Татьяна Добрусина - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 05
— Пока что один-единственный такой на всю солнечную систему, — бодро подтвердил Сэм. — Мне еще три таких строят. Хочу заделать бизнес с грузовыми перевозками как надо.
И дальше трещал без умолку, мимоходом сообщив мне, что является основным владельцем орбитального туристического комплекса-гостиницы «Вид на Землю».
— Вид на Землю из каждого номера. Роскошно.
— Да, могу себе представить.
— Потрясное место для медового месяца, — объявил Сэм. — Или хотя бы просто на выходные. Тот не жил, кто не вкусил любовь в невесомости.
Я замолкла и промолчала весь остаток недолгого перелета. У меня не было ни малейшего желания подыгрывать сексуальным увертюрам, сколь бы отдаленно-вкрадчивыми они ни были. Или откровенно-навязчивыми.
Обед прошел довольно мило. Впятером мы втиснулись в узкую кают-кампанию, служившую одновременно и столовой. Готовить при нулевой тяжести штука нехитрая, зато подать приготовленное блюдо так, чтобы оно и глаз аппетитно радовало, и с тарелки при первом же касании вилки не уплывало, — тут действительно искусство требуется. Сэм с этим справился, использовав тарелки с прозрачными пластиковыми крышками, которые аккуратно убирались на шарнирах. Поджарка из телятины со спагетти — знай наших. Вино, конечно, подано было в бокалах-сферах, которые следовало сжимать, как грушу.
В экипаж «Адама Смита» входили трое. Единственная женщина, инженер-связист, была женой инженера по силовым установкам. Ширококостная блондинка лет тридцати, позволившая себе набрать немного чересчур много веса. Микеланджело она пришлась бы по вкусу: крупный торс, мощные члены, — но, по нынешним понятиям, к писаным красавицам ее не отнесешь. Впрочем, муж ее, под стать жене белокурый, тоже обладал внушительной комплекцией.
Вполне достоверный факт: люди, которые очень много времени проводят в условиях низкой силы тяжести, либо позволяют себе растолстеть донельзя, либо похуданием изводят себя так, что остаются лишь кожа да кости. Как у меня. У физиологов даже есть научные термины для этого: я, как мне было сказано, агравитальный эктоморф; раздобревшая супружеская пара инженеров причислялась к агравитальным эндоморфам. Сэм, конечно, не был ни тем, ни другим. Он был — Сэм. Уникальная неугомонная личность.
Поначалу оба инженера — и толстуха, и толстяк — вызывали во мне подсознательную неприязнь, но потом я подумала о шарообразных формах маленьких Венер, которых доисторические люди вырезали из округлых, размером с ладонь, камешков. И инженеры уже не казались мне вовсе никудышными.
Третьим в экипаже был спец по товарному грузу, долговязый, темноволосый, неразговорчивый биолог. Молод и довольно красив — несколько угрюмой красотой, в глаза не бросающейся, а таящейся под спудом, словно раскаленные уголья под пеплом. Был он худ, но все же кости из него не выпирали. Я узнала, что это космическое путешествие было у него первым и, как он решительно надеялся, последним.
— Что у вас за груз? — спросила я.
Биолог не успел и рта открыть, как Сэм ответил за него:
— Черви.
Я едва вилку не выпустила. Вдруг показалось, что спагетти, которые я лихо на нее накручивала, стали извиваться, как живые.
— Черви? — машинально повторила я.
Радостно кивнув, Сэм сказал:
— Слышали о Секте Моралистов, что сооружают себе космическую колонию?
Я покачала головой, сообразив, что все эти три года была в большом отрыве от остального человечества.
— Религиозная группа, — пояснил Сэм. — Додумались, что Земля для них чересчур греховна, и взялись сооружать себе приют небесный — в собственном своем соку варящийся, сам себя обеспечивающий искусственный мир на околосолнечной орбите, точь-в-точь как ваш астероид.
— И им нужны черви? — спросила я.
— Для почвы, — изронил биолог.
Не успела я задать следующий вопрос, как Сэм снова встрял:
— Они почву мегатоннами с Луны таскают, в основном, для защиты от радиации. Не желают, понимаете ли, чтоб были зачаты двухголовые Моралисты. Ну, и сообразили: уж коли навезли столько грязи, можно ведь часть ее и под хозяйство пустить.
— Однако лунная почва стерильна, — вставил биолог.
— Точно. Питательных веществ в ней полно, всяких там химикатов, что растениям нужны. Только ни тебе земляных червей, ни пчелок, ни жучка единого, ни слизнячка, ни прочей склизкой мелкой твари, которая делает почву живой.
— И им все это нужно?
— Да. Еще как — если они собираются выращивать что-то на этой лунной почве. Иначе им пришлось бы к гидропонике прибегнуть, а это — против их религии.
Я перевела взгляд на биолога: тот кивнул, подтверждая сказанное Сэмом. Супруги-инженеры в разговоре участия не принимали, были заняты: деловито набивали рты едой.
— Не так много перевозчиков найдется, готовых отмахать пол-орбиты земной с десятью тоннами червяков и их приятелей на борту, — горделиво сообщил Сэм. — Я с Моралистами контракт подписал почти без проблем, конкуренты локтями не отталкивали. Чертовски доходное дело, между прочим, были б только червяки живы-здоровы.
— Так и есть, — уверил его биолог.
— Это наш первый перелет для Моралистов, всего шесть будет, — сказал Сэм, вновь обращая свое внимание на телятину и соус. — И все черви.
Я почувствовала, что улыбаюсь:
— Вы всегда доставляете товар лично?
— Не-а. — Сосредоточенное накручивание спагетти на вилку под пластиковой крышкой. — Просто подумал, раз перелет первый, то мне следует пролететься и все самому посмотреть. Я дипломированный космолетчик, знаете ли.
— И знать не знала.
— Ага. Потом, перелет помог мне удрать от гостиницы и конторы. Мой приятель Омар вполне управится с нею, пока меня нет. Черт его дери, управляется же он, когда я там сижу!
— А потом что будете делать?
Сэм широко улыбнулся мне:
— Я ищу новые возможности для бизнеса. Разыскиваю новые миры, новые цивилизации. Лечу себе прямиком туда, куда до меня никто не летал.
Биолог, отправляя в рот полную вилку телятины, бормотнул:
— За женщинами он гоняется.
По его смертельно серьезной физии я не могла понять, шутит он или нет.
— Стало быть, вы доставляете десять тонн червей, — сказала я.
— Точно. И почту.
— Ах, да. Мое письмо.
— Оно у меня в каюте, на мостике.
Я не удостоила ответом его улыбку. Если он полагает, что сумеет затащить меня в свою каюту и в свой спальник — «в невесомости»! — то жестоко ошибается. Вина я всего два малюсеньких глоточка сделала, после трех лет жизни отшельницей я с особым вниманием следила за тем, чтобы в дурах не оказаться. Желала быть неуязвимой и неприкасаемой.
Вообще-то Сэм вел себя почти как совершенный джентльмен. После обеда мы поплыли из кают-компании по низкому коридору, выходившему в командный модуль. Я двигалась по коридору, слегка пригнув голову, Сэм плыл впереди не закрывая рта, ни на едином миллиметре пути не прерывая рассказ о червях, Моралистах и их искусственном приюте небесном, обителях, расползающихся по всей внутренней солнечной системе, и о том, как он собирается заработать миллиарды на перевозке специфических грузов.
Каюта его оказалась всего-навсего крохотной каморкой с прикрепленным к одной стене спальником — в сущности, просто ниша, встроенная в командный модуль. В иллюминаторы мостика было видно, как над моим парящим астероидом начинает всходить Солнце. Сэм нырнул в свое логово, не сделав никаких предложений ни жестом, ни голосом, и мгновение спустя вынырнул с тяжелым, плотным, дорогим на вид, белым конвертом.
На конверт, где значилось мое имя, было налеплено несколько весьма потертых марок, их, подумала я, по пути клеили на разных почтах. В углу имелись название и адрес юридической конторы: «Шкурнер, Дральман, Убивон и Счетс», Демойн, штат Айова, США, Земля.
Ломая голову над тем, почему эта компания не отправила письмо по электронной почте, как все нормальные люди, я старалась и никак не могла надорвать конверт.
— Позвольте мне, — сказал Сэм и, взяв конверт двумя пальцами за уголок, вскрыл его малюсеньким лезвием самого крохотного из всех виденных мною перочинных ножичков.
Я вытащила единственный лист тяжелого белого пергамента, такого жесткого, что о его края можно было руки порезать.
Письмо было обращено ко мне. Начиналось оно словами: «Позвольте уведомить вас…»
Несколько минут я билась над юридической словесной заумью, а Сэм отошел пока к пульту управления и занялся проверкой показаний приборов. Мало-помалу смысл письма дошел до меня. У меня перехватило горло. Тупая, жгучая боль комом застряла в груди.
И в тот же миг Сэм оказался рядом.
— Что такое? Ч-черт, у вас видик, будто вот-вот взорветесь! Красная вся, что твой огнетушитель!
А я от злости едва не ослепла. Сунула письмо Сэму и выдавила из себя:
