А. Андреев - Москва в очерках 40-х годов XIX века
В то время когда знатные и богатые гранят московскую мостовую, делая между собою свои странные визиты, не заставая друг друга дома, простой народ веселыми толпами, в праздничных одеждах, при неумолкаемом звоне колоколов, валит под качели, устроенные на Новинском валу.
Это гулянье живо выражает собою высокое торжество Великой недели, в продолжение которой все возрасты, все сословия, без различия чинов, все разряды кроткого, добродушного народа веселятся вместе с богатыми и вельможами, не мешая один другому. Утром, кругом гулянья, возят в каретах маленьких детей; между каретами пролетают стрелой молодые московские щеголи в дрожках, так сказать, показываясь в это время перед публикою, а около двух часов утра съезжается лучшее общество и ходит пешком по прекрасной широкой тропинке, огороженной перилами, отделяющими ее с одной стороны от экипажей, а с другой от балаганов, на которых шумят, смешат народ замысловатые паяцы и фокусники; около них толпятся тысячи людей, смеются над их шутками, удивляются их хитрости, зевают, глазеют и скалят зубы по-праздничному.
Тут вы видите и непромокаемых и несгораемых; там один принимает яды, а в другого стреляют из 10 ружей, и он невредим; в одном балагане штукарь {13} показывает дьявольское наваждение на веревке, а в другом дают театральное представление собаки и зайцы. Посреди всего этого чудного, дивного стоит маленькая будочка на складном стуле; к верхушке ее прикреплена березовая палочка, на палочке вместо флага развевается замасленный красный носовой платок, в будочке есть два стеклышка; позади нее стоит отставной солдат и показывает разные оптические виды мальчикам и деревенскому мужику, которые с любопытством толпятся около его райка {14} и, защищая рукою один глаз от солнца, прищуря другой, смотрят серьезно в маленькие стеклышки. Солдат делает этой публике некоторые пояснения; он всегда говорит как-то носом, протяжно и однообразно. «Вот посмотри и гляди город Аршава: русские поляков убивают, себе город покоряют. Вот смотри и гляди город Аривань: вот князь Иван Федорович выезжает и войска созывает; посмотри, вон турки валятся как чурки, русские стоят невредимо! Вот смотри и гляди город С.-Петербург и Петропавловская крепость; из крепости пушки палят, в казематах преступники сидят, сидят и пищат, а корабли к Питеру летят! А вот город Москва бьет с носка: король прусский в нее въезжает, а русский народ ему шапки снимает… Ах, хороша штучка, да последняя».
Между тем наступает 4 часа; лучшее общество уезжает обедать, а в самое это время начинается вечернее гулянье. Цепи экипажей несутся под Новинское; сперва купцы, немного позже дворянство, и уже экипажное гулянье продолжается до заката солнца. Молодые люди, как птички на жердочках, сидят на перилах, бурлят, критикуют, лорнируют хорошеньких москвитянок, подходят к экипажам, и если красавица занимает щеголя, то, облокотясь важно на ручку каретной дверцы, жи – вописно закинув на плечо полу своего модного плаща, он провожает карету и расточает свои французские комплименты иногда с величайшими грамматическими и сердечными ошибками.
Наконец наступает и май, и открывается первое загородное гуляние в Сокольниках, потом Семик, – в этот день бывает многолюдное гулянье в Марьиной роще. Им оканчиваются большие, годовые гульбища, и лучшее общество начинает редеть, потому что многие уезжают в деревни и на дачи; но зато в это время частные гуляния оживают все вместе, во всем их разгуле и разнообразии, по всем концам огромного города. Знаменитый Бардин начинает обыкновенно травить за Рогожскою заставою своего лютого медведя Ахана, которого он не может затравить в течение 20 лет; открываются на близлежащих дачах и в городских садах: парижские тиволи, венские и берлинские пратеры и различные элизиумы, где бывают разные удивительные метаморфозы, великолепные катастрофы, олимпийские цирки, гишпанские пантомимы, геркулесовые упражнения, китайские пляски, индийские игры, путешествие доктора Фауста и его помощника Плутона в ад, прогулки Бахуса на бочке и разные, неслыханные живописные табло, освещенные бенгальскими огнями. На этих гуляньях портнихи, швеи, цветочницы, купцы и приказные составляют большую часть публики; в нескольких местах прекрасного сада играет полковая и инструментальная музыка, поют русские песельники и цыгане, на воде катаются в лодках и пускают фейерверки. Кавалеры бывают очень любезны с дамами, которых они угощают в палатках до поздней ночи, освещенной всегда каким- нибудь бриллиантовым транспарантом, а веселятся иногда до того, что, как сами говорят, уж ничего в волнах не видно.
Одни афиши, печатаемые объявления о таких гуляньях непременно возбудят любопытство, и я знаю людей в Петербурге, нетерпеливо ожидающих «Московских ведомостей», чтоб только хоть полюбоваться на эти афиши.
Между тем по воскресеньям на даче Немецкого клуба бывают балы, поют цыгане и дают представления разные приезжающие фокусники и артисты.
Лучшее же общество, остающееся на лето в городе, соединяется по пятницам в Сокольницкой роще и по праздникам в огромном воксале Петровского парка, где бывают маскарады, танцевальные вечера, лотереи, а в царские дни – великолепная иллюминация. Тут вы увидите московских невест и красавиц, с их привлекательными нарядами и изысканной небрежностью загородных прогулок; московских львов и денди, с их перехитренными модными фраками и сюртуками, с воткнутыми в глаза черепаховыми лорнетами; людей с печальными, важными, довольными или вечно улыбающимися лицами, дородных и тощих, действительных молодцов и безобразных, воображающих себя красавцами, и множество таких людей мужского и женского пола, которых вы, встречая ежедневно, никогда не узнаете, потому что ни лица их, ни одежда не заключают в себе ничего необыкновенного и такого, на чем могло бы остановиться ваше внимание.
Кроме исчисленных мною мест для прогулки, вы встретите ежедневно гуляющих на бульварах, особенно на Тверском, Пресненских прудах и в Кремлевском саду, где в положенные дни играет музыка, а в день коронования императора в Кремлевском саду бывает блестящая иллюминация. Летом бывают также конские скачки, на устроенном для того беге, куда собирается множество жителей всякого звания. Если хотите уединенных загородных прогулок с своим семейством, поезжайте по окрестностям Москвы: они очаровательны. Я назову вам лучшие из них: Царицыно, Кунцево, Кусково, Воробьевы горы, Кузьминки, Останкино, Коломенское, Петровско-Разумовское, Архангельское и множество других. Зимние же гулянья заключаются в утренней прогулке, ясными днями, по Кремлевскому саду и на Тверском бульваре, где собирается лучшее общество, а также бывают катанья по набережной Москвы- реки и на Новинском валу.
Говоря о гуляньях, я не могу не упомянуть об оригиналах, которых вы можете встретить в Москве. Если бы одно из этих лиц поселилось жить в губернском городе, то там бы просто признали бы его за сумасшедшего и бегали бы на него смотреть, а здесь оно теряется во множестве, и только один глаз наблюдателя может удивляться странному препровождению времени этих оригинальных людей. Они обыкновенно бывают средних лет, среднего роста; физиономия их почти вечно улыбается без всякой причины; они не служат и не занимаются хозяйством; что же они делают? спросите вы; это верно литераторы? Вы ошиблись! Они никогда ничего не читали и не читают. Это игроки? Они в руки не брали карт.
Но в чем же они проводят время? Они провожают! Вот достаточное определение их занятий в течение целой жизни. Вы можете, всегда наверное, встретить их на Тверском бульваре и в Кремлевском саду, зимою ль, в суровую ль осень, в полдень или глубокую полночь – все равно вы их там найдете, смиренно посиживающих на лавочках или слоняющихся из одного конца аллеи в другой. В то время когда один из этих господ сидит на лавочке, пройдет мимо пригоженькая дама, а иногда просто какая-нибудь горничная девушка в нанковом капоте и с узлом в руках, волокита встает с места и в почтительном отдалении следит незнакомку; она с бульвара, он за ней, она на Тверскую, на Покровку, он за ней и, таким образом, иногда очутится где-нибудь в Лефортове. Тут девушка входит в комнатку маленького домика, барыня иногда подходит к порядочному дому; волокита наблюдает с восхищением, как звезда-путеводительница его скрывается в свои чертоги. Он смотрит, как дама в хорошеньком башлычке ловко припрыгнула на крылечко и ускользнула от него, подобно бабочке, или как горничная девушка беспечно захлопнула за собою калитку; волокита улыбается в самодовольствии. Как хороша! – говорит он сам себе вполголоса и возвращается на прежнее место, как будто сделав дело. Если же какая-нибудь шалунья во время его преследования два раза оглянулась, сделала глазки, улыбнулась, волокита счастлив в душе! Вы люди темные, не поймете этого счастья, не постигнете того восторга, с каким он будет рассказывать свое путешествие приятелю, в свою очередь ожидающему проводить из Кремлевского сада на Возиху или под Донскую. Ему все равно, даль не ужасает крепких ног его, давно привыкших машинально следить за ножками в хорошеньких ботинках и за страшными ногами в грязных шерстяных чулках. Никакие бури и непогоды не могут помешать этим улыбающимся людям быть на обыкновенном месте их прогулки, от которого их могут отвлечь разве только провожание и смерть.
