Chinenkov - Po tu storonu
У лётчика из носа и уголков рта тонкими струйками вытекала кровь. Глаза были стеклянными и совершенно пустыми. Казалось, что он прилагает неимоверные усилия, чтобы держаться на ногах.
– Обалдеть можно! – только и смог проговорить Дмитрий. В голове его путались самые разные мысли.
Когда расстояние между ними сократилось до трёх метров, у лётчика вдруг подкосились ноги, и он с глухим стуком повалился на пол. К этому времени в коридоре показались доктор, дежуривший в лазарете, и комендантша Герда Штерн. Они подбежали к лётчику и присели рядом.
– Он жив, только потерял сознание, – вздохнул с облегчением доктор. – Поразительно, как он смог встать с кровати и уйти от лазарета так далеко?
– Меня это тоже интересует! – возмущённо высказалась комендантша. – Но где вы были?
– Да я всего лишь отлучился на минуту в туалет, – покраснев, стал оправдываться доктор. – Все лётчики, после принятия успокоительных препаратов, спали. Я ума не приложу, как этот смог встать и уйти. Он самый тяжёлый из всех!
– Я видел его глаза, он не в себе, – высказался Дмитрий. – Он не понимает, что делает! Был бы он в здравом уме, то просто не смог бы встать с кровати!
– Вы в этом уверены? – с подозрением покосилась на него комендантша. – Вы не могли ошибиться? Вы же хирург, а не психиатр.
– Я схожу за санитарами, – сказал доктор. – Лётчик весит немало и далеко ушёл от лазарета. Нам трудно будет перенести его обратно.
– Хорошая мысль, иди, – тут же распорядилась комендантша и посмотрела на Дмитрия. – Доктор Шмелёв, как считаете, его жизнь вне опасности?
– Трудно сказать, – пожал плечами Дмитрий. – Внешне он выглядит вполне «жизнеспособно». Но меня беспокоят струйки крови, вытекающие из носа. Я подозреваю, что у него повреждён мозг.
– Вот как? Но от чего? – прошептала комендантша с перекошенным от страха лицом. – По какой причине такое могло случиться?
Дмитрий пожал неопределённо плечами.
– Ну-у-у… Если его кто-то не ударил чем-то тяжёлым по голове, то вполне возможно это отрицательный результат проведённого над ним эксперимента.
Комендантша быстро осмотрела и ощупала голову лётчика.
– Вроде бы цела, – сказала она. – Но-о-о…
– Успокойтесь, возможно, с ним всё в порядке, – сказал Дмитрий, хотя в его голосе не чувствовалось уверенности. – Когда придёт в себя, его осмотрят специалисты и, быть может, найдут объяснение его странному поведению.
– Но-о-о… если я вас правильно поняла, то и другие могли повредиться умом после экспериментов? – едва слышно произнесла комендантша, бледнея. – Из всех этот первым пришёл в себя. А теперь я сомневаюсь, что…
Она не договорила, так как вернулся доктор с двумя санитарами. Они уложили лётчика в носилки и понесли в лазарет. «А я, пожалуй, вернусь к себе, – подумал озабоченно Дмитрий, провожая их взглядом, – пороюсь в справочниках и поищу причину, по которой, возможно, разрушился мозг этого парня…»
10
Хотя в подвале было абсолютно темно, Кузьма не обращал внимания на это неудобство. Он был подавлен своим неожиданным арестом. Гремя цепью, он поднялся на ноги и попытался упорядочить мысли в голове. Когда Боммер его вызовет, тогда он и узнает, какая кара его ждёт за неудавшийся побег и убийство часового. Он больше не увидит сына, не сможет проститься с ним и умереть со спокойным сердцем. Мысли об этом приводили Кузьму в отчаяние. И вдруг…
«Всё, тебе конец! – отчётливо прозвучал в голове голос. – Здесь твоя жизнь и закончится, господин судебный пристав Малов! Добро пожаловать на тот свет, Кузьма Прохорович!»
Он смутно осознал, что с ним говорит его внутренний голос. «И сына тебе больше не видать, – вновь заговорил голос. – Теперь ты здесь, пока временно, до своей смерти… Прекрасное местечко, чтобы познать себя, ты не находишь?»
– Кажется, я начинаю сходить с ума, – прошептал Кузьма, стискивая ладонями виски. – Ничего удивительного, это вполне может случиться.
Голос засмеялся так противно, что тело пробрал мороз. «Здесь тихо, как на кладбище, – сказал он. – Никакой суеты, ни волнений, ни переживаний, ни горя… Представь, что ты не сидишь в клетке, а лежишь в гробу!»
Кузьма помассировал кончиками пальцев виски, покрутил головой, но сумасшествие не проходило.
«Смерть не страшна, только умирать страшно, – вещал голос в голове. – Ни войн, ни бедствий, ни плохих людей! Только покой и ничего больше!»
– Всё, я сошёл с ума, – констатировал Кузьма.
«Не беспокойся, ты просто разговариваешь сам с собой, – напомнил ему голос. – Такое бывает, когда человек загнан в угол и перекинуться словцом не с кем…»
– Мне… это… не нравится.
«Конечно, а кому такое понравится? Но со временем ты привыкнешь. Говори сам с собой, не открывая рта. Что может быть проще?»
– Я хочу, чтобы всё это закончилось! Я хочу…
«Наберись терпения и жди. Человек не может предугадать своего будущего, а вот дождаться его наступления вполне может».
– Я хочу увидеть сына!
«Исключено, в твоём положении это сделать невозможно!»
Кузьма встряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения, и вдруг…
– Эй, ты жив, дружище? – услышал он голос.
– Кто здесь? – спросил Кузьма дрогнувшим голосом.
– Да не волнуйся, не призрак, – ответил кто-то из темноты. – Ты что, не узнаёшь меня, господин Малов?
– Вот чёрт, ну никуда от тебя не денешься, господин Бурматов, – вздохнул Кузьма с облегчением, узнав голос Митрофана. – Ты где прячешься, выходи?
– Рад бы, да не могу, – ответил Бурматов. – Я тут рядом, за стеной, никак дверь в твою клетку отыскать не могу.
– Сам за стеной, а говоришь так, как будто рядом стоишь, – ухмыльнулся Кузьма. – А стены здесь, в замке, двухметровой толщины.
– Но в них имеются слуховые оконца, – отозвался Бурматов. – Вот через него я с тобой и говорю!
– А почему ты дверь ищешь? Считаешь, проход есть между моей клеткой и той комнатой, где ты находишься?
Бурматов рассмеялся.
– И не только знаю, я уверен в этом, – сказал он. – Помещение, куда меня упрятали, зал для пыток. Здесь такие имеются конструкции и инструменты, что дух захватывает! Я их когда первый раз увидел…
– Так почему ты думаешь, что в стене между нашими комнатами проход есть? – перебил его нетерпеливо Кузьма.
– Потому, что они дополняют друг друга, – охотно пояснил Бурматов. – Узников через проход водили в пыточную и обратно… Так заведено было.
– Я сейчас тебе помогу, – предложил Кузьма. – Ты с той стороны, а я с этой стену ощупаю.
Он, звеня цепью, шагнул сам не зная куда, вытянув перед собой руки, как слепец в незнакомом месте, и закружился, ища хоть какую-нибудь зацепку.
– Эй, господин судебный пристав, не суетись! – послышался голос Бурматова. – До тебя я в твоей клетке сидел и не только двери, даже окошечка не обнаружил.
– А ты лучше старайся, господин сыщик! – сказал Кузьма. – Тем более ты знаешь, что дверь эта есть.
Бурматов не ответил, и это встревожило Кузьму.
– Эй, ты там замолчал, Митрофан?
– Со мной всё в порядке, – ответил Бурматов взволнованно. – Я нащупал и выдернул из стены кусок провода.
– Что? – не понял Кузьма.
– Долго объяснять, – отозвался Бурматов. – Могу только сказать, что немцы нас, кажется, подслушивают.
– Выражайся яснее, а не сыпь загадками, – насторожился Кузьма, уловив в его словах тревогу.
– Всё, больше ни слова, Кузьма Прохорович! – воскликнул Бурматов. – Тебе придётся посидеть в одиночестве некоторое время, а я…
За стеной послышалось какое-то движение, и Кузьма напрягся, пытаясь осмыслить то, что же там всё-таки происходит…
*
Митрофан Бурматов, он же дон Диего, нашёл в стене не только слуховое оконце, но и проход. Только он был в другой стене, не за которой находилась клетка Малова. А когда он случайно обнаружил в стене микрофон, его охватила паника.
«Немцы нас подслушивали? – думал он в отчаянии. – Тогда Боммер знает всё или многое! Не исключено, что в комнатах, где нас поселили, тоже вмонтированы микрофоны! Царица Небесная, но для чего ему это понадобилось?»
Нащупав хорошо замаскированный рычаг, Митрофан надавил на него, и проход открылся. Яркий свет заставил его зажмуриться, а когда он открыл глаза…
У Митрофана вытянулось лицо и задрожали колени, когда он увидел просторную комнату, посреди которой, за столом, сидели двое мужчин в форме испанской армии. Митрофан смотрел на них не шелохнувшись. На стоявшие перед ними ящики Митрофан сначала не обратил внимания. Но затем вращающиеся диски привлекли его внимание.
«Магнитофоны, – подумал он. – Немцы не только подслушивают, но и записывают все наши разговоры…»
Митрофан топтался на месте, не решаясь вернуться и боясь войти в комнату. Пригнувшись, он все-таки направился к приоткрытой двери слева от стола. Ему повезло: увлечённые своим занятием немцы не заметили его. Благополучно выскользнув в коридор, он облегчённо вздохнул и огляделся.
