастливое лицо, он понял, что для нее важно единственное: они от Патрика. Даже если бы она могла увидеть их поникшие головки, ее радость не стала бы меньше.
Рейф начинал понимать околдованность Патрика.
– Четырехчаснички! Он покинул меня таким сердитым – и все-таки не забыл!
– Ну, разумеется, не забыл, – сухо произнесла Рэнди позади нее. – Разве забудешь, что вы с Кэсси с ума сходите по цветам, напоминающим сорняки! Патрик, судя по всему, человек тонкий и проницательный. К тому же, когда это паническое бегство ухудшало память? По мне, так как раз наоборот. Нечистая совесть обычно обостряет ее. – В отличие от Джорданы вовсе не горящая желанием простить беглеца, Рэнди добавила:
– Во всяком случае, я на это надеюсь.
– В этом недоразумении я виновата не меньше.
– Вот как? – Рэнди была настроена скептически. Я почему-то в этом сомневаюсь. Но цветы тем не менее красивый жест. Дай их мне, я поставлю в вазу, а ты пока проведешь нашего гостя в дом.
Джордана привыкла к ворчанью Рэнди. Она лишь улыбнулась и протянула цветы. А затем, подхватив Рейфа под руку как старого друга, провела его в комнату такую же теплую и приветливую, как и ее хозяйка.
– Когда я звонил, то очень опасался, что ты не согласишься меня принять, – произнес Рейф, усаживаясь в кресло напротив нее.
– Почему?
– Потому что мы незнакомы, Джордана, а ты живешь такой таинственной, обособленной жизнью, что незнакомцу встретиться с тобой почти невозможно. А еще потому…, что я знаю человека, с которым ты поссорилась. Патрик ничего не объяснял, но, как я понял, это была не обычная размолвка между влюбленными.
– Да нет же, просто…, недоразумение. Которое легко исправить. Я думала, что Патрику все равно, но эти цветы и твое присутствие здесь доказывают, что это не так. – Если в ее душе и оставались злость или обида, то они растаяли от его заботы, такой же новой она знала – для Патрика, как для нее любовь. Она уже давно не была так счастлива. Улыбка, посланная ею Рейфу, и его одаривала этим счастьем. – Все верно, мы живем уединенно и не принимаем незнакомых людей. Но ты – дело другое. Ты – друг Патрика. Патрик много о тебе рассказывал. У меня такое ощущение, будто я тебя знаю давно.
– Я тоже не считаю тебя незнакомкой. Патрик часто говорил о тебе.
– Правда? – Она восторженно рассмеялась, потом, задумавшись, погрустнела. – Наверное, он говорит о всех своих… – Наклонив голову и стиснув на коленях руки, она снова рассмеялась. На этот раз в ее смехе прозвучало самоосуждение. – Не представляю, как называть женщин в его жизни и…, как называть меня.
– Не нужно их никак называть, Патрик о них вовсе не говорит. Во всяком случае, так, как о тебе.
– Наверное, я просто глупа, но для меня это все слишком ново. Рядом со мной никогда не было такого мужчины. – Она обернулась к нему. Невозможно было поверить, что эти дивные глаза не способны видеть.
– У Патрика не было такой женщины, как ты.
– Потому что я слепая? – В ее вопросе прозвучало лишь желание понять, но никакого смущения.
Рейф видел в ней то, чего не мог не увидеть и Патрик. Искренность, благородство, веру – редчайшие качества, женщине, как думал, исходя из своего опыта, Патрик, совершенно чуждые.
– Зрение тут ни при чем, Джордана. Единственное, что имеет значение, – ты сама. Ты – благородная. В жизни Патрика таких почти не было. Впрочем, женская порядочность мало его заботила, если, конечно, не считать самую первую женщину…
– Самую первую?
– Да. Его мать.
– Она причинила ему боль?
Раздался ожидаемый Рейфом телефонный звонок.
– Это наверняка Патрик, звонит из Лондона. – Посчитав свою миссию выполненной, он поднялся. – А теперь я распрощаюсь.
– Нет. – Ее голос был низким, настойчивым. Рейф? – Она протянула руку по направлению к его голосу. Он взял ее, и она крепко стиснула его пальцы. Не уходи. Я очень многого не понимаю. Помоги мне.
Я не прошу предавать Патрика, мне просто надо кое-что понять.
Телефон настойчиво трезвонил, потом смолк. Рэнди Тейлор в соседней комнате подняла трубку.
Вполне полагаясь на чутье Патрика, Рейф тем не менее опасался встретить здесь пленительную загадку, женщину, изображающую в жизни, как и перед камерой, чистоту и невинность. Он подозревал, что человека, ставшего ему чуть ли не родным братом, водят за нос.
Патрик, страдающий из-за женщины, – невозможно поверить! Но Рейф в это верил.
Сейчас, вглядываясь в ее лицо, он опасался, что от одного неверного шага пострадать могут оба. И если в его силах это предотвратить – надо постараться.
– Хорошо. – Рейф обхватил ее руку обеими ладонями. – Я не уйду. Пока ты болтаешь, я попробую выклянчить у Рэнди того лимонада, от которого Патрик без ума.
Джордана благодарно улыбнулась. Она сняла трубку, и голос ее наполнился радостью:
– Патрик!
Несколько часов спустя, в Лондоне, Патрик мерил шагами гостиную, озирая роскошные апартаменты с видом хищника, угодившего в яркую цирковую клетку.
Зря он ей позвонил. Ведь сносил же он как-то тяжелейшие недели после их разлада – разлада с самим собой, если уж быть предельно честным. Сносил из-за фатальной уверенности, что он собственными руками разрушил всякую надежду стать для нее чем-то иным, кроме как жестоким и ненавистным воспоминанием. Он смирился с этой мыслью, убедил себя, что так даже лучше – болезненным рывком раз и навсегда избавиться от безумия. Но стоило легкому аромату напомнить ему о дурацком цветке, как надежда воспрянула духом.
– Почему ты не возненавидела меня, Джордана? Его вопрос бесплодным эхом отозвался в гулкой комнате. – Ты должна меня ненавидеть! – Но в ней не было ни враждебности, ни даже обиды. Наоборот – признание и своей ошибки. Патрик Маккэлем, потрясенный циник, не доверял чистой женщине так же, как не доверял интриганке.
– Зачем, зачем было ей звонить! – Запустив пальцы в кудри, он снова принялся вышагивать по комнате, ругая себя последними словами. – Вся эта дьявольщина – сплошная нелепость. Я должен был заняться с ней любовью, как только подвернулась оказия. Нужно было взять ее прямо там, в шезлонге у бассейна. Нужно было привезти ее с собой и насладиться ею в полное удовольствие. А потом, получив все, что можно, отправить ее домой с полными карманами драгоценностей. Тогда я не метался бы здесь как больной телок.