Keith Richards - Life
Была еще одна экспедиция в Нэшвилл — записывать с Джорджем Джонсом в студии Bradley Ват дуэт, песню под названием Say It’s Not You, к которой в свое время меня пристрастил Грэм Парсонс. С Джорджем было здорово работать, особенно, конечно, когда у чувака такая прическа. Потрясающий голос. Есть одна цитата из Фрэнка Синатры, где он говорит: «Второй певец у нас в стране—Джордж Джонс…» «Интересно, Фрэнк, а кто же первый?» Мы тогда все ждали и ждали Джорджа, пару часов, по-моему. Я под конец уже пошел за стойку делать коктейли, совсем забыл, что у Джорджа вообще-то воздержание, а что он опаздывает, даже не думал. Я сам опаздывал миллион раз, так что фигня, ничего страшного. И когда он заявился, то кок у него был идеальный. Такая штука просто загляденье, глаз не оторвешь. И при ветре пятьдесят миль в час он все равно стоял идеально. Я потом выяснил, что он тогда долго катался по округе, потому что слегка переживал, как оно со мной пойдет. Он перед встречей начитался всякого и не слишком был уверен, что ему надо со мной работать.
Со стороны кантри у меня близкие контакты с Уилли Нелсоном, и с Мерлом Хаггардом тоже. Я отметился в трех или четырех телефильмах с Уилли и Мерлом. Уилли — фантастический мужик. У него есть парень, который ходит с перевернутой фрисби на пальце и только знай её подкручивает и подкручивает. И доблестный анашист, это да. Ну то есть глаз не успеет продрать. Я с утра подожду хотя бы минут десять. А какие песни пишет! Из сочинителей он один из лучших. Тоже, кстати, из Техаса. Мы с Уилли спелись только так. Я знаю, что его сильно заботит судьба сельского хозяйства в Америке, перспективы мелких фермеров. И большинство того, что мы сделали, было как раз по этому поводу. Большие агроконгломераты подминают все под себя — вот против чего он воюет, и воюет как надо. Уилли — стойкий боец. Не суетится, не мельтешит, остается верным своему делу, что бы ни случилось. До меня постепенно доходило, что я на самом деле вырос под его музыку, потому что он писал песни задолго до того, как сам начал выступать: Crazy, например, или Funny How Time Slips Away. Меня все время прохватывает, так сказать, священный ужас, когда меня просят такие люди — люди, на которых я и без того молился: «Эй, не хочешь со мной поиграть?» Шутишь, да?
Еще случай из той же серии — великолепная сессия, на которую мы собрались дома у Левона Хелма в Вудстоке в 1996-м чтобы записать All the King’s Men, со Скотти Муром, гитаристом Элвиса, и Ди Джеем Фонтаной, его ударником сановского периода200. Это была серьезная история. Одно дело — Rolling Stones, но не ударить в грязь лицом перед людьми, которые вообще тебя сюда привели, — это совсем другое. Этим лабухам не с чего быть добренькими, закрывать глаза на чужую лажу. Они рассчитывают на высший класс, и они его по-любому получат — ты просто не можешь пристроиться к ним, чтобы так, дурака повалять. Команды, которые играют с Джорджем Джонсом и Джерри Ли Льюисом, — это суперигроки, высший эшелон. И ты должен держать планку. Лично меня от этого прет. Я нечасто работаю на кантри-поприще. Но для меня это другая сторона монеты: с одной стороны всегда был блюз, а с другой всегда была кантри-музыка. Да и вообще, это ведь и есть два принципиальных ингредиента рок-н-ролла.
Еще один великий голос и женщина прямо по мне — а также моя невеста на рок-н-ролльной «свадьбе» — Этта Джеймс. Она записывается аж с начала 1950-х, когда еще пела ду-воп. С тех пор она где только не отметилась. У нее один из тех голосов, который, если ты слышал его по радио, а потом видел пластинку Этты Джеймс в магазине, — ты сразу эту пластинку покупал. Он сама покупала тебя с потрохами. И 14 июня 1978 года мы с ней сыграли. Она была на одной афише со Stones в Capital Theater в Пассеике, штат Нью-Джерси. Добавлю, что Этта была торчком. Так что определенное взаимопонимание возникло у нас практически моментально. Кажется, в то время она была в завязке. Но это на самом деле неважно. Раз взглянуть в глаза — этого двум торчкам хватит, чтоб признать друг друга. Невероятно сильная женщина с голосом, который мог увести тебя что на небо, что в преисподнюю. И мы стали тереться вместе в гримерке и, как все бывшие торчки, говорили про наркоманию. Что, да как, да почему — обычные такие самокопания. Все закончилось закулисной свадьбой, которая по понятиям шоу бизнеса значит: ты как бы женишься, но не на самом деле. Вы обмениваетесь клятвами и все такое прочее, стоя на ступеньках которые идут за сценой. Она вручила мне кольцо, я вручил кольцо, и в этот момент, кстати, решил, что её зовут Этта Ричардс. Она поймет, о чем я говорю.
Когда родились Теодора и Александра, мы с Патти жили в квартире на Четвертой улице в Нью-Йорке, и нам показалось, что это не лучшее место, чтобы растить детей. Поэтому мы снялись и поехали в Коннектикут, начали строить дом на участке, который я купил. Ландшафт там не очень отличается от Центрального парка в Нью-Йорке: громадные щиты и валуны серого сланца и гранита, которые выступают из земли, и вокруг плотный лес. Нам пришлось взрывать породу тоннами, чтобы поставить фундамент, отсюда и мое прозвание для этого дома: Камелот-Деньгоглот.
Google Map: Дом в Коннектикуте
Мы въехали в него только в 1991-м. Дом стоит на границе природного заповедника, который давным-давно был местом индейских захоронении и богатыми охотничьими угодьями для ирокезов, и в лесу здесь такое первобытное спокойствие, что для духов предков — в самый раз. У меня есть ключ, который отпирает ворота из сада в лес, и мы ходим туда на прогулки, бродим повсюду. В лесу есть очень глубокое озеро с водопадом. Я там оказался однажды с Джорджем Ресили, когда мы вместе работали году эдак в 2001-м. Рыбалкой там заниматься вроде как не положено, поэтому мы, как Том Сойер с Гекльберрифинном, тайком прокрались, специально чтобы наловить таких офигенных рыб, которые называются оскарами, — крупная рыба и очень вкусная. Джордж — спец по рыбалке, и он сказал, что оскары нигде севернее Джорджии водиться не должны. А я говорю: давай еще раз забросим! И неожиданно у меня со страшной силой потянуло. И тут как вылезет эта огромная кайманова черепаха, как бык, вся зеленая и склизкая, и прет на нас с моей рыбиной во рту! Это было как столкнуться нос к носу с динозавром. Ужас на лице что у меня, что у Джорджа — жалко, фотоаппарата не было. А эта хреновина уже собирается нападать — у нее шея вытягивается фута на три или четыре, и она огроменная, и лет ей, наверное, сотни три. Мы с Джорджем тут же превратились обратно в пещерных людей. Боженьки мои! Это же уёбище шутки не шутит. Я бросил удочку, подобрал какой-то камень и как садану ей по панцирю. «К чертям собачьим, старуха, или ты, или я». Они ведь злобные твари, могут тебе запросто ступню откусить. И тогда она попятилась обратно. Чудища, которые прячутся в глубинах, необъятные и древние, — вот кто пугает по-настоящему, аж до костей пробирает. Эта черепашина так давно отсиживалась у себя на дне, наверное, что последний раз, когда выбиралась на сушу, видела еще ирокезов.
Помимо браконьерства, которым я с тех пор бросил заниматься, я веду вполне джентльменскую жизнь. Слушаю Моцарта, много-много читаю. Я поглощаю книги пачками. Могу читать что угодно. И, если мне книга не нравится, я её спокойно бросаю. Что касается художественной литературы, то для меня это Джордж МакДональд и Патрик О’Брайан. Я влюбился в его стиль с первого раза, с самого «Хозяина морей». Не столько из-за Англии времен Нельсона и наполеоновских войн, сколько из-за человеческих отношений. Есть у него эта основа. И конечно же, когда у тебя герои одни посреди чертова океана, все становится виднее. Просто великолепные описания характеров, которые до сих пор сидят у меня в голове. Это история о дружбе, товариществе. Джек Обри и Стивен Мэтьюрин всегда мне немного напоминают Мика и меня. История, в первую очередь британские военно-морские силы в тот период, — это мой конек. Армия в те дни ничего особенного не представляла. Интересное — это как раз флот, парни, которых тащили туда против воли знаменитый «пресс». Чтоб такая машина работала, нужно было сколотить из кучи упирающегося народа исправную команду, и здесь я вспоминаю Rolling Stones. У меня всегда какое-то историческое чтиво в руках. Эпоха Нельсона и Вторая мировая занимают верхние позиции в списке, но я не брезгую и древнеримскими делами и кое-чем из британского колониального периода — «Большая игра»201 и все такое. У меня неплохая библиотека дома, где множество таких томов, с полками из темного дерева, которые доходят до потолка. Здесь мое укромное место, и здесь же со мной приключилась одна неприятность.
Никто мне не верит, когда я говорю, что просто искал анатомический атлас Леонардо да Винчи. Книга немаленькая, а все большие тома запиханы у меня под самый потолок. Я достал стремянку и полез наверх. Полки держатся на таких маленьких штырьках, а на полках сверху тяжеленные томищи. И когда я дотронулся до полки, штырек выпал, и вся ебаная груда книг полетела прямо мне в лицо. Бах! Я шмякнулся о письменный стол башкой и отрубился. Очнулся неизвестно сколько времени спустя, наверное, полчаса, и все болит. Прихватывает — ой-ой-ой. А вокруг меня огромные тома. Я бы посмеялся над иронией ситуации, только никак, потому что слишком больно. Хотел про анатомию справиться, говоришь: «Я вскарабкался по лестнице на второй этаж, еле дышал. Я просто думал, поднимусь к жене и погляжу, как оно будет поутру. Поутру стало еще хуже. Патти спрашивает: «Что случилось?» «Да так, упал. Всё нормально». Но дышу все равно с трудом. Три дня я тянул, пока не сказал Патти: «Родная, надо мне, наверное, съездить провериться». И оказалось, что ничего у меня не нормально: проткнул себе легкое. Наш европейский тур, который уже планировалось начать в Берлине в мае 1998-го, отложили на месяц — один из редчайших случаев, когда из-за меня задержали гастроли.
