Свободин А.П. - В мире актеров
Однако эта часть кажется протяженнее нежели следует. Может быть это ощущение проистекает оттого, что мы, зрители, раньше Барни, догадались что к чему у этой бабочки с опаленными крыльями. А весь свой сарказм актриса обращает на третью свою героиню. Дженет Фишер этакая хрупкая, этакая застенчивая, этакая угловатая. Движется бочком, садится на стул бочком. Не выпускает из рук своей сумочки – точно это нечто живое, в чем ее защита и спасение.
Игра с сумкой, борьба за сумку с партнером – урок комедийного мастерства. Давно не приходилось видеть столь отточенной "игры с предметом". Помню как Алиса Коонен на одном из последних своих вечеров рассказывала о том, что такое "игра с веером" в драмах из светской жизни, утраченная ныне на театре. Знаменитая актриса держала в руках веер, подаренный ей Марией Николаевной Ермоловой. И чуть-чуть показывала. Это был танец рук, немой диалог с вещью, так много говоривший о характере женщины. Игра с сумкой Алисы Фрейндлих напомнила мне этот эпизод теперь уже театральной истории.
Меланхоличная Дженнет, которой изменяет муж, разочарована в... человечестве. У нее томный взгляд, она философствует, она смущена. Глядя на нее думаешь: любой грех, только не это занудство! Она напоминает героиню одного из рассказов Чехова, которая не знает чего ей хочется: "конституции или севрюжины с хреном". Беспощадный сценический шарж!
...И Барни остается один. Сломать рисунок своей жизни ему не удалось, "взрыва" не получилось. Да и что можно было сломать в этом изысканном интерьере, в котором всякая вещь подушечки, креслица, стульчики неподвижны, а ложе словно памятник, который нельзя и думать тронуть. Тут пыль сдувается десять раз на дню. Интерьер склонен самовосстанавливаться. Работа художника О.Земцовой и проста и точна.
И Барни устраивает имитацию "слома". В этот несостоявшийся "дом свиданий" он приглашает на свидание... свою жену. Давай просто встретимся! – говорит он. И кажется, – проживя бок о бок четверть века они встретятся в первый раз. Финальная точка Стржельчика трогательна и проста.
Спектакль напоминает балет, сюжет которого – сам балет. Начинается с приседаний у станка, а заканчивается бравурным парадом вариаций, прыжков и "фуэте". Демонстрация изощренного мастерства. Мы соскучились по ней в драматическом театре. Очень серьезным критикам она кажется чуть ли ни чем-то сомнительным. А как хорошо, когда следишь за каждой интонацией, наслаждаешься жестом. И я уверен – не будет и двух одинаковых спектаклей. Тут поле для импровизаций. Два прославленных мастера всякий раз играют по-другому – пробуя, выискивая, находя все новые ритмы, нюансы, неожиданности. Концерт для двух дорогих инструментов! Можно и не быть пророком, чтобы предсказать, что "Этот пылкий влюбленный" сделается ленинградской достопримечательностью, театральным сувениром. Его станут дарить на дни рождений и праздники.
– "Примите два билета на Алису Фрейндлих и Владислава Стржельчика!"
Ненапрасная красота
Треплев не сразу заметил, что в комнате есть еще кто-то. Бросился к ней. В эту ночь дождь лил не переставая. Она была голодна, продрогла, из города шла пешком, хотя дважды обмолвилась, что лошади ее стоят поблизости. Не хотела, чтобы Треплев жалел ее. Разговор все прерывался, в голове ее была сумятица, точно начиналась лихорадка. Но вот она заговорила о своем призвании: "Теперь уже я не так... я уже настоящая актриса... Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле – все равно, играем мы на сцене или пишем, – главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а умение терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно, и, когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни".
Она произнесла эти слова заплакав. В ней не было и тени привычного в этой роли романтического придыхания, и оттого верилось – это Нина станет актрисой. Ее художественное чувство росло в скитаниях, душевных муках, житейских невзгодах.
"Чайка" в Художественном...
Думаю о той, что играет сегодня Нину, эту мало кому удававшуюся, словно заговоренную роль русского театра.
Когда же она стала актрисой?
Момент этот трудно уловить тут рынок души, его невозможно зафиксировать. Вот вроде бы и не актриса еще. Снимается, ряда не портит, красива, но нет. Еще нет!
Это потом, после того, когда уже – да, вспомнишь в ее ролях какие-то эпизоды, сцены – ах, вот оказывается откуда все началось!
Но тут случай особый. Правда, каждый случай особый и нет двух одинаковых судеб, но тут словно для романса.
...I946 год. Сижу в тесном зальчике Дома журналиста, что в Москве на Гоголевском бульваре. Атмосфера загадочная. Ее создает крупный человек на маленькой эстраде. Огромные поразительно подвижные руки. Пальцы танцуют. Поет странную песенку, привез из другой жизни, точно с луны. Изящная вещица, бонбоньерка, а трогает и манит куда-то. А в зале все больше прошедшие сквозь четырехлетние фронты.
"Я маленькая балерина, всегда мила, всегда нема. И скажет больше пантомима, чем я сама!.."
Руки его взмывают и расходятся, плавно опадая быстро и мелко пляшущими пальцами. Они изображают танец и ту, что танцует, ее пачки.
Александр Вертинский, вернувшийся на родину.
– Вы помните жест вашего отца? Он повлиял на вас?
– Да, конечно, помню его руки. В его ладони умещалась моя голова... И не только руки, он был театром, любил играть дома сказки для нас с сестрой... Мне кажется, на эстраде и на экране он заботился об изысканной точеной форме. Не знаю, от него ли, но теперь я сознательно думаю о форме, о линии роли, ее рисунка, стиле...
Вот ведь как бывает. Знают ее давно. Ее прелестное бледное лицо, влажно блестящие глаза, словно за их внешней прозрачной оболочкой отполированный темный камень, ее гибкую ломкую фигуру. Юность, красота, надежда – вот что потянуло зрителей к этой неземной девочке, когда в свои пятнадцать лет порхнула по экранам ее Ассоль в гриновских "Алых парусах".
Ее первый кинематографический бал!
И была в ней утонченность, изысканность. Может быть, – породистость, мы отчего-то стесняемся этого старинного слова.
Знала ли она сама об этом? Вряд ли... Первый бал, ритм экранного вальса.
Новый тур. Гуттиэре в "Человеке-амфибия". Небесная любовь подводного сказочного мальчика. Фильмом восхищались, возмущались, критики именовали его "пресловутым", зрители выстаивали в длинных очередях за билетами. По тем временам он сделал рекордные сборы, и, очевидно, обладал секретом безошибочного массового успеха.
С нею рядом играл выдающийся русский актер Николай Симонов, она с тайным испугом присматривалась к нему.
Бал продолжался, но внезапно сменялась мелодия. Началась
тема Гамлета, мощные аккорды Шостаковича. Выдающийся наш режиссер Григорий Козинцев пригласил ее на роль Офелии в экранизации шекспировской трагедия. Ей минуло семнадцать лет, она училась в щукинском училище, что при Вахтанговском театре, но как играть Офелию – решительно не знала.
– У Козинцева было цельное видение фильма и места в нем Офелии, он требовал от меня замутненного взора средневековых мадонн, советовал ходить в Эрмитаж, а я смотрела в зеркало и не находила у себя замутненного взора и считала себя полной бездарью...
Бал кончился. Начались артистические будни. Требовалось найти характер в предложенной стилистике фильма. Того, чем наделила природа, впервые оказал ось недостаточно. Тогда Иннокентий Смоктуновский стал добрым принцем и на съемочной площадке. Ему было важно, кто вокруг его Гамлета, и он репетировал с нею отдельно, дотошно, и к репетициям Козинцева она приготовлялась.
– Козинцев замечательно нашел внешний облик моей Офелии, я стала понимать значение скульптурности, графики роли...
Она говорит мне это, а я вновь вспоминаю концерт 46-го года.
...Потом Вертинский запел "В бананово-лимонном Сингапуре, в бурю, когда ревет и стонет океан", и руки его стали попеременно вздыматься, точно накатывающиеся на берег волны... А через несколько лет он возник в облике кардинала из фильма "Заговор обреченных". Благородная лиса, иезуит, аристократ до кончиков пальцев. Маленький артистический шедевр.
– "Мне было двенадцать лет; когда он умер. Мы с сестрой слушали его из-за кулис, он нас завораживал. Когда он пел песенку о нас "доченьки, доченьки, доченьки мои...", мы наливались слезами. Он был артистической личностью, которой нельзя было не заразиться, ведь род его идет еще от Гоголей-Яновских".
А потом была "Война и мир". Лиз Волконская на удивление многим не затерялась в огромной толпе персонажей, и, когда я думаю о тех исполнителях, кому в этом густонаселенном фильме, где заняты сотни актеров, удалось "совпасть" с человеком из вечной книги, я причисляю к ним и ее.
