Владимир Выговский - Огонь юного сердца
Андрей, который привез меня, что-то шепнул кучеру с кнутом в руке, и тот осторожно, как-то боязливо начал будить атамана:
—Батько, батько, люди из села... Батько, проснись. Атаман лениво открыл один глаз.
—К черту!.. Доннер веттер! — выругался он и, повернувшись на правый бок, опять захрапел.
—А может, ты, сынок, мне скажешь, зачем тебе батько атаман? — слащаво обратился ко мне кучер, хитро прижмурив глаз.
—Я хочу, дяденька...
—Ну-ну!..
—Я хочу... хочу проситься к вам... коней пасти,— внезапно соврал я, холодея от страха.
—И это все, парень, что ты хотел сказать батьке атаману? Я кивнул головой.
—Ах ты щенок паршивый!..— Кучер затанцевал от злости.— Отвези его, Андрей, туда, откуда взял, и всыпь хорошенько плеткой, чтоб знал, как по лесу шататься. Ишь ты, пастух нашелся! Марш, черт бы тебя побрал, домой на печь кашу есть!..— И он, замахнувшись, больно стегнул меня кнутом.
Я закричал и что есть духу бросился бежать.
Бежал долго, часто останавливался, прислушивался. Наконец, убедившись, что за мной не гонятся, пошел медленнее.
Шел около часа, если не больше, потом остановился передохнуть. Вокруг была непроглядная тьма. Сосны казал: лохматыми чудовищами, с высоты протянувшими большие, лапчатые руки. Над головой надрывисто кричала какая то ночная птица. Страшно стало мне в этом непроходимом лесу. У меня ни оружия, ни еды. Лес чужой, мрачный. Убегая. Я сбился с дороги и теперь неизвестно куда, в какую сторону идти. И еще, как назло, зажигалку где-то на дороге потерял. Эх, костер бы разложить! Не так страшно и теплее было бы. С огнем даже волки не страшны... Хорошо, что хоть радиограмму сохранил. Но кто знает, где теперь искать тех партизан...
Отсюда недалеко до Городиицы, Олевск — соседний рано Городница!.. Как-то даже странно звучит теперь это назван:: Городница!.. Моя маленькая родная станция, окруженная Лесом. Да, это тот же самый лес... Так чего же мне его бояться? Почему я называю его чужим? В Городнице такие же огромна! сосны и так же пахнет смолой... И такое же болото, откуда тянет сыростью и торфом. Нет, я не должен бояться! Здесь, как и там, растут клюква и грибы. Это наш лес, мой лес! Сколько я о нем мечтал в полтавской степи! С какой радостью я встречал тогда каждое деревце! А теперь почему-то боюсь...
—Нет, нет, это так кажется... Мне совсем не страшно...— прошептал я и несмело присел под темным кустом.
Было, наверное, около полуночи; я насобирал опавших листьев, лег и сразу заснул.
Когда проснулся, было уже утро. Весело светило солнце и щебетали птички. Осмотревшись вокруг, я начал собирать ягоды. Внезапно за кустами послышался шорох. Я спрятался за дерево и, притаившись, увидел позади себя вооруженного человека:
—Стой!
Я вздрогнул от неожиданности и пустился бежать.
—Держи его! Держи! — полетело мне вдогонку,
Словно из-под земли навстречу мне выскочила девушка с автоматом:
—Стой! Стрелять буду!
Я бросился направо. Сразу раздалась автоматная очередь. Я споткнулся и упал. В это мгновение меня схватила девушка.
Ты кто? — спросила она строго.
Никто.
А почему испугался? Откуда ты?
Из Замыслович,— назвал я ближайшее село.
А почему так рано в лесу?
Я... грибы... грибы искал...
Где же твои грибы? Что-то не видно их!
Там... оставил... Я убегал... За мной волк гнался...
Такой маленький, а врать умеешь здорово,— сказал подошедший парень с карабином.— Я сам из Замыслович, но тебя почему-то не знаю. Откуда ты такой, а? Кто тебя подослал? Молчишь? Хорошо. В штаб его! Там он быстро заговорит.
Мне завязали платком глаза и взяли за руку. Долго шли лесом, наконец сняли повязку и я увидел в березовой чаще огромный лагерь. В землянке, куда меня привели, было много народу и очень накурено.
На небольшом столике лежала карта-трехверстка. Над ней низко склонились вооруженные люди, одетые в немецкую, венгерскую, красноармейскую, а то и просто в крестьянскую одежду. Парень, который привел меня, по-военному вытянулся и, обращаясь к седобровому бородачу в командирской гимнастерке, с красными от бессонницы глазами, сказал:
—В зоне «А» задержан. Вел себя подозрительно. Говорит, что он из Замыслович, но я ведь оттуда, у нас таких нет.
От карты оторвалось еще несколько человек. Внезапно один из них, одетый в немецкую форму, впился в меня глазами и протяжно произнес:
—А-а, так это тот, что вчера просился коней пасти. А ну, мальчик, подойди сюда поближе.
Меня кольнуло в сердце: «Попался опять! Попался!» А он продолжал, обращаясь к седобородому:
Я забыл вам рассказать, Иван Дмитриевич, что вчера вечером возле поста номер один, где я сидел под кустом и подслушивал, о чем говорят бандеровцы, видел этого хлопца. Он просился к ним коней пасти. Но те хорошенько его выпороли и прогнали. А сегодня он к нам попал. Здесь что-то подозрительное.
Откуда ты?— спросил меня седобородый.
Из Замысл...
Не обманывай, смотри в глаза. Откуда ты? Кто подослал? А?
Я не знал, что говорить. А признаться не мог, так как неизвестно, к кому я попал. Насупившись, я по привычке шмыгнул носом и молчал.
—Обыскать!— приказал бородач.
Меня обыскали и ничего не нашли — радиограмму я стегнул в руке. Но вдруг тот, что был в немецкой форме, схватил меня за правую руку:
—Стой! А тут что такое? — И он с силой разжал мне кулак Цигарка развернулась, и стали видны цифры. Радиограмму немедленно передали бородачу. «Это, наверное самый старший,— подумал я.— Что теперь будет?»
Бородач нахмурил седые брови и коротко приказал часовому, который все время стоял у входа:
— Радиста!
- Слушаю!
По всему чувствовалось, что я попал к партизанам, однако
после случая с бандитами я не мог отважиться открыть свое
тайну..
Через несколько минут в землянку вошел высокий, строчный, одетый в кожанку радист.
Седобровый протянул мою радиограмму и тихо спросил:
—Что это, по-вашему, товарищ Кудаков?
— Похоже на шифровку. У меня, кажется, такой код ест На нашу первую таблицу похоже.
—Шифровка?! — удивился бородач.—Выведите мальчонку. Меня вывели из землянки и передали какому-то деду с немецким автоматом на груди.
Сев рядом со стариком на бревно, я вздохнул и углубился в свои неспокойные размышления: «Неужто расшифруют радиограмму? Нет, враги, наверное, так скоро не смогут. Это должно быть, партизаны. Как же проверить? «Товарищ Кудаков»,—говорил старший радисту. «Товарищ» — значит, свои А может, это только при мне так? Как спасти радиограмму? Какой же я все-таки неосторожный! Что я скажу Левашову? Скажу... Скажу... Если это бандеровцы, тогда скажешь... на том слое те скажешь! Они теперь так просто, не выпустят».
Дед-конвоир зажег люльку-носогрейку и, глубоко затянувшись дымом, спросил меня:
За что тебя?
Ни за что... Так просто, поймали в лесу и,..
—Так запросто мне под охрану не дают. Шпиён, должно быть? Или украл что, а?
Я рассмеялся.
Ты чего? — насупился дед,
Шпиён! Ха-ха-ха!.. Шпион, дед, надо говорить!
Это по-вашему так, а по-нашему шпиён, надо расстреливать, значится! Вот тогда и посмеешься. Есть хочешь?
Хочу,— вздохнул я.
Тогда пойдем к кухне. Только убегать не вздумай — зажигательными заряженный.— И он нежно погладил свой автомат.
Невдалеке от нас, возле подвод, замаскированных ветками, заиграл баян, и несколько мужских голосов на мотив «Катюши» запели:
Шелестели яблоня и груши,
По садам весенний аромат.
Выходила на берег Катюша
И в руках держала автомат.
Выходила, взором обводила
Над рекой крутые берега —
Партизанка юная следила
За движеньем лютого врага!..
«Партизанка юная следила! Партизанка!..» — значит, это наши! Наши! Не может быть, чтоб враги так пели! Не может быть! Наши!..— Сердце во мне забилось порывисто и часто.— Наши!»
Эх, фашисты-гады, поглядите,
Кто стоит под елью у реки,
Эта девушка — народный мститель, .
Не уйти вам от ее руки!..
Слушая песню, я всматривался в лица тех, которые пели, и внезапно баянист с рыжими усиками, одетый в старую, потрепанную венгерскую форму, показался мне очень знакомым. Я где-то видел этого человека.
—Мед еры! — закричал я, вспомнив того мадьяра, который когда-то жил у деда Остапа.—Медеры! Медеры!
Песня оборвалась. Баянист швырнул на подводу баян и бросился ко мне:
- Кичи?! Петер?!
- Медеры!
Мы, словно братья, обнялись. Дед-конвоир удивленно развел руками и, вздыхая, проговорил:
- Ну и чудо...
- Как вы сюда попали, Медеры?— спросил я, радуясь счастливому случаю.