Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1984 год
Приближался вечер. Старшина батареи привез на телеге ужин. Бойцы дружно заработали ложками. Криклий тоже отведал солдатских галушек на свином сале с луком. Пережевывая туго сбитое мужскими руками вареное тесто, он первым уловил гул вражеского самолета, проклятой «рамы», не дававшей житья артиллеристам. Мгновенно скомандовал:
— Воздух! В укрытие!
Через две минуты батареи как не было. Повозка с огромными термосами перекатилась в рощу. На сей раз самолет долго над позицией не задержался.
— Отбой! — зычно возвестил старший на батарее.
В первом часу ночи в штабном блиндаже, построенном на опушке леса, было тесно. Посреди самодельного стола стояли две коптилки — медные гильзы из-под снарядов с фитилями — и дымили вовсю. Тем не менее Иван Ильич разрешил закурить:
— Курите, курите, товарищи. Завтра некогда будет...
Командиры всех трех батарей, а также начальник штаба дивизиона старший лейтенант Пискин и сам капитан Криклий говорили о готовности батарей, о наличии боеприпасов, о развертывании санитарного взвода, о дополнительной подвозке снарядов, о питании. В час ночи командиры разъехались по батареям. На сон оставалось три с половиной часа. Подъем в четыре тридцать, завтрак и — на позиции.
Утро 12 мая было тихое и ясное. Заря на востоке разгоралась по-весеннему ярко. На пять часов тридцать минут был назначен по всему фронту авиационный, а в шесть — артиллерийский налеты.
Самолеты отбомбились, и гул их стал удаляться. Десять, пять минут до начала артподготовки. Командиры батарей еще раз доложили Криклию о готовности. И началось... По всему фронту в сторону немцев полетели красные ракеты, и радисты несколько раз передали цифру 777 — условный сигнал начала артналета.
Ровно час обрабатывала врага артиллерия. Потом двинулась пехота в атаку. Фашисты, несмотря на отчаянное сопротивление, не выдержали напора и откатились по всему фронту на восемь-десять километров. 13 мая Иван Ильич Криклий услышал на третьей батарее, где его застали срочные дела, сводку Совинформбюро: «...На Харьковском направлении... гвардейцы под командованием товарища Родимцева уничтожили около 500 гитлеровцев, захватили у противника 35 орудий, из них 15 тяжелых...»
Криклий, глядя на стоявших перед ним артиллеристов, одобрительно кивнул. Услышав последние слова диктора: «...и уничтожили 15 танков...», сказал:
— Четыре из них подбиты нашим дивизионом...
Наутро, не успела еще сойти с земли вчерашняя гарь, не успел развеяться дым от взрывов снарядов, бомб, мин,— снова бой. И снова гвардейцы в наступлении. Артиллеристы еле поспевают за пехотой и танками.
Во время очередного двухчасового перехода, когда наступила смена позиций дивизиона, Криклий ехал на повозке с сеном и радовался успеху наступления и тому, как показал себя дивизион, его артиллеристы. Вокруг виднелись разбитые орудия, сгоревшие танки, трупы фашистов... Криклий невольно расслабился под теплыми лучами майского солнца, прислонившись слегка к солдатским вещмешкам и шинельным скаткам. И в памяти всплыли первые дни войны, тяжелое отступление, потери. Он подумал удовлетворенно: «Наступил для тебя, фашист проклятый, час расплаты». Незаметно молодая, крепкая память перенесла его на границу...
Там он командовал батареей. Той самой, первой, в которой сейчас его место занял Иван Быков. Но от нее осталась буквально треть состава — и ни одного из тех орудий. Обстановка на границе была сложной. Все остерегались провокаций со стороны немцев, оккупировавших Польшу и сосредоточивших у нашей границы множество войск. Когда немецкая «рама», нарушив границу, летала над позициями укрепрайона, артиллерийскими парками, над расположением пехотной дивизии, никто не думал о том, чтобы убрать разведывательный самолет огнем зениток. Стрелять строжайше запрещалось.
К 17 июня обстановка на границе, где служил Иван Криклий, накалилась. В батарею пришла команда: «Строго секретно. Занять боевые позиции с полным боекомплектом».
Иван уезжал из дома на рассвете.
Жена растерянно смотрела то на него, то на крепко спавших ребят.
— Я ненадолго,— сказал Иван,— скоро вернусь. Учения...
Он как в воду глядел: двадцатого вечером вернулся в город, к семье. Была пятница. Поступила новая команда: «Отбой!» Только успели провести рекогносцировку, обжить позиции — и назад, по домам. Орудия затащили в парк, смазали и зачехлили. Солдат отправили снова в казармы. Командному составу полка, который собрался в Доме Красной Армии, было передано: «Состояние боевой готовности приказом старшего артиллерийского командира отменяется». На батарее за Криклия остался лейтенант. Он холостяк, недавний выпускник того же Киевского училища, которое кончал и Криклий. В город на лошади не поедешь, держать негде, поэтому Иван отправился на попутных.
Километров восемь ехал на повозке. Словоохотливый поляк рассказывал:
— Был на днях на той стороне Буга. Родственники там у меня, брат родной. Он живет по одну сторону реки, я — по другую. Проехал там я километров пятьдесят...
Иван слушал не очень внимательно. Но когда дед, крикнув пару раз на лошадь, заговорил о немцах, командир насторожился.
— Немцев там видимо-невидимо. В каждой деревне стоят. Сколько ни ехал — одни войска. А в районе Грубешува — танков не сосчитать!
— А говорят на той стороне о чем? — не выдержал Криклий.
— О разном. Больше о войне. Вот-вот начнется, говорят. Немцы будто бы брешут: «Все, что лежит между Бугом и Владимиром-Волынским, будет уничтожено».
Старик должен был сворачивать, и Иван, чтобы не остаться перед ним в долгу, мол, ехал всю дорогу молча, сказал ему, прощаясь:
— Не волнуйтесь, дедуля, войны не будет. У нас с Германией договор о ненападении.
Оставшиеся до города километров пять Криклий шел пешком, предчувствуя радость встречи с женой и детьми, радуясь и тому, что неожиданно выпало два дня отдыха, что бывало редко.
Как пролетела суббота, не заметил. Проснулся от грохота, сотрясавшего воздух, от звона вылетавших оконных стекол. Никак не мог понять, что происходит. Жена, согнувшись над детской кроватью, что-то приговаривала, успокаивая младшего сына. Окна освещались вспышками рвущихся где-то недалеко снарядов и бомб, будто молнии от грозы. «Война!» — пронеслось в голове Ивана. Он слетел с кровати. Схватил галифе, быстро оделся и застегнул ремни портупеи. Держа в руках пилотку, крепко обнял оцепеневшую Александру.
— Если к вечеру от меня не будет никаких известий, уезжайте к матери. Видишь, война...
Криклий схватил сыновей, поцеловал сначала одного, потом другого, махнул с порога рукой: «Береги ребят...»
Город заволокло пеленой дыма и пыли. Только выбежав на улицу, Иван посмотрел на часы. Стрелки показывали 3 часа 12 минут.
Куда бежать — на батарею, в парк?— прикидывал он, держа путь за город. Путь неблизкий, двенадцать километров. Но уже объявлена боевая тревога... А по боевой тревоге батарея должна выехать в выжидательный район — на окраину села Стефанувка — и ждать приказа.
Убыстряя шаг, переходя на бег, он все еще колебался. Если добираться до выжидательного района через батарею, через парк, то это займет минимум два часа, а если бежать, взяв в сторону, прямо на Стефанувку, то за час десять — час двадцать можно быть у цели.
Иван бежал всю дорогу. Местность знал хорошо. Тропки, шляхи лежали перед ним как на знакомой и заученной карте. В пути встречались солдаты, офицеры. Почти каждый второй встречный тяжко произносил: «В-о-й-н-а?!»
В батарею на окраину села Стефанувка он прибежал вымокший до нитки. Его будто из ведра окатили. Первым долгом попросил:
— Пи-ить...
Командир первого орудия поднес котелок с водой. Криклий, осушив его до дна, громким, разгоряченным от бега голосом скомандовал:
— Батарея... Приготовиться к бою!
В четыре часа сорок две минуты батарея была готова к ведению огня по врагу. Но приказа на это не поступало. Через час противник возобновил свои действия. Над позициями артиллеристов и других войск закружил корректировщик. В направлении на юго-восток полетели сотни самолетов. В пять часов тридцать восемь минут взошло солнце... К обеду батарея отразила первый натиск...
Два дня удерживали оборону войска 87-й стрелковой дивизии. Враг ценой немалых потерь 24 июня захватил Владимир-Волынский. Полки и подразделения дивизии оказались отрезанными от основных частей и соединений 5-й армии. Попали в окружение и артиллеристы. Через день войска все же вырвались с боями из окружения, но понесли большие потери. Начались тяжелые оборонительные бои с отступлением... Бой... И снова отход...
За воспоминаниями Криклий и не заметил, как очутился на новых позициях. Увидев огромную рощу, он вытащил карту и начал сверяться с местностью. Роща и развилка дорог. Село Веселое. Левее — Петровское. До Харькова... 30—40 километров...
