Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1971 год
В обед нам передали предупреждение: ветер в нашем районе достигнет 10—11 баллов, видимость ухудшится до километра, пойдет снег.
Вертолет и сегодня не сможет вылететь к нам; в Астрахани все то же — ветер двадцать метров в секунду. Циклон приближается к нам. Где-то поблизости зверобойная шхуна «Галактика» — по рации слышно ее лучше всех — передает, что из-за усилившегося ветра и волны прекратила промысел и выходит в другой район. Крылов, услышавший это, тут же вызывает базу и вновь просит передать всем судам, чтобы не заходили в наш квадрат.
Вечером, воспользовавшись внезапно наступившим затишьем, мы с Крыловым отправились к воде. Когда был ветер, он не пустил меня туда: «Не хватало, чтобы тебя унесло. Снимай здесь, рядом с палаткой, лучше будет».
Тишина была какая-то подозрительная. По небу быстро неслись низкие лохматые облака, а у земли тишина будто разлилась, расплавилась. Черная вода таинственно плескалась в сгущавшихся сумерках. Тюленухи при виде нас выпрыгивали из воды. Какой-то белек, к нашему удивлению, прыгнул вдруг в воду вслед за матерью. Будто моторный кораблик, быстро-быстро работая ластами, он гонялся за нею, пытаясь взобраться ей на спину. Но тюленуха не давалась. Ныряла, уплывала, крутилась на воде, Белек захлебывался, но, ни на минуту не останавливаясь, орал что есть мочи, так что получалось непрерывное: «бррллл... мма... брллл... ма... бррл». «Пойдем отсюда, — сказал Крылов, — а то ведь эта дура закупает его до смерти».
— Выспаться бы, — признался он вдруг. — Ночью не могу спать. Боюсь, заснет кто-либо из дежурных. Лед ведь только и ждет, чтоб зазевались.
В эту ночь мы превратились в дрейфующий лагерь.
Под вечер, как и предсказали синоптики, на палатку обрушился шторм. Ожидая худшее, решили с этого дня начать экономить дрова, по ночам не топить печь. В палатке стало холодно. Крылов, лежа в спальном мешке, наставлял очередного дежурного, чтоб оглядывал чаще льдину, в палатке не засиживался. И в это время раздался жуткий крик. Мы выскочили, встали даже те, кто уже забрался в спальники.
У дверей, свернувшись клубочком, лежали два белька. Они-то, верно, и кричали. Тюленух не было видно. Как, зачем они здесь оказались? Приползли сами? Лежка не близко, и такого еще не было. Кто-то догадался дернуть за леску удочки. Удочку в первый же день опустил радист Коля в лунку да так и держал с тех пор. Леска натянулась, она косо уходила под лед. Значит, мы дрейфовали!
— Э-э-э, — сказал радист Палыч; вмиг собрал свои вещички и сел с чемоданчиком рядом с рацией и поближе к двери. То же сделал и Коля. Румянцев с гидрологом Кассиным пошли замерять скорость дрейфа, а Воронцов вдруг принес мешок сигнальных ракет и фальшфейеров. Спал только Лев Ковнат, невероятно хладнокровный человек, работавший на дрейфующих льдах в Белом море.
Радисты накинулись на ракеты, как на конфеты, а Ворожцов все доставал им из мешка и предлагал: «Ну еще по одной. Пригодятся». Ворожцова не поймешь, шутит он или серьезно. «Перестань, Георгий, дурачиться», — остановил его Крылов. Он вернулся от воды. В темноте слышно было, как волны накатывались на лед.
— До воды далеко, и ничего страшного, по-моему, нет, — сказал он.
Они вместе с гидрологом подсели к карте и, определив направление ветра, решили, что в море нас не вынесет, а лишь приткнет к другому берегу полыньи. «Всем спать, — приказал Крылов. — Всем, кроме дежурного. Завтра работать». Биологи полезли в спальные мешки. Радисты, посидев еще с часок, незаметно выложили на стол ракеты и фальшфейеры и тоже улеглись.
К утру дрейф прекратился, и мы на рассвете увидели, что там, где раньше была вода, появился лед, со всех остальных сторон чернела вода. Но залежку разломы не тронули.
Ветер стихал, светило солнце. Стало ясно, что худшего сегодня уже не произойдет. Крылов побрился, весь как-то посвежел, мне показалось, что он даже выспался, встал другим и, кажется, наконец-то поверил в своих людей и обрел настоящее спокойствие.
Как обычно, биологи собрались на работу. Надели халаты, приготовили весы. В это время на горизонте показалась мачта небольшого судна. Биологи заволновались.
Шхуна галсами пробиралась во льдах. Она свернула в сторону, и мы подумали, что она уйдет. Крылов был на полдороге к своему участку, когда она ткнулась в лед с противоположной стороны залежки. С нее сошли на лед люди. Первый уже схватил за ласты белька...
Крылов, размахивая руками, несся им навстречу. Он бросил багор, забыв про технику безопасности, даже не глянул под ноги... Полы халата его развевались как крылья. «Назад, назад! — кричал он. — Не сметь выходить на льдину!» Люди повиновались, а он, подбежав к ним, гнал их дальше, на шхуну, и успокоился только тогда, когда она отплыла.
В тот день прилетел МИ-1, маленький вертолетик гидролога, обещавшего подыскать льдину. Потом наш МИ-6 с продовольствием, топливом и бидонами пресной воды. Затем прилетел уточнить ледовую обстановку самолет-разведчик. Там наблюдателем был друг Крылова, Зубрилкин. Самолет кружил над нами, приветливо покачивая крыльями, а Крылов грозил ему кулаками, кричал: «Ну что разлетался, лети отсюда, всех зверей мне переполошил, давай проваливай...» Таким и запомнился он мне, ибо в этот день я улетел. Улетели обрадованные радисты. Крылов не скрывал своего удовлетворения, что выпроваживает со льдины всех лишних. Ему надо было работать.
Сверху льдина с палаткой в кольце черной воды снова показалась мне совсем ненадежной, а лед на море после пронесшегося циклона в этом квадрате был исполосован на куски.
Дома я все волновался, пока не услышал телефонного звонка. «Кончили неожиданно удачно, — хрипел в трубке знакомый голос. — Морозы помогли, продержались еще тринадцать дней...»
В. Орлов, наш спец. корр.
Комментарии к эксперименту
Уже не первый год лаборатория по изучению морских млекопитающих ВНИРО (1 ВНИРО — Всесоюзный научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии.) занимается тюленями Белого, Баренцева и Каспийского морей. Наша задача — дать рекомендации по рациональному ведению промысла, с тем чтобы сохранить и даже увеличить поголовье этих морских животных.
Тюлений промысел известен с давних времен. Сотни лет назад поморы торговали мехом, кожей, ворванью — всем тем, что давал тюлень человеку. Охотились они, правда, недалеко от берегов, не добираясь до основных лежбищ в океане. Но с тех пор, как появились суда ледокольного типа и авиаразведка, дальние лежбища перестали быть недосягаемыми. Поголовье тюленей резко сократилось. С 1965 года по настоянию ученых промысел гренландского тюленя был значительно ограничен.
Необходимость практических рекомендаций диктуется и тем, что тюлений промысел получил в последнее время «меховое» направление, то есть главную ценность стали представлять бельки, тюленьи детеныши с белым эмбриональным мехом, и сивари, малыши постарше, с уже слинявшей шерстью. Но если из стада берется только приплод, необходимо твердо знать, какое количество его можно выбить, чтобы не приостановить рост стада. Для этого надо иметь точные данные о численности самок и детенышей, естественной смертности их, темпах размножения и т. п.
Биологи начали изучение тюленей в естественных условиях в самый ответственный период их жизни — появления на свет потомства. Первый опыт работы непосредственно на залежках был предпринят в 1966 году, когда на льды Белого моря высадилась группа работников ВНИРО и ПИНРО (2 ПИНРО — Полярный институт рыбного хозяйства и океанографии.) во главе с Л. А. Поповым. Научный дрейфующий лагерь «Торос» работал четыре сезона и сумел детально познакомиться с биологией гренландского тюленя и составить необходимые рекомендации. Так, на 1970 год в Белом море был разрешен забой только 23 тысяч, причем лишь молодняка того же года рождения. Усиленный промысел в прошлом, когда без разбору били детенышей из-за меха, а самок из-за кожи и жира, привел к тому, что стадо все больше и больше утрачивало способность к воспроизводству. Самцы, надо сказать, страдали меньше — они более осторожны, живут в период появления малышей своими колониями, и при первом же выстреле вся колония исчезает под водой; самка же никогда не покинет белька в минуту опасности. Надо было вернуть возможность воспроизводства стаду, сохранить самок, которые плодоносят до 30 лет.
Резкое сокращение добычи беломорского тюленя, а также дальневосточного, привело к тому, что вся тяжесть промысла легла на каспийский бассейн. И это вызывало беспокойство. Ученые не имели точных данных по каспийскому тюленю, и потому норма отстрела не была до сих пор достаточно обоснована.
В течение двух лет мы изучали ледовый режим Каспия (льды здесь гораздо слабее и тоньше беломорских) и распределение основных детных залежек. Установили, что концентрация залежек, образуемых каспийским тюленем в период появления детенышей, позволяет использовать для учета аэрофотосъемку. Но, как и в работе на Белом море, она требовала дополнений.
