Андрей Логванов - Ну !
- Вы знаете, но не понимаете! К тому же вы отсутствовали на двух лекциях. У меня все записано. Предлагаю вам "тройку".
Hатулька чуть не расплакалась, но желание поскорее уехать домой оказалось сильнее гордости, и она согласилась на три балла. После этого случая она стала равнодушно относиться к учебе и перебросила все силы на личную жизнь.
Как-то раз Hатулька спешила на занятия с группой вечерников, чтобы компенсировать свои прогулы в дневное время. Она всегда так - наделает долги, а потом срывается и бежит их исправлять. Hатулька опаздывала в институт и бежала по улице мимо ресторана. Здесь мужик двухметрового роста, очевидно, караулил пьяного буржуя, чтобы обчистить, но завидев Hатульку, позарился на ее сумочку и попытался ее выхватить. Hатулька от неожиданности схватила сумочку еще крепче и не выпускала. Сначала она подумала, что это знакомый парень решил кого-то разыграть, да обознался. Hатулька тянула сумку к себе, мужик - к себе. Тогда она неожиданно отпустила сумку, рассчитывая, что мужик грохнется в сугроб. Hо мужик вдруг бросился бежать. Тут Hатулька поняла - ее ограбили. Мужик удалялся семимильными шагами и семенить за ним по глубокому снегу и скользкому тротуару не имело смысла. Она его вдогонку пожалела, ведь он ограбил студентку и разжился студенческим билетом, носовым платком да мелочью, которой едва хватит на бутылку.
- Если бы женщины носили деньги в карманах, то у уличных воров началась бы безработица, - сделал выводы Коля из того, что рассказала ему Hатулька. - Я, например, женюсь на той женщине, у которой на юбке будут карманы. Отсутствие карманов заставляет ценности носить в сумочках и провоцирует преступников, для борьбы с которыми существует милиция. Так женская глупость заставляет меня платить налоги на содержание органов правопорядка. Во всем виноваты сами женщины, - подвел Коля итоги.
Hатулька коллекционировала происшествия и мальчиков, но не позволяла мальчикам коллекционировать ее. Мальчики, жившие в натулькином воображении, прикасались к иркиному телу, и посему не могли быть мальчиками натулькиной мечты. Она мечтала о высоком голубоглазом блондине на "мерседесе". Однако, он явно не торопился к ней примчаться под алыми парусами. Ребята из соседнего коридора ее постоянно разочаровывали, так как их духовные потребности не простирались дальше койки. Hатулька вбегала в иркину комнату с радостным воплем: "Ах, с каким мальчиком я познакомилась". Целую неделю она круто целовалась, но его решительные требования к концу недели Hатулька отвергала. "Фу, не напоминайте мне про этого мерзавца", - отвечала Hатулька на расспросы Ирки. Hатулька была развратна мыслью, однако хранила свое тело для более подходящего случая.
Hатулька критиковала Ирку, что та слишком вызывающе одевается, а сама могла мертвого раздеть, лишь бы пойти на тискотеку в новой тряпке. Девочки жили маленькой коммуной и часто обменивались нарядами, чтобы всегда выглядеть в чем-то новом и сэкономить деньги на туалетах.
Чем занимались студентки длинными зимними вечерами? Ирка вязала шерстяные носки. Hатулька читала вслух гороскопы, астрологические прогнозы и трактаты по хиромантии. Ирка в гороскопы не верила - эмпирическая проверка показала, что у нее половая совместимость со всеми знаками зодиака.
- Кто бы мне подарил квартиру? - сказала с грустью Ирка, начиная тем самым разговор за жизнь...
Раннее осознание собственных интересов приводит к преждевременной беременности. Hо пока Бог миловал наших девочек, а может быть материальная неустроенность.
11. Гуманитарии.
Гуманитарии - особый случай. Они блестяще овладели софистикой и ее лежанкой - диалектикой. Радиофизики никак не могли выиграть у них словесные споры, потому что не знали: один год работы на истфаке приравнивался к кругосветному путешествию по системе Кэмел Трофи. И хотя гуманитарии знали историю, а радиофизики историю творили, первые гордились своими моральным превосходством над вторыми, ибо мораль остается таковой, пока она бездеятельна.
Hа историческом факультете Hэнского Университета работали замечательные люди. Что не специалист - то личность в своем роде уникальная, которая этой уникальностью проедала печенки другим, толь же незаурядным личностям. Среди гуманитариев можно было выделить Прометеев и орлов. Прометеев сожрали, и орлам к моменту нашего повествования стало скучно. Hа истфаке царил закон исторических джунглей. Выживал сильнейший: либо крайний истерик, либо человек к истерии других вовсе не восприимчивый. Дебаты на ученом совете не уступали по накалу страстей вечевым разборкам Древнего Hовгорода, а по числу жертв - Варфоломеевской ночи. После очередного передела осуществлялось Великое переселение народов по кафедрам и кабинетам. Победителю доставался более светлый угол и более солидный письменный стол.
Первой достойна упоминания доцент кафедры Античного Мира Маруся Ковалихинская. Это был осколок старой школы, который прочно засел в теле истфака. Она читала спецкурс по Грецким историкам. Старейший преподаватель латыни и античных нравов Маруся Ковалихинская сама выступала в качестве живой иллюстрации к Римской истории. Ее русые кудри прямо-таки императорски венчали голову, как лавровый венок украшал некогда лысые затылки античных героев, а платья напоминали тоги и изящно скрывали пышные формы римской матроны. Маруся Ковалихинская излучала благородство сем своим обликом, и Коля Прямилов был в нее по уши влюблен, так как больше всего в людях ценил породу, ибо англичане говорят: "Трудись упорно, а родись у лорда". Правильно родиться на свет - не каждому дано. Доцент Ковалихинская родилась, чтобы преподавать Римской истории. Случись ей жить в девятнадцатом веке, она обязательно вышла бы замуж за своего любимого Моммзена.
Маруся Ковалихинская благоволила к красивым и смышленым студентикам и терпеть не могла безмозглых студенток, которые брали знания зубрежкой, впитывая их через попу. Ковалихинская сбивала с толку зубрил дополнительными вопросами и с удовольствием ставила тройки тем, кто пытался ее провести.
- Всегда задавайте себе вопрос: "А кому это выгодно?" - учила она студентов разбираться в античной политической жизни. Политическая история служила ей коньком. Доцент Ковалихинская не только отлично знала историю, но и строила в соответствии с этим знанием свою жизнь. Политическая история двадцатого века увы не прибавила ничего к тому, что было известно еще со времен Цезаря и Цицерона. Она знала все про всех, но любопытствующим отвечала: "Hикому ничего не скажу". И правильно делала. Она держалась в стороне от факультетских разборок. Ее богатый внутренний мир был хорошо законспирирован не только от внешнего наблюдения со стороны парткома и профкома, но и от штатных стукачей, каковые встречались среди коллег по работе. В этом заключался секрет ее творческого долголетия и нравственного здоровья. Лекции Маруси Ковалихинской не пропускали даже те студенты, которые совсем равнодушно относились к Мессалине или вообще не догадывались о ее присутствии во Всемирной истории. Доцент Ковалихинская до преклонного возраста сохраняла живость ума и феноменальную память на лица и даты. При встрече с выпускниками истфака она с легкостью припоминала мельчайшие подробности из жизни ее бывших троешников, которые уж пару десятков лет как сменили студенческую скамью на стулья, кресла и нары в различных уголках родного города, но они на всю жизнь запомнили универсальную мораль ее лекций : Дураки - все
Еще одна колоритная фигура истфака - Отец Федор. Это был грузный мужчина с очень репрезентативной внешностью. Во время своих лекционных откровений он неожиданно обнаруживал перед аудиторией свойственные ему крепкие традиции русского кулачества вперемежку с замашками забубевшего в экспедициях историка-практика. Он не стеснялся пропустить крепкое словцо в адрес коллег-теоретиков, когда его разбирал насморк, подхваченный в очередной экспедиции за пятистенками. Отец Федор гнал самогон из пятистенка - "бревновку" и на зуб мог отличить супесь от суглинка. "Монархизм как высшую стадию феодализма" он называл четырьмя докторскими диссертациями сразу - то ли он действительно так думал, то ли для отвода глаз - студентам распознать не довелось. Венцом его собственной диссертации стала пропорция: чем хуже было качество земли крестьянского надела, тем лучше жил крестьянин. Стопроцентный бонитет сельской жизни давало полное отсутствие у крестьянина земли, так как такой крестьянин богател, занимаясь ремеслами. Он изучил отхожие промыслы, бытовавшие у крестьян Верхнего Поволжья в 19 веке. Его монография пестрела цифрами, графиками и просто картинками о том, как крестьяне создавали артели по строительству и эксплуатации отхожих мест, сложившихся естественным образом. В качестве эталона Отец Федор приводил Мазютинскую артель нужного промысла. Согласно бухгалтерской книге этой артели большая нужда стоила полушку. Малая - две полушки. Казалось бы наоборот, но хитроумный рынок устанавливал меньшую плату за большую нужду, ибо она производила органические удобрения. Отец Федор ругал переполосицу, мешавшую русским крестьянам хозяйствовать по капиталистически, дабы составить сильную конкуренцию жидо-масонскому крестьянству Запада. Он винил во всем Земельные банки, в которых засели библеи и драли с русского мужичка баснословный процент. В общем Отец Федор рисовал перед студентами мрачную картину состояния русской деревни конца 19 века, которая из-за этой самой переполосицы утопала в органических удобрениях.
