Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
Поближе к двухъярусному каменному сооружению, которое язык как-то не поворачивался назвать сеновалом (хоть это он и был), в тени деревьев сада собралась небольшая толпа.
- Что там? - спросил Горм у Торкеля ярла.
- Конунг провел ночь с Гутасвентой, что-то ему опять не понравилось, и он отдал ее твоему троллю.
- Кром... - Горм побежал к сеновалу.
- Погоди, троллю что, нельзя одному спокойно сделать свое дело? - возмутился Торкель.
Может быть, из уважения к этому соображению, Горм прикрыл дверь за собой. В одном углу, на соломе сидела дева с распущенными темными волосами и загнанным взглядом. Ее одежда сводилась к этим волосам, а украшения - к нескольким свежим кровоподтекам. Перед девой на корточках сидел тролль и чесал в затылке.
- Горм знает хорошие ругательства? Кривому отдали деву, сказали, на поругание, Кривой сел, ругал ее, ругал, но у Кривого кончились слова...
То же можно было сказать и о Горме. Ярл огляделся по сторонам. На втором ярусе, вверх по приставной лестнице, хранилось собственно сено. Временная стена, довольно посредственно сколоченная из щелястых досок, отгораживала сеновал от прохода в соседнюю пристройку, из которой несло животными. Заглянув в щель, Горм встретил взгляд желтого глаза со странным зрачком, вытянутым вдоль.
- Ке-е-ек, - негромко, сухо, и без сочувствия сказала коза.
Двери из резного черного дерева в первом ярусе Башни Палача были обрамлены очень жизнеподобно вытесанными из камня и гневно смотревшими друг на друга через крыльцо Реккаредом (не любителем белых осляков, бухнувшимся в реку, а умершим в глубокой старости первым из трех Реккаредов, конунгов Гуталанда) и Аталоком (тулом, что-то не поделившим с тем конунгом, но тем не менее тоже умершим в глубокой старости). Одна из створок повернулась на бронзовых петлях, и между Рекккаредом и Аталоком встал Йормунрек. На его лице играла загадочная улыбка.
- Только не за волосы! - завизжала Гутасвента.
Последовавшие звуки, донесшиеся из резного чертога для хранения сена под сланцевой крышей, утратили членораздельность, просто свидетельствуя, во-первых, о том, что внутри находилось живое существо, которому было очень больно и очень страшно, во-вторых, о том, что это живое существо вот-вот должно было перестать быть таковым. Конунг подошел поближе, не отвечая на поклоны собравшихся вокруг. Крики из чертога стали еще отчаяннее и громче, потом неожиданно смолкли, так что теперь можно было услышать хруст костей, скрип зубов, и чавканье.
- Ду-ликер детте, хун-гейт? - вдруг справился тролль.
Хруст и чавканье возобновились.
- Пойду-ка я посмотрю на укрепления, - сказал заметно побледневший Торкель. - Может, известка где поосыпалась.
Йормунрек растворил дверь. На соломе в середине кровавой лужи, в которой мокли пряди длинных черных волос, сидел тролль. Его морда была перемазана кровью, струйки стекали по жидкой троллиной бороде, одна окровавленная ручища сжимала что-то, тоже сочившееся красной жидкостью. Вокруг были разбросаны обломки костей, куски мяса, и разрозненные внутренности.
- Как успехи? - конунг пнул носком сапога осколок лобной кости.
- Горм сказал Кривому: «Что ты дурью маешься? Порви эту злопастную козу...» - тролль задумался.
- Как Черноух грелку, - напомнил Горм, стоявший у приставной лестницы, прислоненной к стене.
В помещение вошли похмельно-взъерошенный Адальстейн, Торлейв, и Гудбранд.
- И как ты ее порвал? - уточнил Йормунрек.
- Кривой порвал ее руками. Немного зубами помог.
- А голову?
- В руках раздавил, да.
- Вот это силища, - восхитился Гудбранд.
Торлейв вперился в один из ошметков на полу.
- Печень Кривой съел, - поделился тролль. - Горм сказал, печень полезна, особенно сырая.
- Ыы-ы-ыц! - откликнулся Адальстейн, к цвету лица которого стал замечательно подходить бледно-зеленый растительный узор на вороте его туники из чесаной шерсти.
- Как Черноух грелку, - повторил конунг. - Ловко ты это придумал, Горм, почти так же здорово, как килейских карлов на крюках вешать. Кривой, а в руке у тебя что?
Тролль разжал пальцы, показывая два приблизительно треугольных куска:
- Вымя. Кривой его оставил на потом.
- Бвы-раааа, - толстый энгульсейский ярл, стоя на четвереньках, ухитрился добавить к тому, что уже лежало на полу, горку кусков еще более непотребных.
- Верно говорят, - заметил Торлейв, на миг нагнувшись, тут же распрямившись, и зажав нос.
- Что? - удивился конунг.
- Про альбингское угощение хаггис. Каким путем оно ни выходит после потребления, верхним или нижним, выглядит одинаково, - заключил старый корабел, вслед за конунгом выходя из пристройки. - Тинг скоро, поспешать надо бы.
Горм последовал за Торлейвом. Место для тинга было уже размечено за городом, на полпути к летнему дворцу (опять-таки не вполне заслуживавшему это наименование) Зара, и огорожено вехами из орешника, по верхам которых была пущена пеньковая веревка. Учитель и приемный отец Йормунрека поманил старшего Хёрдакнутссона взглядом и, когда тот приблизился, что-то опустил Горму в руку. Так же не говоря ни слова, корабел удалился. Горм заглянул в пригоршню - на него с мертвым укором снова уставился желтый глаз со странным продолговатым зрачком. Ярл продолжил движение к городским воротам, мысленно подпрыгивая на аршин и вопя: «Кром! Чуть не спалился!»
Дом каких-то родственников Бермонда, где стояли постоем Родульф и Щеня, был не совсем по пути, но и не очень в сторону. Вход охранял смутно знакомый молодой карл с Килея, при виде Горма попытавшийся принять вид помолодцеватее.
- Да что ты, право... - ярл прошел вверх по лестнице (уже почти не хромая), потом через проход и вниз (одна нога на ступеньку, вторая на ту же ступеньку, повторять по мере надобности), на голос Скегги:
- Торольв зашел слишком далеко вперед, и воины Хринга и Адильса закидали его копьями из-за прикрытия леса. Кимры и альбинги подняли победный клич, а Торфид, что нес стяг Торольва Гримссона, вынужден был отступить от леса. Увидев движение стяга и услышав крики, Эгиль выхватил свой меч Ехидну и повел свою ватагу к лесу. Он зарубил ярла кимров Адильса и еще многих, прошел со своей ватагой основной силе альбингов в тыл... это совершенно замечательная ветчина, Горм ярл. Попробуй - копченая!
Горм зашвырнул глаз злополучной козы отпущения в пылавший очаг, вытащил испачканный козьей кровью сакс, покачал головой, засунул его обратно в ножны за голенищем, и отрезал себе ломоть от огромного окорока, лежавшего на кухонном столе, ножом, предусмотрительно кем-то воткнутым в стоявшую у стола колоду.
- Дорасскажешь Щене и Бермонду по дороге, суд пропустим. Дай только миг, с утра ничего еще не ел, - ярл налег на ветчину, и вправду, отменную.
- Дружины альбингов оказались зажаты между сноргами Эгиля с одной стороны и энгульсейцами Адальстейна с другой. Живым не ушел никто. Так Эгиль отомстил за смерть брата. Над его телом, он сложил так:
«Пал отважный Торольв.
На равнине Винхейд
Травы зеленеют
Над могилой брата.
Тяжко это горе,
Но его мы скроем.141»
Торольва похоронили в кургане с оружием и золотом, Адальстейн щедро наградил Эгиля, и отправился на юг к Йормунреку.
- Морж ети вашу кашу под коленку в корень через коромысло, - недвусмысленно заявил о своем присутствии Родульф. - Ярл, слоновым удом меня бейбасить через семь пар потных портянок, скольких же ты зарезал?
- Потом расскажу, - Горм вытащил из глиняного горшка лепешку, завернул в нее еще один щедрый ломоть ветчины - с собой - и направился было к выходу, но тут его нос уловил благоухание разрезанной дыни-скороспелки. - Пару ломтиков, и пойдем.
Краем глаза, старший Хёрдакнутссон уловил движение под столом. Ожидая увидеть там песика, или по крайности кухонного хорька, он отрезал кусок ветчины и опустил руку под стол. К его удивлению, кусок схватила ручонка с начерненными ноготками. Горм заглянул вниз. Под столом сидела маленькая девчонка, с ног до головы в черных кружевах.
- Ярл Горм, Гаилавира хофдинга, - представил дитя Бермонд, сидевший в странном кресле с четырьмя ручками, торчавшими вперед и назад. На его левой ноге красовался лубок из коры, полотна, и глины, украшенный Яросветовым знаком.
Горм, как подобало случаю, отвесил поклон. В качестве ответного приветствия, он получил:
- Что кланяешься, дыни тоже дай. Теперь смотри. Вот как надо!
Девчонка завернула ломоть дыни в ветчину и откусила.
Хёрдакнутссон последовал ее примеру:
- Ммм! Действительно здорово! Всё, всё, пошли, а то весь суд пропустим!
- Ты, Скегги, больно издали начал, - заметил знахарь, вставая со скамьи. - Какое отношение эта энгульсейская битва несколько лун назад имеет к сегодняшнему суду?
- Щеня, ты хоть и целитель, провидящий волю богов, а вот с возвышенной созерцательностью и уважением к последовательности событий у тебя ну ни на крольчиный чих! Главное, там дальше так красиво... Ладно, расскажу, как троллю, - Скегги пошел вслед за провидцем воли богов. - Эгиль привез Торольвову долю добычи Асгерд, его вдове... Нет, тут нельзя просто говорить, что произошло! Он был в нее тайно влюблен, еще когда был подростком, а она тогда видела только Торольва... Потом, Эгиль такое сложил!
