Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
- И что же мы видим? - ярл указал в сторону кораблей, споро приближавшихся вдоль энгульсейского берега.
- Купцы говорили, винландский ярл на каждой энгульсейской верфи заказал по кнорру, - напомнил Родульф.
- Если это кнорры, то я Кром на панцирном единороге, - заключил Горм.
У прав и́ла среднего корабля стоял вроде бы знакомый старец с окладистой бородой. Рычаг держал воин чужеземного вида, с темными волосами, заплетенными в косы. Каждый из приближавшихся кораблей был немного меньше Кормильца Воронов, но с бортами повыше и, судя по всему, с паровым ходом еще быстрее. К тому же, в их топках горел добрый энгульсейский уголь, а не полусырая трегорландская сосна.
- Похоже, в шаре гардарский порох, - предположил Кнур, рассматривая заряд одного из камнеметов через старую добрую трубу на треноге. - Они так и не прознали?
- Вроде нет, - сказал Родульф. - Удами вялые, умами траченные дроттары какого-то стыдозамшелого зверингардского жреца выкрали и запытали, тот, ясно, не сказал ничего путного.
- Трудно раскрыть тайну, когда тайны нет, - позлорадствовал Кнур. - Вот как Йормунреку расправа над кузнецами-то икается.
- Сейчас ему вообще всё икнется, - радостно сказал Щеня.
- Правда, и нас заодно убьют, - несколько менее весело заметил Горм.
Сравнительно недавно, подобная возможность заботила бы его существенно меньше. Ярл оторвался от трубы и глянул по сторонам. Он и три товарища стояли перед мачтой Соснового Коня, шедшего на западном крыле флота, заметно позади Кормильца Воронов. Левее от Коня по ходу, строй кораблей завершал Осел Отлива.
- Как они подгадали здесь очутиться? - спросил Горма Родульф.
- А я почем знаю?
- Тролли в мамонтовой задроте меня утопи, это флот твоего удопихливого зятя, или чей?
- Если и моего, толку-то? Я его ни разу не встречал. Хотя... По логике вещей, - ярл не удержался и ввернул новое словцо, - вряд ли стоит корабли нового образца сразу посылать через море. Сперва надо слабину из снастей выбрать, щели найти, законопатить. А между Энгульсеем и Трегорландом как раз вода как зеркало, даже ранней весной. Да и ватагам время нужно, чтоб сработаться...
Горм вновь глянул в трубу. По вантам корабля с медведем споро лезли меднокожие молодцы в замшевых штанах и рубахах. Крайний справа боевой кнорр замедлил ход, в то время как самый левый, с волком, ускорился, пыхнув дымом из труб. Ярл сделал единственно возможный вывод:
- Сейчас гуськом выстроятся и наперерез пойдут.
- Кошки готовить? - Родульф не выказывал обычной радости в предвкушении боя.
- Готовь, не готовь, их камнеметы наш саженей, поди, на пятьдесят-сто перекроют, - Кнур что-то чертил кончиком ножа на прямоугольном куске аспидного сланца. - Дерева у них толще, вершков пять против наших трех, стало, жилы вдвое с лишним потягловитее, да и выше стоят.
- А те, что на Кормильце Воронов? - спросил Горм.
- Там разница не такая большая, мне с ходу не прикинуть. Но сам рассуди...
- Твоя правда, Йормунрековых четыре против энгульсейских двадцати.
Над морем раздался низкий хриплый рёв, словно какое-то стародавнее чудовище всплыло из пучины на поверхность, бросая вызов сопернику за право обладания благосклонностью длинношеей чешуйчатой самки длиной с кнорр. К первой морской твари прибавили голоса еще четыре. Одновременно, Горм почувствовал, что кто-то пытается отнять у него зрительную трубу.
- Это что ж, они еще и морских змеев прикормили? - справился Родульф.
- Нет, тут умельческий замысел виден, не иначе, сам Бельдан руку приложил, - Кнур прильнул к выхваченному у ярла после недолгого сопротивления устройству. - Лепота! Часть пара отвели через рог!
- Белый щит! - закричал с мачты Хани.
Ярл отнял трубу обратно и повернул ее в направлении окованного железом корабля конунга, ненароком сбив резкость. Впрочем, белое пятно на черном форштевне было и так очевидно.
- Родульф, отбой кошкам, белый щит, - Хёрдакнутссон отвалил бухту конопляного каната, поднял с настила покрытый местами облупленными свинцовыми белилами деревянный круг, и сам перекинул его через борт, держа за кожаный ремень, чтобы Гирд на Осле увидел.
- Энгульсейцы то же вешают, - сообщил вновь прильнувший к трубе Кнур.
Пять высоких двухмачтовых кораблей, на парах и под парусами приближавшихся с северо-востока к Йормунрековым тридцати, завершили перестроение, но вместо движения навстречу, продолжили поворот, готовясь пересечь направление ветра. Ярл вновь скользнул трубой вдоль борта боевого кнорра с серебряным морским змеем, жрущим коня Слейпнира. Блеснуло стекло - седобородый кормчий, стоявший позади зрительного устройства раза в четыре побольше Гормова, и висевшего на цепях под железной треногой, разглядывал Соснового Коня. Старец помахал рукой. Хёрдакнутссон наконец узнал Рагнарова шкипера Фьори, и помахал в ответ.
- Не верят нам, псы Хель их крой в безлунную ночь через три гнилых савана, уходят, - заметил Родульф.
- А что так? Сила ж на их стороне? - удивился кузнец.
- Не сила, а дальность. У нас больше тысячи воинов, у них, может, семьсот пятьдесят, и из них часть сильно зеленых, - объяснил ярл, наблюдая за тем, как один из шкотовых на борту медвежьего корабля зазевался и чуть не вылетел за борт, вовремя не дав своей снасти слабину. - Сблизимся, всяко может выйти. Как Сын Лысого от Витбира до Туле всем раструбил про Йормунреков неправедный суд, нашему конунгу в переговорах веры нет.
Зверь на соседней ветке посмотрел на Хакона желтыми глазами, поднял пушистую лапу с черными подушечками на пальцах, сложил в кулак, затем распрямил указательный палец с когтем на конце и коснулся им кончика собственной морды. Ученику Бельдана ничего не оставалось, как приложить палец к губам и кивнуть. Положение, в котором он находился, было крайне неудобным для ног и для спины и уязвительным для достоинства - прятаться с Нафни и тремя ниссе (если это были ниссе) в ветвях великанской сосны, в то время как по лесу внизу шествовали тролли.
День начинался обнадеживающе. Накануне, за пару часов до рассвета, вернулись ямты-разведчики, вроде бы нашедшие селитряницу, где под присмотром дроттаров рабы с вырванными языками приготавливали из дерьма летучих мышей, конской мочи, березовой золы, и прочей дряни белую смесь, шедшую на начинку громовых бочек. Хакон взял Нафни и отправился в направлении, указанном низкорослыми лесовиками, чтобы определить наилучший порядок для выведения производства из строя. Селитряница оказалась спрятана на краю Хёрдаланда, рядом с обрывом, которым кончалась большая возвышенность с верхушкой, плоско срезанной ледниками, мало чем примечательная, кроме стад диких оленей и прорвы рябчиков. Трудность заключалась в том, что добраться до срубов под крутыми крышами, где хранилась готовая селитра, можно было или снизу, для чего требовалось всего-навсего залезть саженей сто пятьдесят по отвесной голой скале, или со стороны реки Маан, текшей в ущелье глубиной всего в две трети высоты скалы. Через ущелье, правда, шел мост, но его днем и ночью охраняли воины, ходившие взад-вперед по настилу и сидевшие в сторожевой башне. Нафни предложил спрятаться в одном из возов с дерьмом, исправно прибывавших с юга, но поскольку выяснилось, что охрана под пристальным взглядом дроттара остервенело тычет в пахучий груз особо для того отведенными копьями, от этого замысла, к счастью, пришлось отказаться. Само, жившие на плоскогорье до того, как их изгнали Йормунрековы дружинники, рассказывали, что задолго до постройки моста, в ущелье была проложена тропа, заканчивавшаяся бродом через реку, где ловился «во-от такой» (следовало раздвигание рук) лосось.
Хакону и Нафни удалось, не привлекая внимания стражей, спуститься к воде. Рыба в реке и правда водилась - молодому тану удалось вытащить из-под нависшего над берегом камня здоровенного налима. На «тропе,» правда, не разминулись бы две горных козы, а попытка в одиночку перейти «брод» без страховки веревками с берега выглядела, как один из менее приятных способов самоубийства. Но полудюжина ловких и надлежаще оснащенных молодцов вполне могла достичь дальнего края ущелья, где виднелись ряды селитряных куч, жалкие полуземлянки рабов, виселица, построенная за неимением подходящего священного дерева, дома поприличнее, где жили дроттары и дружинники, и наконец, высокие двойные срубы, где хранились бочки с селитрой. Разведчики заметили, что запряженные лосями телеги с дерьмом, известью, и так далее шли на юг порожняком - видимо, за селитрой время от времени приходил охраняемый поезд. Оставалось вернуться под ночь с хорошо отобранным отрядом, медленно и почти без дыма горящими фитилями, и перетопленным тюленьим салом для облегчения поджига дерева, тихо снять часовых, запалить срубы, и наблюдать за последующим светопреставлением с безопасного расстояния.
