Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1993 год
...Сильный океанский накат упорно бросал катер на серые поросшие водорослями скалы. Надо было успеть выскочить с тяжелыми рюкзаками на скользкие прибрежные камни в тот момент, когда волна отхлынет от берега. И все же высадка прошла благополучно.
Проводник повел нас к птичьему базару, где предстояло работать. Комары жалили нещадно; спина идущего впереди моментально побурела от густого слоя шевелящихся кровососов. Обмахивались ветками единственного в этих местах дерева — низкорослой полярной березки, которая стелется по камням, прижимаясь к земле.
Натоптанная пограничниками тропинка вела в гору. С гребня холма открылся вид на неширокую круто уходящую вниз расщелину, усыпанную огромными каменными глыбами. Казалось, будто кто-то гигантским молотом раскрошил скалы. Внизу шумно плескалось море. Оно-то и было тем могучим молотобойцем... По едва заметной среди камней тропке мы спустились к берегу и попали на птичий базар.
Узкие, шириною в два-три метра, расщелины рассекали скалы сверху донизу. Их вертикальные стены на десятки метров в высоту были заселены птицами. Тысячи чаек-моевок сидели на всех выступах и карнизах. Их сизые спинки и черные кончики маховых перьев подчеркивали ослепительную белизну оперения. Гнезда жались одно к другому. Из них выглядывали птенцы. То тут, то там среди камней попадались расклеванные хищниками мертвые птицы. Тяжелый запах их тления смешивался со смрадом гниющей рыбы и сырости. При нашем появлении потревоженные чайки начинали метаться от одной стены ущелья к другой, кричать и, казалось, норовили (и часто Небезуспешно) попасть в нас своими экскрементами. Не будь на нас брезентовых штормовок с капюшонами, пришлось бы совсем худо.
Шум стоял неописуемый. Птичье многоголосье, отражаясь от стен, многократно усиливалось эхом, и мы плохо слышали друг друга.
Настоящее царство чакли! Древние обитатели этого полярного края верили в существование чакли — маленьких карликов, населяющих прибрежные ущелья и скалы. Наделенные зловредным нравом, чакли заманивали людей в свои владения, наваливались на них всем скопом, пригибали к земле и старались задушить. Если же человек пытался заговорить, чакли, издеваясь над ним, отвечали теми же словами, поставив их в обратном порядке.
— Идите сюда! — кричал снизу наш проводник.
— Ай-да! Ай-да! Ай-да! — отвечали со всех сторон голоса, перекрывая гомон птиц.
В общем, место, куда мы попали, было необычным, но малоприятным.
Чуть в стороне от базара удалось найти каменную нишу, пригодную для размещения полевой лаборатории. Я принес несколько пустых ящиков, выброшенных морем. Два из них служили столами, а те, что поменьше,— стульями. Расстелили клеенку, разложили инструменты. Шеф и лаборантка Катя сели за импровизированный стол, а мы с Александром Семеновичем, паразитологом, отправились в узкие расщелины ловить птиц. У Александра Семеновича в руках длинное удилище с петлей на конце. Осторожно, чтобы не вспугнуть чайку, он заводит петлю над головой сидящей в гнезде птицы, и через мгновение она уже трепещется на толстой капроновой леске. Мне оставалось лишь подхватить добычу, спрятать в мешок и отнести в «лабораторию». Там птицу осматривали, метили и брали у нее пробу крови. Потом чайку отпускали, и она, мелко-мелко встряхивая крыльями, делала над нами прощальный круг.
С океана подул пронизывающий ветер, сильно похолодало. Тем, кто неподвижно сидел за «столом», было особенно зябко. Руки окоченели и плохо слушались. Надо было немного размяться. Катя пошла к берегу промывать использованные шприцы, а шеф направился в ближайшую расщелину. Там среди камней слабо шевелился выпавший из гнезда птенец. Шеф принес ящик, встал на него и водворил птенца на место. В верхней части расщелины птицы то подсаживались к птенцам, то вновь взлетали, и от этого бесконечного движения из гнезд сыпался всякий мусор — пух, пыль, экскременты.
В расщелине шеф пробыл всего несколько минут. Тут мы принесли новую партию птиц, и лаборатория вновь вернулась к работе. По часам уже наступила ночь, но солнце, едва коснувшись поверхности моря, покраснело, расплющилось и, поднимаясь, двинулось к востоку, заливая перламутровым светом волны и скалы. Летом в царстве чакли солнце не заходит...
Через пару дней мы покинули это неуютное место и на катере возвратились в ближайшее стойбище, на свою базу.
Неожиданно шеф разболелся. Ночью у него начался сильный озноб. Всегда подвижный и энергичный, он с трудом вставал с постели и жаловался, что от слабости его «пригибает к земле». Голос осип, казалось, что-то сжимает, давит на грудь. Лимфатические узлы на шее и под челюстью набухли, стали плотными. Ко всему этому присоединились боли в суставах. Он первым обнаружил у себя кровоизлияния. Они появились там, где одежда плотно прилегала к телу: под поясом на пояснице, под ремешком часов, на щиколотках ног.
Через несколько дней из тяжелого дальнего похода в тундру возвратился Александр Семенович. Он чувствовал себя бесконечно усталым, все время хотел спать, у него болела голова, саднило в горле. На груди густо-густо высыпали мелкие, как маковые зернышки, кровоизлияния.
Я тоже недомогал. Быстро уставал, от малейших физических усилий покрывался потом, как будто носил тяжелые мешки. На шее вспухли лимфатические узлы. Лихорадило.
Уж не тысячи ли зловредных чакли из птичьих ущелий вцепились в нас своими крохотными ручонками, пригибая к земле и стараясь задушить? Но держали они только тех, кто был среди птичьих гнезд. Катя и остальные участники экспедиции, которые в колонию птиц не ходили, на здоровье не жаловались.
Вскоре мы с Александром Семеновичем почувствовали себя значительно лучше, а шеф, продолжая болеть, улетел в Минск. Когда же и мы через несколько недель вернулись из экспедиции, то узнали, что он лежит в клинике и врачи не могут понять, какое у него заболевание. Болезнь тянулась долго.
Из клещей, паразитирующих на кайрах и чайках-моевках, нам удалось выделить некоторые арбовирусы, в том числе и вирус Тюлений. Этих клещей в колониях миллиарды. Они прячутся в почвенном детрите, который образуется из перегнившего мусора; мусор накапливается в щелях и углублениях карнизов, где кайры выводят своих птенцов. Когда я впервые с помощью страховочной веревки спустился на такой карниз и копнул детрит саперной лопаткой, то был ошеломлен открывшимся зрелищем — на срезе слабо шевелились тысячи клещей. Они питаются кровью птенцов и взрослых птиц, и не удивительно, что часть птенцов погибает от нападения такого количества кровососов.
А теперь я хочу сделать небольшое отступление, чтобы сказать несколько слов о вирусе Тюлений. Лет двадцать назад известный московский ученый академик Д.К. Львов на основании сложных научных расчетов и построений предположил, что в колониях северных морских птиц должны циркулировать различные арбовирусы, переносчиками которых являются птичьи клещи. Впрочем, и без специальных научных выкладок мне всегда казалось, что Север с его обилием птиц и паразитирующих на них клещей и комаров незаслуженно обойден вирусологами. Он не может быть исключением среди других регионов Земли — свято место пусто не бывает. Но одной интуиции в науке недостаточно, нужны факты.
Проверяя гипотезу Львова, его сотрудники собрали клещей на острове Тюлений в Охотском море. Жидкость из растертых в ступках клещей ввели в мозг новорожденных мышат. Через несколько дней зверьки заболели и погибли. Суспензией из их мозга заразили других мышат, и они погибли при таких же проявлениях болезни. Такую процедуру повторили несколько раз. Мозговую суспензию пропустили через особые фильтры, поры которых настолько малы, что способны задержать бактерии, но все же достаточно велики, чтобы пропустить вирусы. Жидкостью, которая просочилась сквозь этот фильтр, заразили еще одну группу мышат, и они тоже заболели. Значит, это был какой-то вирус. Вопрос заключался в том, чтобы определить — какой? Это сложное и очень кропотливое дело: одних арбовирусов известно сейчас более тысячи. Исследователи смешивали выделенный из клещей вирус последовательно с разными сыворотками и вводили смеси животным. Если мышата оставались живыми, значит, сыворотка нейтрализовала инфекционные свойства вируса, и, таким образом, зная, что это за сыворотка, они могли узнать, какой вирус изучают. Но мышата все погибали, а исследователи настойчиво продолжали работу. Их упорство было вознаграждено — ни одна сыворотка не обезвредила вирус. Недаром говорят, что в науке «отрицательный результат — это тоже результат». Ученые держали в руках неизвестный вирус, который был ими назван вирусом Тюлений — в честь одноименного острова, где были собраны клещи.
Выделить новый вирус — не фокус, гораздо сложнее доказать, что он ранее не был известен ученым, и определить его место в номенклатуре вирусов. Лучше всех в мире это умеет делать опытный американский вирусолог Дж. Казалс. В Йельском университете, где он работает, собрана самая большая коллекция арбовирусов и сывороток против них. Если Казалс говорит, что этот вирус относится к такой-то группе или что он совершенно новый, то обычно так оно и есть. Ему-то Д.К. Львов и отправил свою находку. Американцы подтвердили данные москвичей.
