Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
Тот понимающе кивнул. Саппивок вряд ли знал подробности падения Леонтоде, но свои трудности с наркотическими средствами, похоже, имелись и на западном материке. Повеяло холодом. В шатер просунулась длинная морда с большим черным носом, опущенным долу. За мордой последовал остальной Хан. Пес подошел к Тире, ткнулся носом в протянутую руку, затем потрусил к Длинному Хвосту. Оба зверя уважительно обнюхали друг друга. Раздвинув половинки полога, висевшего у входа в шатер, вовнутрь боком проскользнул Горм, за ним - воин и ремесленник Каппи. Последний, поклонившись Тире, стал шептать что-то на ухо Ормхильд. Горм был более обыкновения сумрачен.
- У конунга завелся в голове новый таракан, - пояснил он. - Да пребольшой.
Метафора была низменной и неприятно-скребучей, но довольно точной:
- Заморское золото, что мой зять в Энгульсее потратил, крепко Йормунреку в голову ударило. Гуталанд дань, считай, не платит, с податью из Свитьи тоже перебои, так наш владыка решил на Энгульсей теперь пойти.
- В этом есть смысл, - решила Тира. - Остров легче удержать, у его владычицы нет сильного флота, войско невелико и ослаблено набегами с севера.
- Дротнинг, ярл, я отлучусь ненадолго? - Ормхильд положила рукоделие на кресло и выскользнула из шатра, Каппи за ней.
- Про набеги с севера Йормунрек, сдается мне, знает из первых уст. Но Энгульсей - только начало. Дальше он хочет построить флот и на Винланд идти, - судя по выражению лица танского епарха, эта мысль сильно его беспокоила.
- Плохое дело, совсем плохое, - по-тански пожаловался Саппивок. - От его колдовства и отсюда одна беда. Лед тает, медведи тонут...
- Погоди ты про лед да про медведей, скажи лучше - сколько времени нужно, чтоб там оборону наладить? Я думаю, может, Неррета с дюжиной дружинников послать к Гирду в Трегорланд, чтоб оттуда прямиком на запад пошли, Фрамиборг предупредить?
- Гормярл, - повернувшись в сторону носителя плохих вестей, мистик пожал плечами, отчего две рыбообразных формы у него на спине взмахнули хвостами. - Оборону наладить не получится.
- Как не получится? Ты копьем кита убил! Ксахе... Кма... зять медведей голыми руками душит!
- Мы охотники. Мы рыбаки. Мы не воины. Воина надо с детства выращивать.
И Тира, и Горм в согласии кивнули. Мистик сел на складной стул, уперев локти в колени, и с необычным для себя унынием закончил:
- Йормунрек придет, мы уйдем. Зачем оставаться, если лед тает, медведи тонут, косатки выдр едят...
- А шесть племен? - спросил епарх. - У них вроде и мечи есть?
- Бронзовые, - напомнила Тира.
- Но что-то сделать, может, надо, - вдруг решил теомант. - Пойду с учеником поговорю. Будем с духами совет держать.
Ни с кем не прощаясь (в языке Инну не было слов ни для приветствия, ни для прощания), мистик поднялся, нырнул в меховое одеяние с клобуком и без разреза спереди или сзади, щелкнул языком, и вышел из шатра. Выдра спрыгнула с подушки на покрытый коврами поверх шкур пол и покосолапила за ним.
- Йирр? - раздалось снаружи.
Хан вопросительно взглянул на хозяина.
- Иди, пёса, поиграй с белой собачкой.
Обращение ярла к животному было довольно трогательным, особенно если учесть, что «пёса» с чудовищными клыками убил больше воинов, чем средний васмулон после двадцати лет службы, а «собачка,» с которой он радостно побежал играть, уже вымахала с волка ростом, не до конца выйдя из щенячьего состояния. Горм и Тира неожиданно оказались вдвоем.
- Откровенность за откровенность, - епарх опустился на тот же складной стул. - Ты три раза упустила возможность убить Йормунрека. Я ему два раза жизнь спас. Первый раз, под конец боя с Реккаредом. Второй раз, три дня назад, когда мы шли сюда, остановились на ночь, а Хамдир и Сёрли напали на лагерь.
- Братья Ильдисунны?
Сын архона кивнул:
- Сплю, сон смотрю, вдруг Хан как залает. Отличные были воины, подошли из-под ветра. Пес их не почуял, только услышал, когда шатер резали. Просыпаюсь, а меня уже кто-то мечом рубит. По полу прокатился ему в ноги, бросил шлем в лицо. Не ранил, только отвлек, успел свой меч подобрать. Махнул прямо в ножнах, ножны второго по затылку шлепнули. Он начал поворачиваться, тут Йормунрек его топором и достал. Шатер походный, маленький, темно, топором орудовать не с руки, но ухитрился. Руку, правда, неловко держал, подставился. Первый конунга по предплечью рубанул, сам открылся снизу, я сразу мечом в пах. А промедли, может, Сёрли, это вроде Сёрли был, еще б ударить успел.
Ярл явно находился в смятении. Довольно легко было понять, что повергло его в это состояние - где северяне точно предпочитали простоту, так это в боевом товариществе. Скорее всего, Горма беспокоила не только мысль о том, что он мог извлечь выгоду, нарушив негласные законы братства воинов, но даже то, что эта мысль осмелилась прийти ему в голову.
Тира придвинулась поближе и взяла епарха за правую руку, снизу проведя кончиками пальцев по его ладони. Ощущение живой твердости, тепла, и шероховатости напомнило ей о нагретой солнцем буковой коре.
- А что за сон ты смотрел? - спросила она.
От неожиданности, ярл рассмеялся.
- Зеленый луг, дерево, колодец, три девы прядут, одна другой краше. Средняя на тебя похожа, только волосы и брови посветлее. Те же девы с пряжей, веретенами, и ножницами мне уже мерещились пару раз, всегда на шаг от погибели, и сдается мне, что это Норны.
Тира тряхнула кудрями, вспоминая. Норнами в мифологии севера назывались три богини, державшие в своих руках нити судеб и смертных, и богов. Мистики орфического толка называли троицу Мойрами. Горм продолжал:
- Рассказывают, что одна должна быть юной девой, другая цветущей молодкой, а третья - почтенной старой женщиной, но мне все три показались одного возраста, на третьем десятке. У той, что слева от меня сидела, правда, перси маленькие, у правой большие, а у той, что посередине сидела...
Епарх отчего-то замялся.
- Средние, - подсказала Тира. - По нашему мифу, эти богини - сестры, так что возрастом должны быть близки.
- Точно, - сын архона Танемарка благодарно взглянул на собеседницу и накрыл ее правую кисть, все еще лежавшую на его руке, своей левой. - Первая дева... если это Норны, Скульд, наверное, укололась веретеном. Кровью капнула на одну нить пряжи. Взяла ножницы, попробовала вырезать испорченное место, а ножницы не берут. Передала средней деве, Верд, та тоже попробовала, ножницы, что ли, у них заело... Тут она меня заметила, и говорит: «У тебя меч при себе? Сейчас как раз пригодится.» Тут Хан залаял, и я проснулся.
Тира заметила, что ее кисть лежит на плече Горма, да и его левая рука переместилась, теперь бережно обнимая ее стан. Смотря друг другу в глаза, анасса и ярл сблизили лица, так что губы вот-вот должны были соприкоснуться (а носы, между прочим, уже вовсю соприкасались).
- Нам нельзя друг к другу привязываться, - епарх вдруг отшатнулся. - Всей жизни нашей, может, недели отмерены, Йормунрек прознает, такое глумление устроит, все его предыдущие забавы детским розыгрышем покажутся.
- Мудро ты говоришь, Плагго бы согласился. Но если нашей жизни и вправду недели отмерены, незачем добавлять к списку того, что не сделали, да пожалели.
Тира притянула Горма обратно за ворот туники.
- Что-о? - рука Гудбранда хлопнула по груди пластинчатого доспеха, пальцы сомкнулись вокруг оправленного в серебро куска янтаря, вырезанного наподобие ячменного колоса. - Проклятие Одина?
Вместо ответа, Тинд закашлялся. Его скулы над редкой рыжеватой бородой позеленели, воин скрючился, привалившись к борту Лося Земли Лебедей, и громко принес дурнопахнущую жертву Эгиру, к сожалению попутчиков, только отчасти принятую морем.
- Как ему от гнева Больверка-то вштырило, - глядя на шмякнувшиеся на настил брызги, сказал один из кочегаров, опасливо называя мстительного бога иносказательным именем (впрочем, довольно нелестным - «радетель зла»). - В блевотине кровь.
- Да нет, это от давешней танской стрелы. Каждую весну и каждую зиму кровью кашляю, - поделился слегка менее зеленый Тинд.
- Проклятие, - напомнил ярл. - Почему не рассказал, прежде чем на корабль вступить?
- Моряки... До чего же вы народ суеверный, - про́клятый распрямился и обтер бороду рукавом.
- Понятное дело, суем и верим, - усмехнулся темноволосый Кормак, стараясь держаться против ветра от Тинда.
Гудбранд кисло посмотрел на молодого скальда, вопреки воле отца приплывшего искать приключений из Туле.
- Шути, шути, вот вздрючит нас всех Йормунрек на крючья, как в Трегорланд вернемся, тогда не пошутишь, - прохрипел Даг.
- За что это? - опешил Кормак.
- Пять кораблей послал конунг за данью в Свитью. Все серебро, что собрали, на одном нашем везем, - пояснил несладкогласый старец. - А олова альвов вообще взяли всего ничего.
- А на что конунгу олово альвов? - спросил скальд.
- Вот до этого станешь допытываться, точно висеть тебе на крюке, - обнадежил товарища Буи, бывший йомс. - А за маленькую дань конунг не накажет - нам велел, мы сделали, а что Хакон Хаконссон вдруг объявился и восстание поднял, то не наша вина. Йормунрек в гневе страшен, но справедлив.
