Эрик Каплан - Санта действительно существует?
Таким образом, мистицизм авторитетен для человека, но не для человечества. Такая формулировка звучит как хороший компромисс — она демократична, взаимоуважительна, вежлива. На самом деле она улаживает огромную проблему. Потому что есть одна вещь, которую мистики настойчиво пытаются донести: что границы между людьми не существуют. Так что если Джемс прав в том, что авторитетные для мистика вещи несущественны для остальных людей, не означает ли, что мистик ошибается? Как может существовать то, что авторитетно только для кого-то из нас, если мы все едины?
Пропаганда мистического смирения Джемса также, кажется, не отражает отношения мистиков к своим внутренним взглядам. Да, есть неустановленное число молчаливых приверженцев мистических учений, но те мистики, чьи произведения дошли до нас, довольно многословны. Они чрезвычайно активно говорят о необходимости молчания и очень хотят, чтобы все остальные поняли, насколько важны их мысли о самоотверженности. Они утверждают, что добились понимания самых потаенных глубин реальности — серьезная заявка, и не важно, сообщают они это громогласным голосом или застенчиво хихикая. Даже если мистик не утверждает сам: «Я — бог, поклоняйтесь мне» (а некоторые заявляют и такое), их последователи часто говорят: «Ты — бог, мы будем тебе поклоняться» и «Мой гуру — бог, вы должны ему поклоняться» (и в этой настойчивости мистиков обычно трудно остановить20). Последователи таких наставников утверждают, что разница между нами и гуру — как между безумным человеком и здоровым или как между животным и человеком. Если они и не считают это в буквальном смысле магией — а они часто так считают, — то они верят, что их гуру — образец святости, энергии, любви, стойкости и так далее.
На самом деле наличие внутреннего противоречия — еще не признак хорошего человека. В таком случае вы можете быть, и я уже говорил об этом, либо жуликом, дурачащим людей, либо сумасшедшим. Как показал Джордж Оруэлл в романе «1984», нечто похожее на свойственные для мистицизма парадоксы вполне способны проявлять тоталитарные режимы, деятели которых утверждают: «Мир — это война» и «Свобода — это рабство». Если вам хочется почитать что-нибудь не имеющее смысла, но свеженькое, поищите материалы по северокорейской философии чучхе. Последние книги по сайентологии21 показывают, как Рон Хаббард пудрил мозги своим адептам нелогичными поступками и утверждениями, как выбрасывал их с корабля и заставлял скитаться по миру в поисках кладов из предыдущих жизней; Георгий Гурджиев22 также вел себя ужасно по отношению к своим последователям.
Буддисты часто утверждают, что мы становимся менее эгоистичными, когда понимаем, что сами являемся иллюзией. Нагарджуна написал суньяту «Пустота — чрево сострадания». То есть осознание факта, что все самости пусты и взаимосвязаны, должно заставить нас любить и проявлять сострадание. Роберт Турман, первый американец, ставший буддийским монахом (и первый мой учитель), пишет в предисловии к сутре Вималакирти: «[буддийские учителя] рекомендуют культивацию большой любви и великого сострадания, сохраняя при этом общую осведомленность о полном отсутствии чего-то подобного живому существу, страдающему существу, существу в неволе. Короче говоря, они показывают путь к полной недвойственной мудрости и великому состраданию».
Это не обязательно, но, как мы видели при обсуждении Мадхъямаки, определенные допущения возможны. Буддисты скажут, что когда они приспосабливаются — они приспосабливаются к более спокойной, менее сумасшедшей обстановке. Но почему? Не должны ли они приспосабливаться таким образом, чтобы сто процентов тревог и безумия были в начале? Если путь и вправду круг, не должен ли он привести нас в начальную точку?
Турман продолжает: «Мудрость не позволяет нам довольствоваться привычными чувственными объектами (например, “дано” или “там”) и заставляет учиться и практиковаться в вылазках под поверхность видимой “реальности”, чтобы получить абсолютное осознание конечной реальности всех вещей. В то же время великое сострадание не позволяет нам настроить материальную “объективную реальность”, погрузиться в квиетический транс или принять нелогичное релятивистское стремление, но в обязательном порядке заставляет нас действовать самоотверженно».
Аргумент Вималакирти, изложенный Турманом, состоит в том, что понимание пустоты, а затем пустоты пустоты даст нам свободу от навязчивого мышления и сделает нас сострадающими. Но надо учитывать следующее. Когда я слышу, что кто-то кричит «Спасите! Спасите!» из квартиры этажом выше, я — если только я хороший человек — почувствую себя обязанным пойти помочь. Но если это MP3-плеер проигрывает аудиофайл с записью криков «Спасите! Спасите!», а в квартире нет никого, я не должен ничего делать. Не чувствуют ли буддисты нечто подобное: что смысла в неоказании помощи столько же, сколько в ее оказании?
Это не только теория. Если вы перешли к тантрической буддийской йоге перед ужином, посмотрите меню, перед тем как начать. Как говорит «Йогаратнамала» («Ожерелье из йоги»): «Еда и питье должны быть, и от них нельзя отказаться из-за того, что что-то разрешено, а что-то запрещено. Не следует выполнять ритуалы омовения и очищения и избегать вульгарного поведения… Он должен есть все виды мяса… Он любит всех женщин, свободных от предрассудков… Он должен есть пять нектаров, пить ликер из черной патоки, есть ядовитый ним и пить плацентарную жидкость. Он должен есть кислые, сладкие, горькие, горячие, терпкие, соленые, гнилые, свежие и кровавые жидкости вместе со спермой. Из понимания недвойственности знаний следует, что не существует ничего несъедобного. Получив менструальную кровь, он должен поместить ее в чашу из черепа, смешать с мокротой и слизью и, давая клятву, выпить это».
Подобное касается не только диеты. «Вы должны убивать живых существ, говорить ложь, принимать то, что не дано, и использовать чужую жену».
Некоторые из самых приятных тантрических буддистов, например Далай-лама, говорят, что все эти заявления про убийства и блуд — только метафора. Но многие воспринимают их как инструкцию к действию. Лидер тантрического буддизма Осел Тендзин продолжал заниматься сексом, не предохраняясь, уже после того, как узнал, что он заразился ВИЧ. Тем самым он распространял болезнь среди последователей обоего пола. В его организации с этим мирились: будучи высшим духовным существом, превзошедшим дуальность, наместник дхармы делал то, что делал, чтобы открыть сознание своих учеников. Спасибо, учитель!
Еще одна проблема с мистиками состоит вот в чем: даже если они не сторонники авторитаризма, они все равно могут быть глупцами. Когда студент спросил ныне покойного профессора Колумбийского университета Сидни Моргенбессера, согласен ли он с Мао Цзэдуном, что что-то может быть одновременно А и не-А, Сидни сказал: «Я согласен и не согласен». Это означало, что логика и проверка должны помочь нам приблизиться к реальности и улучшить наши убеждения, принять такую точку зрения на противоречия и мистику, которая позволяет не пинать мяч одновременно во все стороны. Если вы хотите знать что-то про диких сумчатых Северной Америки, вам не поможет, если вам скажут, что они то ли есть, то ли их нет; поможет вам, если кто-то скажет, что они существуют. Когда же вы потребуете доказательств, вам предъявят опоссума. Моргенбессер перефразировал Аристотеля, который сказал, что бесполезно спорить с теми, кто не принимает закон противоречия, это все равно, что спорить с овощами. Вы не хотели бы спорить с овощами, равно как не хотели бы оказаться у алтаря с тем, кто скажет: «Я согласен, и я не согласен».
Мистик может оказаться одновременно глупцом и тираном, потому что главное оружие, которое ум может использовать в борьбе с несправедливой властью, это выявление ее внутренних противоречий. И если мистик в ответ скажет «жизнь противоречива» (вторя нашим родителям, которые, устав придумывать оправдания для наказаний, говорили просто «жизнь несправедлива»), он наголову разобьет одну из лучших стратегий сознания, подвергающих сомнению нечестное и несправедливое положение вещей. Стоит отметить, что индийская культура, давшая нам Упанишады, также породила и Шиталу — богиню оспы. Когда индийские дети умирали от этой болезни, их родители ублажали Шиталу и говорили, что ничего сделать нельзя. А потом живший на другом краю Евразии Эдвард Дженнер заметил, что доярки, переболевшие коровьей оспой, не заболевают оспой натуральной, и изобрел прививку — так болезнь была искоренена. Это пример рациональной точки зрения.
Иногда граница между самоотверженной простотой дзена и глупостью очень тонка. Как мы видели, хинаяна учит, что «я» — это иллюзия, и предлагает всем жить как монахам, без имущества, семьи и ужина23, чтобы освободиться от иллюзии самости. По махаяне буддийские монахи создавали психологические структуры, убеждавшие людей, что существует такая великая вещь — свобода от страданий и что ее нужно пытаться достигнуть. Приверженцы махаяны утверждают, что, в то время как они сами делают это, последователи хинаяны культивируют в людях жадность, но дают им нечто новое — щедрость. Тем не менее приверженцы махаяны — все еще буддисты. Они учат людей, как следовать учениям Будды, как одеваться, как медитировать — хотя иногда им проходится задаваться парадоксальным вопросом: «Если я просветлен, зачем я медитирую?» На одном из шагов этого пути некоторые учителя24 начинают говорить, что не нужно не только пытаться достичь ниббаны, но и даже верить в истинность буддизма. Таких учителей легко можно раскритиковать в том же ключе, в котором сторонники махаяны высказываются в отношении сторонников хинаяны: что мы не должны быть нездорово привязаны ни к чему, в том числе к вере в то, что мы не должны быть ни к чему привязаны. В этом месте вы, вероятно, зададитесь вопросом, почему они должны получить микрофон, если, по их собственному мнению, им нечего сказать. Один мой друг увлекался французской философией деконструкции25. Во время наших разговоров он превозносил возможности этого учения, утверждая, что деконструкция способна разобрать сама себя. Я отвечал, что, если деконструкция разбирает сама себя, зачем вообще читать эту скучную толстую книгу? Не лучше ли отправиться на пробежку или потратить время на какую-нибудь из морских историй Патрика О’Брайана26?
