разведка - ИВАН БОРОДУЛИН
От дружного взрыва хохота чуть не обрушилась землянка.
Посыпались вопросы.
— Милый, ай рехнулся?
— Сам додумался иль помогал кто?
PAGE75
— Ты что ж, всерьез полагаешь, что немец, если он оленинки захочет, промахнется? Что он — дурак, твой немец?
— Я так думаю, товарищи, — серьезным тоном начал капитан Терещенко. — В штабе дивизии есть два оленя. Одного из них в обмен на «языка» генерал Ху-далов нам уступит. Чучело сделаем, но полезут в него не двое, а один человек — Негода.
— А чого це я? — возмутился Негода.
— Твой план, тебе и выполнять, — пожал плечами капитан.
— Ни полизу одын, — все еще не понимал шутки Негода, — у мэнэ ро плану два чоловика.
— А ты кольчугу схитри, Коля, чтоб пуля не брала.
— Зачем кольчуга? — подхватил Ромахин.— Чугун на голову, а на зад каску.
Но в развеселившем всех плане Негоды была дельная мысль — выйти на нейтральную полосу и выманить туда гитлеровцев, но, конечно, не для того, чтобы брать «языка», а под пули наших снайперов.
Балухин, которому я высказал свои соображения, идею одобрил и поручил мне самому заняться оборудованием снайперских позиций.
Не знаю, откуда проведал о нашей затее капитан Терещенко, но через даа дня он пригласил меня и вручил снайперскую винтовку, которая кроме оптического прицела была снабжена глушителем. Раньше я никогда не видел бесшумного огнестрельного ружья и, конечно, обрадовался, как мальчишка. Но капитан тут же охладил мой восторг, объявив, что винтовка стреляет не больше чем на 200 метров — вести прицельный огонь на большее расстояние не позволяет как раз то самое мортирное устройство, поглощающее звук.
PAGE76
Честно говоря, сначала я не поверил капитану и, выйдя от него, сразу же принялся испытывать чудо-винтовку на дальность и точность стрельбы. Капитан ошибся насчет двухсот метров — как мы ни бились с Балухиным, но так и не могли попасть в щит, установленный в 170 метрах . Зато выстрел происходил как-то странно: вме-с то привычного грохота мы слышали щелчок затвора и легкое посвистывание пули. Здорово!
— Что ж, — сказал Балухин, — полторы сотни метров тоже не фунт изюму. Можно сидеть у фрицев под носом и бить их из этой штучки как миленьких.
Двое суток мы вели наблюдение за высотой Горелой, расположенной чуть правее сопки Расохинской. Горелая привлекала наше внимание потому, что находилась за длинным мелким озерцем по имени Крокодил. Пройти к высоте можно было лишь через узкий, в 30—40 метров, и, конечно же, пристрелянный немцами перешеек. Естественно, что немцы чувствовали себя за озером как у бога за пазухой и, по нашим расчетам, никак не могли ждать нападения.
К вечеру третьего дня мы "заметили, что в долины между склонами опускается разбавленное молоко тумана. Первые предосенние туманы в Заполярье— плотные, густые, укрывиетые, и мы знали, что гитлеровцы не амедлят воспользоваться ими, чтобы подлатать свою с борону. Спустя час Плугова, Ромахин, Дорофеев и я уже были в засаде перед высотой Челнок. Эта сопка находилась ближе всех к нашим позициям и чаще других подвергалась минометному обстрелу. Проволочные заграждения перед ней всегда оказывались разрушенными, и фашисты стремились быстрее восстановить их.
Укрывшись за большими валунами, мы увидели, как из вражеских траншей вылезла чуть не рота гитлеров-
77
цев. Большинство из них занялось минированием подходов к проволочным заграждениям метрах в 100—120 от нашей засады. Солдаты работали спокойно и деловито.
Решаем стрелять только из «бесшумки», чтобы как следует проверить винтовку в деле.
Ловлю в прицел фигуру гитлеровца с лопатой, нажимаю на спусковой курок и аижу, как немец, извернувшись винтом, оседает на землю. Двое других бросились к упавшему, склонились над ним. Стреляю еще раза два подряд — фашисты падают, но один из них успевает сделать несколько шагов и что-то крикнуть. Испуганные гитлеровцы гурьбой кинулись к своим траншеям. Двое из них не добежали — их свалили пули, посланные из «бесшумки» Сашей Плуговой.
Итак, начало было хорошим— за две минуты пять фрицев.
Прошло немного времени, и фашисты начали осторожно выглядывать из-за бруствера, потом двое из них, осмелее, вышли и поочередно утащили в траншею убитых. Мы не стреляли, полагая, что немцы, успокоившись, снова начнут работы. И не ошиблись. Но на этот раз из окопов вышло, по точному счету, одиннадцать солдат. Ваня Ромахин сделал пять неслышных выстрелов — и еще пять немцев отправились к праотцам. Подбирать их трупы уже никто не решился до самой темноты.
Мы лежали в засаде всю ночь, надеясь на утреннюю охоту, но рассвет был ясным, без тумана, немцы не показывались, и наша группа вернулась к своим.
Едва добравшись до нар, мы свалились и заснули как убитые, на весь день. А вечером зашел капитан Терещенко и сообщил, что немцы на переднем крае что-то болтают по трансляции о Николае Расохине.
Эта новость заставила нас вскочить и тут же отправиться на правый фланг, где перед каждым опорным пунктом немецкая агитмашина повторяла передачу.
Фашисты сумели каким-то образом установить личность Николая и теперь хвастались, что в их руках находится знаменитый разведчик. Позднее, из показаний пленных, выяснилось, что наш боевой товарищ вел себя достойно, как настоящий патриот, и погиб геройски во время одного из допросов — он вцепился зубами в следователя и был застрелен.
Фашистская радиопередача о Расохине вызвала у нас не столько боль, сколько злость и желание отомстить. В ту же ночь мы вышли на нейтральную полосу разведать проход к высоте Горелой и послушать противника. Зь шазка была удачной —мы доложили Терещенко, что на перешейке, разделяющем озеро, совершенно нет мин, что левая часть Крокодила представляет собой отмель, вполне пригодную на случай отхода, и что мы готовы к поиску.
— Пойдете, когда получите приказ,—сердито сказал капитан, — а пока слушайте, смотрите и не делайте глупостей.
Еще три ночи мы «слушали» немцев на Горелой. Они вели себя нешумно — видимо, в траншеях сидели только ночные посты.
При обсуждении предстоящей операции Балухин настойчиво доказывал, что группе захвата надо отходить к своим только через озеро: перешеек немцы немедленно закроют огнем, и тогда не выбраться. Я утверждал, что пока фрицы очухаются, можно успеть пробежать триста метров под гору и проскочить перешеек, не связываясь с водой. Я исходил из того жизненного факта, что наши разведчики бегали куда лучше, чем плавали.
И
Доспорить не пришлось: нас вызвали в штабной
блиндаж.
Подполковника Пасько — он недавно получил новое шание— и начштаба Каширского, судя по вопросам, больше всего интересовало настроение разведчиков. Мы сказали, что настроение в норме.
Тогда только Пасько приступил к делу: ' — Мне доложили, что взвод готов добыть контрольного «языка». Это, конечно, похвально, но. честно скажу, в успехе я не уверен. Враг настороже. Разведки :;>идцать пятого и двадцать четвертого полков дивизии уже несколько месяцев пытаются захватить «языка», но голько зря людей теряют. Какая же гарантия у вас?
— А мы без гарантии, товарищ подполковник,— убежденно произнес Балухин. — Возьмем — и все, только бы он в траншеях был.
Договорились, что операцию проводим следующей ночью. Весь день готовились: проверяли автоматы, точили кинжалы, пригоняли обмундирование. От сапожника полка приносили заказанные нами легкие брезенто-пые сапоги, точно такие, какие мы видели у диверсион-миков в походе к Луостари.
Вечером отправились на передний край ждать темноты. Нет для разведчика более томительных часов, чем часы перед выходом на задание. В такие минуты в голому лезут разные мысли о целости собственной шкуры, о судьбе-индейке, играющей с человеком в «орла» и «решку», тяжело давит невесть откуда свалившаяся душевная усталость. Но как только вышел за передний край и началась работа — слетает вся сонливость, выскакивает из головы глубокая и мелкая философия, и ты становишься проворным, взрослым парнем, заряженным на дело, как надежный и пристрелянный пистолет.
81
Такая психологическая перенастройка является, по-моему, чуть ли не профессиональным свойством разведчиков.
Вот и на этот раз мои ребята, неповоротливые и какие-то снулые в окопе, преобразились в барсов, как только покинули траншею. Ступают упруго, мягко, неслышно, молчаливы, как призраки. Впереди, сразу за головным дозором, — группа захвата: Ромахин, Власов, Иванов и я. Лейтенант Балухин ведет группу прикрытия.