В. Орлов - Он смеялся последним
— Здесь, товарищи, спецобслуживание: только делегаты, только по талонам. За наличные — вон в тот зал, пожалуйста.
И те сделали вид, что не заметили делегата Кондрата Крапиву.
НОЧНОЕ КИНО
Допущения:
суспензия из фактов истории и анекдота.
Ночь. Ночь простерлась над великой Советской страной. Спали шахтеры Донбасса, рыбаки Каспия, хлеборобы Черноземья, спали новорожденные дети. И светилось лишь одно окно: не спал в Кремле товарищ Сталин.
Он нажал кнопку звонка. В дверь кабинета просунулась лысая голова помощника.
— Товарищ Поскребышев, — попросил вождь, — разбудите и пригласите ко мне товарища Молотова.
Через несколько минут нарком Молотов в халате, застегнутом не на ту пуговицу, стоял в кабинете. Спросонок он никак не мог укрепить на переносице пенсне, оно соскальзывало.
— Вот что, Вячеслав, — размеренно начал вождь. — Говорят, ты заикаешься. Это правда?
— Да, т-товарищ Ст-талин.
— Хорошо, что сразу признался. А знаешь, кто мне это сказал?.. Каганович. Ну ладно, иди. Прости, что ночью побеспокоил.
Ночь. Ночь простерлась над великой Советской страной. Спали оленеводы Чукотки, трактористы Полтавщины, токари заводов Урала, дачники Подмосковья, спали заслуженные и народные артисты. И светилось лишь одно окно: не спал в Кремле товарищ Сталин.
Он нажал кнопку звонка. В дверь кабинета просунулась лысая голова помощника.
— Товарищ Поскребышев, — попросил вождь, — разбудите и пригласите ко мне товарища Кагановича.
Через несколько минут нарком Каганович в тапочках, обутых не на ту ногу, стоял в кабинете.
— Вот что, Лазарь, — размеренно начал вождь. — Говорят, ты — еврей. Это правда?
— Да, товарищ Сталин.
— Хорошо, что сразу признался. А знаешь, кто мне это сказал?.. Молотов. Ну ладно, иди. Прости, что ночью побеспокоил.
Ночь. Ночь простерлась над великой Советской страной. Спали лесорубы Сибири, балерины Большого театра, бакинские нефтяники, спали свободные от вахты моряки-черноморцы. И светилось лишь одно окно: не спал в Кремле товарищ Сталин.
Он размышлял: «Молотов заикается, Каганович — еврей. Надо собрать съезд партии».
Вспомнив предыдущий съезд — в марте прошлого, 39-го, — вождь улыбнулся самому яркому воспоминанию. Тогда артистка из БССР заверяла делегатов: «Мы — пограничная республика и в случае вражеского нападения грудью защитим страну!» Ворошилов тогда облизнулся восхищенно: «Такой, как у нее, грудью, — можно!» А вождь осадил: «Ты с грудью твоей еврейской Розы помолчал бы. Или тебе, Клим, мало еще и балеринок Большого театра?»
Он нажал кнопку звонка. В дверь кабинета просунулась лысая голова помощника.
— Пригласите ко мне товарища Ворошилова, — попросил вождь.
— Он пришел на просмотр. Ждет.
Вошел Ворошилов, не поздоровался — они сегодня виделись, — сел через кресло от Сталина.
— Помнишь, Клим, ту минскую артистку, которая обещала грудью. Помнишь?
Нарком хихикнул.
— Наверное, приедет на декаду. — Вождь черенком трубки очертил грудь, пошутил: — Будет своих белорусов защищать. От Храпченко.
— Приедет, — согласился Ворошилов, — если еще на сцене, если еще поет, если еще.
— Товарищ Поскребышев, что нам Большаков сегодня привез?
— Сейчас позову.
Не успел помощник это произнести, как в дверях возник председатель Комитета по кинематографии.
— Добрый день, товарищ Сталин.
— Какой же «день», Большаков? Ночь над великой Советской страной. Что сегодня смотреть будем?
— «Три мушкетера» с Эрролом Флинном. Вам понравился его Робин Гуд.
— А, тот забияка со шпагой!.. Кто у нас так может фехтовать? Все на экране трактористы, пастухи, парторги. Начинайте.
Под неторопливую мелодию пошли начальные титры фильма.
— Студия «Уорнер Бразерс» представляет фильм «Три мушкетера». В роли д’Артальяна — Эррол Флинн, — сухо читал с экрана переводчик, — мадам Бонасье — Оливия де Хэвилэнд, режиссер — Майкл Кертиц, композитор — Сэмюэль Пок.
— Остановите проектор, — вдруг скомандовал Сталин.
Экран погас, в зале включился свет.
— Отмотайте пленку на начало.
Он нажал кнопку звонка. В дверь кинозала просунулась лысая голова помощника.
— Товарищ Поскребышев, — распорядился вождь, — пошлите машину за композиторами братьями Покрасс.
— Сейчас? — осмелился спросить помощник.
— Мы с вами работаем ночью. Пускай и советские композиторы будут при деле — мы же их ценим, награждаем. Подождем их.
Поскребышев, многоопытный служака, держал тут, рядом, «в сенях» сталинского кабинета всех, кто мог понадобиться по ночному хозяйскому вызову. Но возникали и непредсказуемые ситуации. Вызов братьев Покрасс как раз был из таких.
Сталин спросил, вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь:
— Что можно пока посмотреть интересного?
Председатель Комитета по кинематографии Большаков возник в дверях, не осмеливаясь войти, предложил:
— Из немецкого посольства передали свежий выпуск киножурнала «Ди Дойче Вохеншау». Прикажете демонстрировать?
.Хроника была жуткой: напористые, скалящиеся солдаты Вермахта неумолимо теснили, громили, загоняли за реку Маас военных в хаки, в касках с плоскими полями — высадившихся на материк англичан. Эти несчастные беспорядочно отстреливались, бросали технику — танки, машины, орудия, — поднимали руки, другие бежали к морю, спешно грузились на просевшие баржи: лишь бы быстрее покинуть берег. Море виделось спасением, хотя и на неповоротливые баржи, накренившиеся от перегрузки, пикировали немецкие самолеты. Диктор с победной интонацией упоенно чеканил нескончаемый список трофеев, количество убитых и плененных англичан; часто звучали названия «Маас», «Дюнкерк», «Ла-Манш». Много раз мелькал крупный план: из танкового люка отдавал команды по рации запыленный генерал в круглых солнцезащитных очках, и звучала его фамилия: Роммель.
Включился свет. Сталин, мундштуком трубки поглаживая усы, с ухмылкой обратился к Ворошилову:
— Этот материал англичане нам не прислали. Нам эту хронику передал. товарищ Геббельс. Есть чем хвалиться немцам. И этот их молодой генерал. Роммель — запомним фамилию.
— Запомним, товарищ Сталин, — заверил нарком.
— Клим, а что это за новый танк у англичан?
— Легкий, хилая броня, слабо вооружен, но скорость — прет до девяноста километров! Марку не помню, — бойко отвечал Ворошилов.
— Правильно, нарком: зачем помнить, зачем нам такой танк? По шоссе гонять?
Заглянул помощник.
— Прибыли. Дмитрий и Даниил Покрассы.
Вошли и встали у двери кудрявый, с обозначенным вторым подбородком крепыш Дмитрий и худощавый бледный Даниил.
— Извините, товарищи, что побеспокоил. Недавно показывали американцам фильм «Трактористы» — они после просмотра напевали вашу песенку «Три танкиста». — Сталин махнул трубкой, предлагая братьям места. — А сегодня мы будем смотреть американский фильм.
Затрещал проектор, на экране засветился щит с маркой студии, пошли титры.
Переводчик забормотал:
— Студия «Уорнер Бразерс» представляет фильм «Три мушкетера». В роли д’Артальяна — Эррол Флинн, мадам Бонасье — Оливия де Хэвилэнд, режиссер — Майкл Кертиц, композитор — Сэмюэль Покрасс.
И вот тут Покрассы поняли причину ночного вызова: Сэмюэль — Самуил — их родной брат-эмигрант в США, о чем оба знали, но не указывали ни в одной анкете. Для вождя, оказывается, это не тайна.
.В откровенной декорации, изображавшей якобы средневековый Париж, под песенку «с развалочкой» цокал копытами конь-доходяга, а восседавший на нем актер распевал.
По низу кадра шли титры перевода:
Вари-вари, мечта моя — Париж,
Поэтами воспетый от погребов до крыш!
Шагай туда быстрее, мой верный конь Малыш, —
Туда, где небо всех светлее,
Туда, где вина всех краснее,
Красотки всех милей — туда, в Париж!
Д’Артаньян с тройкой. нет, не мушкетеров, а их слуг, — это была пародийная кинокомедия — искусными трюками дурил гвардейцев кардинала, привычно дрался на шпагах, бражничал, ухлестывал за красотками.
Братья с трудом воспринимали экранное действие; уставившись в затылок Сталина, думали об одном: выпустят ли?
.Госпожа Бонасье укрылась за дощатой калиткой, но в прорези в виде сердечка виднелось ее милое личико. Сердцеед Эррол, прильнув щекой к калитке, сладким баритоном в ритме вальс-бостона сладко пел сладкую мелодию «Май леди».
Фильм, конечно же, чем-то окончился; мелькнул титр «The End». Братья очнулись только когда включился свет и в аппаратной залязгали бобины, опустевшие от прокрученной пленки.
Вождь развернулся к Покрассам, осмотрел одного, перевел взгляд на другого, покачал головой; трубкой через плечо указал на экран.
— А братец-то — талантливей вас. Отдыхайте, товарищи. Извините, что побеспокоил.
Композиторы, подталкивая друг друга, покинули зал.
