Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1978 год
— Выйдем, нужно поговорить, — тихо сказал Кгомотсо. — А ты побудь с Нгоапой, горюет парень, — подтолкнул он Мдлаку.
Первая листовка
После затянувшейся на целый месяц поездки в Иоганнесбург Поль Браун с утра поспешил в университет. С трудом пристроив свой старенький «таунус» на стоянке у кампуса, он решил заглянуть в студенческий клуб — узнать последние новости.
В небольшом зале с баром для такого раннего времени было необычайно многолюдно. Студенты не спеша пили кофе, некоторые потягивали бренди. В дальнем конце компания девиц подчеркнуто громко обсуждала последние моды. «Ловцы мужей уже на посту», — отметил Поль: доченьки из богатых семейств поступали в университет прежде всего для того, чтобы подыскать себе подходящую партию.
В углу у входа четверо старшекурсников играли в бридж.
— Привет, ребята, — поздоровался на ходу Поль. После всего, что произошло в последнее время, он почувствовал буквально физическое отвращение к этой атмосфере самодовольной безмятежности.
Чернявый парень оторвал взгляд от карт:
— А, Поль, привет. — И с издевкой спросил: — Тебя еще не сунули за решетку из-за твоих любимых кафров? Посоветуй, после недавних событий я совсем растерялся, что лучше купить: новый приемник для машины или запасные магазины для винтовки?
Едва закончив, он оглушительно захохотал, оглядывая притихший зал.
Поль Браун не помнил имени парня, хотя частенько встречал его здесь и знал, что он член полуфашистского «Африкаанс штудентбонд», с которым у НУСАС (НУСАС — Национальный союз южноафриканских студентов, объединяющий либерально настроенную белую молодежь.) происходили все более острые стычки. Поль хотел было отбрить подонка, но сдержался и отошел к столику, где сидела Лаура. После памятной июньской схватки с полицией у кейптаунского собора эта девушка незаметно стала одним из главных активистов в университетском отделении НУСАС.
Едва Поль Браун опустился в кресло, как Лаура нетерпеливо наклонилась к нему:
— Ну что там было в Витсе? (Витс — сокращенное название Витватерсрандского университета в Иоганнесбурге.) Из газет ничего толком не поймешь.
С откровенной радостью Поль посмотрел на ее возбужденное лицо и, чуть помедлив, произнес подчеркнуто бесстрастным тоном:
— Букетов цветов, как сама понимаешь, не было, но сражение — что надо. Наши, из НУСАС, показали себя молодцами. Да и многие другие не струсили. Ребята держались, пока полицейские и агенты не проникли на территорию кампуса и не напали с тыла. Все равно заваруха получилась колоссальная. — Увидав откровенное разочарование Лауры, улыбнувшись, добавил: — Вечером соберемся, и я вам расскажу подробнее. А пока...
В глазах Поля вспыхнул азартный огонек. Он еще ближе нагнулся к Лауре, ноздри расширились, отчего его крупный, с горбинкой нос стал похож на орлиный. Да и весь он в этот момент был похож на бойца, готового вот-вот броситься в схватку с врагом. Поль достал из кармана бумажник, вынул из него небольшой листок бумаги и протянул Лауре. Она почувствовала запах свежей типографской краски.
— Прочти. Составили вместе с ребятами из Витса, да и Тиро здорово помог. Умеет он найти доходчивые слова!
«Мы считаем существующую систему образования негодной и несправедливой! — читала она. — Правительство хвастливо заявляет, что 80 процентов африканских детей школьного возраста посещают школу. Оно, однако, умалчивает, что две трети этих детей вынуждены бросать ее после второго класса. Лишь 5 % кончают шестой класс, и только десятая часть процента (!) попадает в университетские колледжи».
Лаура подняла голову и вопросительно взглянула на Поля.
— Цифры точные. Активисты из НУСАС и САСО в Йобурге перепроверили их. А вот это уже предложил добавить Абрахам Тиро.
«Университетами для африканцев руководят — и преподают в них — в подавляющем большинстве белые. Это делается прежде всего для того, чтобы привить черным студентам рабскую психологию послушания... И сколько бы нас ни колотили по головам полицейскими дубинками, факты от этого не изменятся. Те, у кого черный цвет кожи, должны быть признаны полноправными людьми. И мы добьемся этого!»
Лаура дважды перечитала последние фразы.
— Послушай, Поль, но ведь это же чистая политика...
— Если мы родились в ЮАР, то неминуемо оказываемся вовлеченными в политику, — отрезал Поль.
Просыпающийся Дурбан
Чем больше Абрахам Тиро узнавал Кгомотсо, тем больше восхищался им. Внешне он ничем не отличался от десятков тысяч африканцев, населявших Соуэто. Коротко подстриженные черные волосы, словно густо посыпанные солью; скуластое морщинистое лицо; глубоко запавшие глаза, белки которых иногда отсвечивали золотистым оттенком, словно у ягуара, приготовившегося к прыжку. И все-таки в этом худом, изможденном человеке было что-то такое, что невольно заставляло относиться к нему с уважением даже отчаянных соуэтовских тсотси.
Кгомотсо отвел Тиро в угол двора к звеневшей на ветру проволочной сетке забора.
— Вот что, Абрахам, — сразу же перешел он к делу. — То, что ты помог выпустить листовку о системе раздельного обучения, хорошо. И конечно же, распространять ее нужно не только среди студентов, но и в школах. Ведь то, о чем в ней говорится, прежде всего касается именно наших, африканских, ребят. Но я хотел сегодня поговорить с тобой о другом. Одни школьники да студенты, даже если их поддерживают белые интеллигенты-либералы, расистскую гору не подточат. Так?
Тиро утвердительно кивнул, еще не понимая, куда клонит Кгомотсо.
— Возьми тот же лозунг: «Амандла нгавету!» — «Сила за нами!» Но сила сама собой не приходит. «Ведь даже шакал справится с львенком», — говорят сото. Лев должен вырасти, чтобы переломить хребет шакалу. Только тогда «Амандла нгавету!» станет «Амандла маатле!» — «Власть!».
Абрахаму Тиро представилось, что в этом тускло освещенном дворике Соуэто с ним говорит не изможденный человек в заношенном комбинезоне, а весь его народ. Именно народ, а не «кафры».
Кгомотсо раскашлялся на ветру, потирая широкими разбитыми ладонями впалую грудь.
— Кгомотсо, я понимаю все это, но ведь здесь, в Соуэто, наше САСМ только-только становится на ноги. Я же не могу бросить ребят.
— По-твоему, один Мдлака не справится? Договорись, пусть ваши активисты из САСО помогут.
Абрахаму Тиро показалось, что отрывистые фразы Кгомотсо звучали как завет тех, кто томился сейчас на острове Роббен, в тюрьме-склепе, из которой, даже по признанию правительственных газет, еще никто никогда не вышел на волю.
— Куда ты советуешь мне перебраться? — в эти считанные минуты Абрахам Тиро уже принял решение.
— Хотя бы в Дурбан. У меня там есть кое-какие адреса, легче будет начинать на новом месте...
Барбер-стрит в африканском тауншипе Дурбана на первый взгляд ничем не отличалась от таких же грязных и унылых улиц Соуэто. И здесь по вечерам толпы худых ребятишек в тучах пыли играли в хоп-скотч, самоотверженно поддавая плоский камень босыми ногами, или гоняли старые, в заплатах, футбольные мячи, а парни постарше о чем-то толковали кучками на перекрестках. На тротуарах, поджав под себя ноги, сидели взрослые — играли в шашки или просто бездумно жевали кусок хлеба, запивая коричневой бурдой, сходившей за кофе. И сюда в любой момент могла нагрянуть полицейская «квела-квела», чтобы проверить пропуска, арестовать тех, у кого их не окажется, обыскать лачуги.
И все-таки разница была. Абрахам Тиро особенно отчетливо ощутил ее, когда встречался с молодыми рабочими с чайных фабрик, из порта, с кирпичных заводов. Нет, это не были охваченные страхом и молчаливой злобой люди, покорно склонявшие головы под сердитыми окриками белых баас. Пусть пока еще вполголоса, эти африканские парни поговаривали о том, что нельзя дальше терпеть издевательства расистов. Несколько раз Абрахам даже видел у них в руках небольшие листки «Инкулулеко» — «Свободы», запрещенной газеты южноафриканских коммунистов, за чтение которой грозила тюрьма. «Да, люди здесь стали сознательнее, особенно после введения чрезвычайного положения, — сделал вывод Тиро. — Главное теперь — помочь им научиться бороться всерьез, например, провести забастовку. А для того чтобы подготовить ее, нужны массовые собрания, листовки. Кстати, выпускать их должна помочь САСО, а распространение вполне можно поручить ребятам-активистам из САСМ. Полиции и в голову не придет, что неграмотные мальчишки из тауншипов занимаются таким делом».
Вскоре к шефу полиции безопасности Дурбана полковнику ван дер Мерве стали поступать тревожные донесения агентов о том, что в городе появились листовки. Их разбрасывали в автобусах, перевозивших африканцев, по ночам подсовывали под двери домов в тауншипах, оставляли у входа в школы. И самое неприятное — листовки находили и на дурбанских фабриках. «Уж не они ли спровоцировали в декабре на забастовку докеров, а в январе — работниц чайной фабрики «Бекетта»? — мучился полковник. — Не иначе, тут приложили руку обнаглевшие умники, из Натальского университета. Надо будет всерьез заняться ими, пока не поздно».
