Л. (предположительно) - Соня в царстве дива
Обзор книги Л. (предположительно) - Соня в царстве дива
Соня в царстве дива
Москва, 1879 год.
У кролика в норке
Скучно стало Соне сидеть без дела в саду около старшей сестры. Раза два она заглянула ей в книгу - в книге ни картинок, ни разговоров. Какая радость в книге без картинок и разговоров!
День жаркий, душно. Соня совсем раскисла, ее клонит ко сну; вздумала было плести венок, да надо встать, нарвать цветов. „Встать или не встать!" колеблется Соня, как вдруг, откуда ни возьмись, бежит мимо, близехонько от нея, кролик - шкурка беленькая, глаза розовые. Что кролик пробежал — не диво, но Соня удивилась, что кролик на бегу пробормотал про себя: “Батюшки, опоздаю!"'
Когда же кролик достал из кармана в жилете часы, взглянул на них, и во все лопатки припустился бежать, Соня вскочила на ноги. .Чтобы кролики ходили в жилетах, при часах!... Нет, такой штуки она отроду не видывала и не слыхивала! Так разгорелось у Сони любопытство, что она бросилась за беленьким в погоню полем, и нагнала его как раз в пору: кролик только что шмыгнул в широкое отверстие норки около изгороди. Соня туда же за ним.
Сначала дорога в норку шла прямая; потом вдруг обрывалась вниз, да так неожиданно и круто, что Соня не успела опомниться, как уже летела стремглав куда-то, словно в глубокий колодезь. Взглянула вниз — зги не видатьи
Тогда Соня стада глядеть по сторонам. Видит—по стенам колодца как будто шкафы, книжныя полки; на гвоздях кое-где висят атласы, картины.
Все ниже, ниже и ниже спускается Соня. „Когда же этому будет конец? Любопытно узнать на сколько верст я уже провалилась! Эдак, пожалуй, я скоро окажусь где-нибудь около самаго центра земли. Дай, припомню: около 4000 верст, кажется, будет."
Соня, видите-ли, уже знала кое-что из географии. „Ну, положим", думает она, „я и спустилась на 4000 верст, но под каким я градусом широты и долготы, — вот что всего важнее узнать". Соня, надо заметить, не понимала хорошенько смысла широты и долготы, но слова эти сами по себе казались ей такими важными, славными, так тешили ее. „А что, если я провалюсь совсем, насквозь всей земли? Вот будет смех - очутиться с людьми, которые ходят вверх ногами, на голове! Антипатия, кажется, это место называется...”
Тут Соня стала в тупик: с этим словом она не могла справиться, и обрадовалась, что некому было ее подслушать.
„Впрочем, о названии этой страны можно будет у них там справиться», решила она, и стала представлять себе, как подойдет к кому-нибудь, присядет и спросит: „скажите, пожалуйста, что это - Новая Зеландия или Австралия?" Соня даже чуть не присела, но как тут присядешь на воздухе, летя вниз!
„Впрочем, лучше не разспрашивать, а то, пожалуй, примут меня за невежду! Так и быть, не стану разспрашивать. Где-нибудь там у них да будет написано."
Все ниже, ниже и ниже летит Соня. Что делать! Она опять принялась болтать. „Вот хватится меня Катюша! (Катюша у нея кошка). Надеюсь, ее кто-нибудь попоит молоком за чаем. Катюша, милая! Хоть бы ты была здесь со мною! Мышей, правда, в воздухе не водится, ну, поймала бы себе летучую мышь; ведь простая мышь и летучая, я думаю, почти одно и то же? Не знаю только, едят ли кошки летучих мышей?— вот что!”... Тут Соню стала разбирать дремота, и она то и дело повторяет: “едят ли кошки летучих мышей? едят ли мышей летучия кошки? едят ли кошек летучия мыши?"... Соня дремлет, и кажется ей, будто она ходит рука об руку с Катюшей и строго допрашивает ее: „Скажи, Катюшка, признайся, едала ты когда-нибудь летучую мышь? смотри, Катюшка, говори правду!”... Вдруг — стук, стук, хлоп! — Соня свалилась на кучу сухих листьев и сучьев, и—-стой, ни с места!...
Однако, она нисколько не ушиблась и тотчас вскочила на ноги. Взглянула вверх — темно; посмотрела вперед — опять длинный ход, а по нем бежит- спешит беленький кролик. Не теряя минуты, Соня, как вихрь, понеслась за ним вслед, нагнала его на повороте, и слышит, говорит беленький: “ай, ай, ай, как поздно!" Только Соня повернула за угол — глядит, а беленькаго и след простыл, словно провалился!
Соня очутилась одна в длинной, низкой зале, сверху освещенной рядом ламп, которыя висели с потолка. По обеим стенам залы множество дверей; все заперты. Соня прошлась по всей зале, толкнулась в каждую дверь, ни одна не отпирается. Она отошла, и стала посреди залы. „Что мне теперь делать? Как выйти отсюда?” грустно думает она.
Соня обернулась и натолкнулась на столик. Столик этот о трех ножках, весь из литаго стекла, а на нем лежит крохотный золотой ключик и больше ничего. „Этим ключиком, должно быть, отпирается хоть одна из всех этих дверей", соображает Соня. Взяла ключик, пошла примерять его ко всем дверям—ни к одной не приходится,— как быть!
Соня обошла залу еще раз, и набрела на низенькую занавеску, которую сперва не заметила. Откинула занавеску — за нею дверка вершка в 4 вышины. Она вложила ключ в замок—о радость! — ключ впору; отворила дверку, глядит: дверка выводит в корридорчик с мышиную норку; на самом конце корридорчика чудеснейший сад. Соня стала на коленки, нагнулась, смотрит, и не налюбуется. Как бы она погуляла в этом саду, посидела около фонтана.
„Но как быть! И головы не просунешь в узенькую дверку, а голову просунешь, плечи застрянут!"
„Когда бы я могла вдвигаться и раздвигаться как подзорная труба — вот было бы хорошо! Тогда я бы, кажется,
справилась."
Видя, однако, что нет пользы стоять у дверки, Соня воротилась к столику, не найдется ли на нем другаго ключика. На этот раз оказалось на столике сткляночка с ярлыком, на ярлыке крупными, четкими, печатными буквами была надпись: „Выпей меня!"„Выпей меня” - прочесть не мудрено, но взять, да так и выпить, не посмотрев, что пьешь—нет, не так глупа Соня!
„Посмотрю сперва, не написано ли “наружное” - разсудила она.
Соня вспомнила, что когда на стклянке написано наружное, то значит яд; и если выпить его слишком много, то может кончиться плохо. На этой стклянке, однако, не стояло “наружное”, и Соня решилась отведать. Отпила—ничего, вкусно; отзывается чем-то в роде всякой всячины: будто вишневым вареньем и яичницей, и ананасом, и жареной индейкой, и леденцом, и сдобными сухарями. Она допила все до капельки.
„Что-то теперь будет? Престранное чувство!" говорит Соня. ”Да никак я стала уменьшаться!”
Так и есть: Соня действительно становится меныпе, да меньше. От нее осталося уже всего вершка четыре и как обрадовалась она, вздумав, что теперь она ростом как раз подходит к дверке, что выводит в чудесный сад!
Постояла Соня, подождала, не будет ли еще чего, не вдвинется ли еще? “Как бы совсем не вдвинуться!” - струсила она. “Эдак, пожалуй, совсем исчезнешь, и погаснешь как свечка", говорит она самой себе.
Постояла Соня, видит - перемены нет, и решила, что тотчас отправится в сад. Пошла к дверке, а ключик от нее забыла на столике; воротилась к столику—что за горе! никак не достанет с него ключа, такая стала маленькая! Видит ключик сквозь стеклянный столик, а добраться до него не может. Что ни делала, как ни пробовала, ни хлопотала по ножкам взобраться иа стол—ничего не поделаешь: скользко. Выбилась из сил бедная девочка, села и горько заплакала.
“Ну, разревелась!” - вдруг спохватилась Соня. „Советую тебе сейчас перестать!” - резко и строго унимает она себя. Соня, надо заметить, была вообще мастерица угощать себя не только советами, но иной раз даже и щелчками. Шли ли они ей в прок—другое дело. И теперь она было пустилась в разговор с собою, но тотчас бросила, утерла слезы и стала озираться на все стороны. Вдруг, видит под стеклянным столиком лежит хрустальный ящичек. Она открывает его—в нем пирожок. Иа пирожке красиво выложены из коринки слова: „съешь меня!”. ”Пожалуй, съем”, решила Соня. „Если выросту, достану ключ; а стану еще меньше, пролезу под дверь. Чтобы ни было,—лишь бы выбраться в сад”.
Соня откусила пирожка, села кусочек и страх ее разбирает. „Что-то будет! Куда иду? Вверх или вниз?" Она подняла руки под головой, щупает вверх или вниз она уходит? Что за чудеса! Голова на месте, никуда не уходит! Странное, однако, дело!- думает Соня. От пирогов, правда, никогда ничего не бывает особеннаго; но за это время с нею было столько диковиннаго, что ее словно озадачило, и даже несколко обидело, что с нею не делается ничего особеннаго. Она опять принялась за пирог и дочиста съела его.
Слёзная лужа
„Чуднее и распречуднее”, закричала Соня! От удивления она даже путалась в словах, и выражалась как-то не по-русски. „Вот тебе раз! Выдвигаюсь теперь, как самая большущая подзорная труба! Стой, ноги, куда вы? Никак надо проститься с вами!” И действительно, Соня, нагнувшись, едва уже видит ноги, так оне вытянулись и далеко от нея ушли. „Ну уж теперь никак не достану обувать их, разсудила она и вдруг стукнулась головой о потолок — она вытянулась чуть не на сажень. Она проворно схватила со стола ключик и поскорей к садовой дверке. Бедная Соня, опять неудача!—В дверь не пройдет. Только растянувшись во всю длину, она могла приложиться к ней одним глазом и заглянуть в сад; но пройти—куда при таком росте! не выдержала тут Соня, опять расплакалась.
