Элизабет Эдмондсон - Ледяное озеро
— А если немного размять ноги?
— Ты имел в виду немного поснимать? — понимающе уточнила она.
Девочка кое-как выбралась из машины и стояла рядом с ней, притопывая ногами, а Эдвин дышал на застывшие пальцы.
— Только вот эту улицу, в сумерках, когда в окнах загораются огни.
— Потребуется длительная экспозиция, — сказала Утрата, которая любила помогать брату в работе. — У тебя есть штатив в машине?
— На заднем сиденье.
Он принялся устанавливать аппаратуру, местные жители сновали мимо по своим делам, не обращая внимания на эти манипуляции. Правда, один или два замедлили ход, чтобы поприветствовать Эдвина, а целеустремленно шагающий викарий даже остановился перекинуться с ним парой слов.
— Дальше вам понадобятся цепи на колеса, — заметил он.
Утрата не стала спрашивать, есть ли у Эдвина цепи. Рожденная и взращенная на севере, она принимала холодные зимы и заносы на дорогах как должное: всякий водитель, отважившийся в эту пору пуститься в путь без комплекта цепей, предусмотрительно засунутых в багажник, рисковал угодить в беду. Эдвин всегда возил с собой лопату, а также мощный фонарь и пару резиновых сапог под водительским сиденьем.
Они снова тронулись в путь. Утрата, выгибая шею, старалась из окна машины разглядеть небо. Сейчас оно прояснилось, и на нем появились первые звезды. Мощные фары автомобиля отбрасывали вперед, на замерзшую поверхность дороги, длинные лучи света. Когда дорога опять пошла в гору и слой снега стал толще, путники остановились, чтобы надеть цепи на колеса. Отсюда и далее продвижение происходило со скоростью улитки — дорога была покрыта коварной наледью, лишь кое-где прикрытой заплатами нанесенного снега.
— Бабушка будет злиться, — произнесла Утрата, вглядываясь в циферблат часов. — Мы приедем к восьми.
— Поздно закончившаяся служба, заносы на дорогах… — отозвался Эдвин.
— И никаких остановок там и сям, чтобы пощелкать фотокамерой. Ладно, не бойся, я ничего не скажу. В любом случае виноватой все равно окажусь я, так всегда случается. А не могли мы по пути проколоть шину?
— Так оно и было, по дороге в Йорк.
— Ну вот видишь.
— И пусть даже обед на подходе, я не собираюсь ничего делать, пока не приму горячую ванну.
— Тебе придется поспешить, — предостерегла сестра; сейчас они как раз сворачивали в большие ворота, на аллею, тянущуюся к фасаду дома.
Утрата не могла бы ответить, в какое именно время суток она любила подъезжать к дому больше всего. Не ночью ли, как сейчас, когда из темноты возникал мрачноватый и слегка призрачный остов здания со странными зубцами и башнями на фоне звездного неба. Светились лишь немногие из его обрамленных камнем окон — большая их часть темнела, занавешенная тяжелыми шторами, не пускающими наружу свет, а внутрь — холод. Приезд в дневное время имел свое очарование, хотя иного рода: открывая взору целый строй арок, декоративных деталей и резных украшений, окаймляющих двери и окна. Дед сэра Генри построил дом по собственному архитектурному проекту — после продолжительной поездки на континент, где его в равной степени впечатлили итальянские палаццо и баварские замки.
Парадная дверь отворилась, изливая свет на широкие каменные ступени, и на крыльце, светясь искренней радостью, появился величавый Роукби.
— Добро пожаловать домой, мисс Утрата!
Девочка приветствовала дворецкого.
— Я отведу машину в гараж, — сказал Эдвин. — Вели кому-нибудь заняться чемоданами и прочим, хорошо, Роукби?
Дворецкий поклонился и препроводил Утрату в холл. В одном конце помещения в гигантском камине пылал огонь, а горевшие по стенам огромные светильники девятнадцатого века, в виде средневековых факелов, отбрасывали свет на верхнюю часть стен, где крохотными декоративными колокольчиками поблескивали головы оленей с ветвистыми рогами.
— Тетя Труди хорошо поработала, — отметила Утрата озираясь. — Немного оживила жуткие старые головы, не правда ли?
— Мисс Труди сумела добиться истинно праздничного духа, — промолвил Роукби, умалчивая о том, какой кавардак произвела эта эксцентричная леди, охваченная рождественским порывом.
Огромные еловые ветви и колючие связки остролиста были принесены в так называемую цветочную комнату — обширное, выложенное каменными плитами помещение рядом с кухней, где кормили собак и на длинном истертом деревянном столе производилась работа, связанная с большим количеством мусора. В работу были впряжены садовник и два его помощника; одну из горничных с ловкими пальцами отозвали от уборки для изготовления бумажных цветов; шофера Эккерсли на большой машине послали в ближайший Вулворт для закупки всех видов праздничных атрибутов, какие только могли порадовать глаз; и даже ему, Роукби, как обладателю необычайно высокого роста пришлось полазить по приставным лестницам, закрепляя гирлянды и ленты в недоступных местах.
— Все пошли переодеваться к обеду, — сообщил он Утрате. — Ваш чемодан с вещами еще не прибыл — погода, осмелюсь сказать, причинила неудобство.
— О, найду что-нибудь. Побегу, пожалуй, не хочу, чтобы бабушка злилась на меня в первый же вечер.
— Разумеется! — с чувством произнес Роукби. — Мисс Аликс наверху, она приехала незадолго до вас и прошла прямо наверх.
Лицо девчонки просияло.
— Она здесь?! — И Утрата понеслась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Глава девятая
Поместье «Уинкрэг», Уэстморленд
Стоя на второй верхней площадке, Аликс смотрела, как Утрата стремительно взлетает по лестнице. Когда остались последние несколько ступенек, на лице сестренки отразилась нерешительность.
— Аликс? Это ты?
— Здравствуй, дорогая.
Утрата медленно поднялась на последнюю ступеньку и, прислонившись к широким отполированным перилам, принялась внимательно оглядывать сестру.
— Ты изменилась. Выглядишь совсем иначе.
Прозвучало довольно бесцеремонно, но Аликс понимала, что виной тому смущение.
— И ты тоже. Такая высокая. — И вдруг хихикнула, не удержавшись: — Господи, да ведь это на тебе школьный твидовый костюм. Я уже забыла, как ужасно они выглядят.
Скованность Утраты прошла.
— Кошмар, верно? Вообще-то это твой. Он мне узковат.
— У тебя бюст больше, чем был у меня в твоем возрасте. Вас по-прежнему заставляют носить омерзительные зеленые юбки-брюки для игр?
Утрата кивнула.
— Тебе надо переодеться к обеду, — сказала Аликс, внезапно принимая деловой тон. — Примерно минут за пять, если мы не хотим опоздать к обеду. Не думаю, что бабушка стала менее ярой поборницей пунктуальности, чем была раньше.
— Нет, конечно. Ой, спасите, помогите! — Утрата метнулась в дверь своей комнаты.
Аликс последовала за ней.
— Я помогу тебе с крючками, если хочешь.
Комната Утраты была просторной, как большинство помещений в «Уинкрэге», и щедро обита деревянными панелями; очевидно, их прадед, когда строил дом, спилил половину леса, чтобы удовлетворить свою любовь к деревянной обшивке. Пол выстлан толстым ковром. Ковры лежали во всех спальнях, согревая обитателей дома долгими холодными зимами. Широкие окна заслоняли зимние шторы, бархатные, с многослойной подкладкой и густо простеганные, так что могли почти что стоять без посторонней помощи. На решетке мраморного камина горел огонь, но едва ли он изгонял из комнаты всю стужу.
Утрата нагнулась, чтобы снять туфли и чулки, потом протянула к огню замерзшие ноги.
— Проблема в том, что приходится практически их поджарить, прежде чем они хоть немного согреются, особенно после машины Эдвина.
Она растирала их несколько секунд, а затем зашлепала босиком к необъятных размеров платяному шкафу красного дерева. Рывком распахнула дверцы и остановилась, уставившись на висящую внутри одежду: каждый предмет был покрыт накидкой из тонкой папиросной бумаги и благоухал лавандой, запах которой исходил из маленьких мешочков, привязанных к плечикам.
— Липп? — поинтересовалась Аликс. Не иначе как она, больше некому: лаванда и Липп были неразделимы в «Уинкрэге».
— Липп, — подтвердила Утрата, стаскивая с вешалки темно-синее платье и кладя его на кровать — массивное сооружение с пологом, на четырех столбиках и высоким, как гора, матрасом.
Она сняла жакет, блузку, нижнюю рубашку, корсаж и стащила с себя твидовую юбку, а вслед за ней — и нижнюю. Пошарила в верхнем ящике комода и нашла бюстгальтер.
— Какой красивый, — заметила Аликс.
Казалось неправдоподобным, что во владении Утраты имеется такой предмет туалета; Аликс отлично представляла, сколь малым количеством красивых вещей могла похвастаться ее сестра.
— Это подарок от тети Доротеи, бабушка о нем не знает, хотя, думаю, теперь ей уже все известно, коль скоро Липп рылась в моих ящиках. Мне придется его прятать.
