Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
- Щеня, ты хоть и целитель, провидящий волю богов, а вот с возвышенной созерцательностью и уважением к последовательности событий у тебя ну ни на крольчиный чих! Главное, там дальше так красиво... Ладно, расскажу, как троллю, - Скегги пошел вслед за провидцем воли богов. - Эгиль привез Торольвову долю добычи Асгерд, его вдове... Нет, тут нельзя просто говорить, что произошло! Он был в нее тайно влюблен, еще когда был подростком, а она тогда видела только Торольва... Потом, Эгиль такое сложил!
«Прежде смело в очи
Женщинам смотрел я,
Ныне робко взоры
Долу опускаю142.»
- Так, кроме Эгиля, никому не сказать, - согласился Родульф.
- В этой висе он спрятал имя Асгерд, - добавил Горм.
- Как? - справилась из-под стола Гаилавира.
- Вправду уже пора идти, - решил Бермонд. - Ансила, Тиус!
Из смежного покоя, в кухню вошли два дюжих гутанских карла, с плечами, несмотря на теплую погоду, прикрытыми плащами из волчьих шкур. Домовые карлы подняли кресло, в котором сидел сын Тразимонда, за торчавшие ручки, и понесли к выходу. Остальные потянулись за несомым Бермондом, оставив оружие в кухне. Горм воткнул сакс в колоду и тоже пошел к выходу.
- Так все-таки, что дальше-то было? - настоял на продолжении Щеня.
Скегги уже раскрыл рот, но Хёрдакнутссон остановил его:
- Ты опять с завитушками да висами начнешь, а я тупо, как троллю. Хотя по правде, не троллей какую только пургу зря не гонят. Эгиль и Асгерд поженились. Берг-Энунд и Эгиль теперь свояки. Бьорн Вольный, отец Асгерд, умер. Все его добро тут же прибрал к рукам Берг-Энунд. Старых бондов Бьорна обложил податями, а нескольких, кто платить не смог, его домовые карлы избили и из собственных хуторов прогнали. Эгиль приехал к Берг-Энунду, чтоб его пристыдить и забрать назад земли, что по праву должна за отцом наследовать Асгерд, а Энунд ему и вякни: «Да я и покруче тебя убирал с дороги, кто ты такой, вообще, женился на дочери рабыни,» - Горм нахмурился. - «На тинг за правдой пойти у тебя, небось, кишка тонка?» Эгиль, ясен хобот, повелся на эту подначку, как шушпанчик на пирожок с брусникой. И вот он здесь, со всей ватагой - два десятка воинов. Энунд его ненавидит из жадности, а Йормунрек назначил за Эгилеву голову награду, за Барда. С другой стороны...
Ярл основательно замедлился, спускаясь по ступеням. Убедившись в отсутствии поблизости слушателей, кроме знахаря, он, не останавливаясь, продолжил:
- На сеновале во дворце сидит Гутасвента. Йормунрек думает, что ее убил и съел Кривой. Деву надо тихо переправить из города, желательно куда подальше - в Йорвик, например.
- Лучше всего это сделать прямо сейчас, пока все на суде, - Щеня повернулся налево и пошел вверх ко дворцу. - Вот я и посмотрел на Эгиля...
Горм, повернув направо, неспешно побрел вниз, в очередной раз залюбовавшись каменной резьбой воротной башни во внешней стене. За стеной у реки, причалы были битком забиты скеофорами, драккарами, и гутанскими речными суденышками поменьше. В этом скоплении резко, как стальной меч среди дубинок, выделялся корабль Эгиля, подаренный ему Адальстейном. По длине примерно равный драккару, он был у́же раза в полтора, с низкими бортами, почти без ахтерштевня, и совсем без мачты. Над водой возвышались две заваленных назад дымовых трубы, из которых вился легкий дымок - кто-то на борту поддерживал пары. «Надо бы узнать у Эгиля, сколько вик дает эта посудина за дневной переход,» - решил Горм. - «Может, он и за прави́лом постоять даст?»
Когда ярл пришел на место суда, все пространство между вех уже было забито битком, да и за вехами толпилось изрядно народа. С лотков местных торговцев нарасхват шли пироги с луком и перцем, лепешки с рыбой, и прочие вкусности. Распитие на тинге и в непосредственной близости вина и пива, как и ношение оружия, не допускалось обычаем. Конунг сидел в высоком кресле под навесом, рядом с ним на паре скамей под тем же навесом располагались Торлейв, по-прежнему похмельный Адальстейн, Берг-Энунд, Гудбранд, Торкель, гутан Ардо, благоразумно открывший перед Йормунреком ворота Йубавейха, и несколько ярлов помельче, включая знаменитого морехода Бродира с маленького острова Ваннен где-то к югу от Туле и к западу от Альбы. На той же скамье примостились и пара дроттаров. Поскольку дело затрагивало собственность в трех краях земли сноргов, именуемых фюльками, на трех скамьях в непосредственной близости от навеса сидели присяжные - по дюжине от каждого фюлька. Вместе с Эгилем, перед скамьями стояло несколько его дружинников, среди которых ростом выделялись Торфид Суровый, родич Бьорна Вольного, и обманчиво прозванный Бьорн Маленький, сын Торира, в свою очередь приходившегося братом Торе, матери Асгерд. Сам Эгиль был едва пониже этих двух, но шире каждого из них в плечах. Вдобавок, он был груб лицом, носат, большеголов, и, несмотря на относительную молодость, изрядно плешив.
Горм принялся протискиваться к скамье ярлов, слушая речь Эгиля. Великий скальд говорил убедительно и просто:
- Бьорну наследуют две дочери от двух его жен, других наследников нет, поэтому землю и сокровище надо поделить между ними поровну. Мы с Асгерд даже не требуем большей части наследства, хотя по порядку рождения...
- По рождению, ты женился на рабыне, дочери наложницы! - перебил Эгиля Берг-Энунд, не вставая. - Я приведу свидетелей, они это подтвердят! Я требую, чтобы судьи присудили все наследство Бьорна мне, а Асгерд как рабыню - конунгу! Кто ты такой, конунг объявил за тебя награду!
- И ты это говоришь перед племянником Торы и двоюродным братом Асгерд? - вспыхнул Бьорн Маленький. - Конунг, у нас тоже есть свидетели!
- На свадебном пиру Торы и Бьорна, я выпил мой первый рог меда, - прогудел Торфид.
- Даже объявленный. Вне закона. Имеет право. Сказать слово. Перед тингом. Пусть свидетели. Принесут клятвы, - прогнусил откуда-то рядом со скамьями Ингимунд.
- Верно, - сказал один из судей. - Приведем их к присяге и послушаем. Кто готов клясться на стороне Берг-Энунда?
Поднялось несколько сноргов, судя по зверским мордам, домовых карлов жадного северного ярла.
- А кто будет клясться за Эгиля? Поднимите руки или встаньте.
Торфид и Бьорн подняли руки. Встало существенно больше народа, включая одного из мелких ярлов со Свитьи и трех или четырех энгульсейцев, среди которых, к Гормову удивлению, оказался и Адальстейн.
- Или можно решить дело поединком, - предложил Эгиль. - Прямо здесь, на тинге, при свидетелях, я против Берг-Энунда, и кто победит, пусть забирает все добро.
Йормунреку, судя по его выражению, понравилась эта мысль.
- Что так, что эдак - наша правда! Скажи слово, конунг! Судьи или боги нас рассудят? - закончил скальд.
- Боги? Какие такие боги, О́дин оди́н! - вскричал дроттар, сидевший рядом с Адальстейном.
Старший Хёрдакнутссон силился вспомнить, как звали этого жреца - Храфни? Храфси? Дроттар все распалялся:
- Меня, конунг, вообще удивляет, как ты позволяешь, чтобы этот наглый святотатец Эгиль поворачивал все по-своему...
Наполовину приблизившийся к скамьям Горм увидел, как Йормунрек вытер лицо белым платком, что было довольно странно - платок конунга, плащ конунга, штаны конунга, сапоги конунга, и так далее - все красилось в любимый сыном Хакона красный цвет. Гормово раздумье над этой загадкой продлилось недолго, потому что почти тут же началось непонятное и стремное. За вехами к северу поднялись разрозненные крики. Кто-то завел «О́дин оди́н!» Другие орали «Бей лысого!» Обнаружилось, что у оравших при себе имелись, вопреки обычаю и закону, мечи, которыми они вмиг срубили вехи, вторгшись на тинг. Безоружная толпа вынужденно расступилась перед преступниками с мечами, те слаженно двинулись к навесу и, достигнув судейских скамей, принялись их опрокидывать и бить судей мечами плашмя.
Вокруг Эгиля и Бьорна Маленького вмиг собралась их дружина. Эгиль Сын Лысого заревел во всю нешуточную силу своих вместительных легких:
- Закон попран! Знай, Берг-Энунд! Неправдой весь свет пройдешь, да назад не вернешься! Я призываю на тебя гнев богов! Проклятье тем, кто с тобой встанет! Проклятье! Гнев богов!
Отбиваясь от наседавших меченосцев обломками скамей и отражая удары намотанными на руки плащами, Эгиль, Бьорн, и их ватажники двинулись к реке. Один из нападавших попытался ударить Эгиля мечом. Сын Лысого схватил меч за лезвие кожаной перчаткой, укрепленной стальными заклепками, вырвал из руки противника оружие, и, не перехватывая, ударил того рукоятью в лицо. Брызнула кровь.
- К кораблю! - крикнул Бьорн Маленький.
Где-то в давке, жрец, недавно упрекавший Йормунрека в потворстве святотатцам, отчаянно завопил, похоже, прощаясь с жизнью. «У него и это схвачено?» - подумал Горм, уворачиваясь от пролетевшего по воздуху лотка, вкусно пахнувшего копченой рыбой, и невзначай засветил кулаком в ухо одному из вооруженных висельников, бежавших за Эгилем.