Журнал Российский колокол - Российский колокол, 2016 № 1-2
Я остановился, только когда врезался в лестницу. Ту самую лестницу, напомнившую мне корабельный трап, первую лестницу, которую я увидел в Замке, сработанную все из того же золотистого металла и вроде бы отлитую целиком, без гаек и болтов.
Я ударился лбом и почувствовал не только боль, но и теплую струйку, стекающую по щеке.
Я стер ее и поднес пальцы к глазам.
Кровь.
– Суок! – заорал я, колотя по загудевшим ступеням лестницы кулаком. – Суок! Ты где?!
– Валера… – тихо сказали сзади. Я обернулся. – Валера, – утверждающе повторила Суок. – Уходи, Валера. Уходи.
– Нет уж, – отрезал я, снова вытирая кровь со щеки. – Пойдем вместе.
– Как? Я не могу. Нельзя…
– А через нельзя, Марина Сергеевна, воспитанница школы-интерната номер два имени Песталоцци! Через не могу! Я тебя тут не оставлю, так и знай!
Суок отшатнулась. Мне показалось, что ее то ли удивило, то ли испугало даже не мое желание вытащить ее из Замка, а то, что я назвал ее по имени и отчеству. Я бы назвал ее и по фамилии, если бы знал эту самую фамилию. Но разбираться было некогда, и я схватил ее за руку и поволок по коридору. Суок лишь пискнула, но послушно побежала за мной.
– Комната! – крикнул я на ходу. – Комната с батутом! Где она?
– Сейчас, Валера… – прокричала в ответ задыхающаяся Суок. – Сейчас… Закрой глаза!
Она в буквальном смысле втянула меня в стену, я даже почувствовал, как на мгновение моя плоть слилась с золотистым холодным материалом. Ощущение было не из приятных, меня передернуло, но когда я открыл глаза, то стоял как раз рядом с вешалкой.
Именно ее я и потащил к двери, чтобы устроить какую-никакую баррикаду. Что-то подсказывало, что в дверь вот-вот начнут ломиться.
– Ты хочешь домой?! – крикнул я, не глядя на Суок.
– Домой?
– Дом! У тебя есть дом, Марина Сергеевна! Обычный человеческий дом!
– У меня нет дома, Валера, – потерянно сказала она.
Ну я и сволочь. Откуда у нее дом? Школа-интернат, откуда она сбежала?
– У тебя будет дом, – решительно сказал я и с грохотом придвинул секцию вешалки к двери. – Только пойдем со мной. Не нужно здесь оставаться, милый мой, любимый, дорогой мой котик! Не нужно!
Она промолчала. Когда я, пыхтя, подтаскивал к двери очередную секцию, с которой сыпались парчовые платья, Суок чуть слышно спросила:
– Как ты меня назвал, Валера?
– Марина… Марина Сергеевна. Я не знаю твоей фамилии, но мы узнаем ее вместе, когда ты вернешься домой.
– Марина, – повторила Суок. – Марина. Валера. Котенок.
Может быть, она бредила. Я не успел поразмышлять об этом, потому что в дверь с противоположной стороны что-то ударило, да так сильно, что я отлетел в сторону вместе с секцией, которую только что подтащил.
– Валера! – закричала Суок.
В дверь снова ударило, я, стоя на одном колене, оттолкнул ее в сторону, что-то завопил – кажется, даже матом – и заковылял к двери.
Она распахнулась в тот момент, когда я подошел вплотную. Державшие ее секции попросту повалились в стороны, а сама дверь словно бы истаяла – а за ней я увидел Того, Кто Царапает Стены.
5Бабушка сказала, что вызывала «скорую» сразу, как только услышала мои крики и обнаружила меня на полу: истошно орущего, обоссавшегося, с изодранными в кровь руками. Пока «скорая» ехала – а ехала она минут двадцать, – я пришел в себя, выпил воды и даже переоделся в сухое.
– Все ясно, – сказал прибывший фельдшер, беря с тумбочки коробку снотворного. – Колесами балуемся? Ты, дебил, старушку бы пожалел!
Я промолчал. Фельдшер что-то вколол мне, сделал промывание желудка и уехал, посоветовав бабушке сводить меня к наркологу.
– Допрыгался, – сказала она, с горечью посмотрела на меня и ушла в свою спальню.
Я слышал, как она там ворочается и бренчит вставной челюстью, укладывая ее в стакан.
До самого утра я не спал. А около десяти утра зазвенел дверной звонок. Я вскочил, не дожидаясь, пока проснется бабушка, и без того переволновавшаяся ночью, и открыл дверь.
На пороге стояла она.
Суок.
Сначала я даже не узнал ее: в стареньком спортивном костюме с вытянутыми коленками, в футболке с портретом Ди Каприо, с совсем короткой, чуть ли не «под ноль», стрижкой…
– Привет, – сказала она.
– Привет, – сказал я.
– Меня выписали.
– Что? – опешил я. – Откуда?!
– Вот, Валера…
Она протянула какой-то сложенный вчетверо листик. Я не стал читать, что написано в бумажке. Я прочел лишь гриф: «Областной психиатрический диспансер», и вернул бумагу ей, и тут, отделившись от желтого грубого листа, что-то упало на пол.
На линолеуме валялся засохший золотистый цветок, который, играя, уже поддевал лапкой мой котенок.
Странное происшествие, случившееся с Анатолием Борисовичем Середовым, прорабом
День для Анатолия Борисовича Середова начался обыденно. За окном сорвались с линии троллейбусные рога, захлопали-зашипели искры, засигналил едва не въехавший в зад троллейбусу грузовик… Естественно, все это разбудило Анатолия Борисовича на пятнадцать минут раньше, чем будильник, украв таким образом толику приятного утреннего сна.
Прихлопнув дьявольское изобретение, чтоб не зазвенело, Середов нашарил под диваном тапочки и включил телевизор.
– …гимна России, – обрадованно сказал тот. – Члены Госсовета остановились на музыке Александрова…
– Пум-пум-пум-пуру-рум… – забормотал себе под нос музыку Александрова Середов и пошел завтракать.
Когда он намазывал на булку печеночный паштет, задребезжал дверной звонок. Произведенный в Китае и купленный на рынке, он обязан был играть двенадцать популярных мелодий, но поначалу выдал только «Yesterday» и почему-то несколько тактов из «Лунной сонаты», после чего и вовсе стал издавать лишь немузыкальное дребезжание.
– Секундочку! – крикнул Середов, выключил газ под кипящим чайником и пошел открывать.
На пороге стоял незнакомый мужчина в черном пуховике.
– Можно? – спросил он деловито, и Середов сразу понял, что это товарищ из органов. Только они умеют так спросить разрешения войти, чтобы захотелось не только впустить, но и накормить, напоить, да еще и дать денег.
– Конечно, конечно.
В голове Середова метались хаотичные мысли относительно возможных причин визита. Неужто тот злополучный дверной блок? Да нет, все должно быть нормально… Или восемь мешков цемента, что в августе продали грузину? Что-то поздновато тогда… Если только кто из рабочих не попался и не стал гнать все подряд, чтоб отмазаться.
– Тапочки? – спросил Середов.
Мужик покачал головой. Не снимая своей пухлой куртки и ботинок, он прошел на кухню и сел за стол.
– Вы Середов Анатолий Борисович, прораб государственного унитарного предприятия «Горстройзаказчик»?
– Я, – потерянно сказал Середов. (Раз так официально, значит, точно цемент. Или трубы. Трубы тоже тянут на «в особо крупных»…)
– В таком случае вот.
Мужик сунул руку куда-то внутрь себя и достал сложенный вчетверо лист матовой бумаги. Середов взял его, мимоходом поразившись ощутимой тяжести, развернул, и перед глазами заплясали черные выпуклые буковки: «VII отдел Управления Галактической безопасности… Исходящий 1092-ППА-32000… Середов Анатолий Борисович, согласно решению Особого совещания при Управлении Галактической безопасности от 2.72.38774 (хр./п.), приговаривается к безболезненному уничтожению в 24 часа без права обжалования…»
Внизу синела шестиугольная печать с объемным сложным символом в центре и незнакомыми буквами вокруг.
– Это… Как же?… – только и смог выкряхтеть Середов.
– У вас двадцать четыре часа, – бесстрастно сказал человек в пуховике. – Может, угостите кофе? Я всю ночь на ногах, продрог.
– Д-да… Конечно… У меня кофейный напиток, ничего?
– Сойдет.
Середов бухнул в чашку пару ложек бурого порошка «Старой мельницы».
– Сахар?
– Нет, спасибо.
Странный гость с видимым удовольствием отхлебнул и вытер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот.
– Приятная вещь, – доверительно сказал он. – К сожалению, вывозить нельзя, даже нам. Карантин… сложности… Впрочем, вам не понять.
– Что же это? – спросил Середов, не обращая внимания на слова незнакомца и показывая пальцем на зловещий документ, оставшийся лежать на краешке стола.
– Приговор. Стандартный, ничего особенного. У вас двадцать четыре часа, так что решайте, что вам там необходимо успеть сделать. Если хотите, могу не тянуть, прямо сейчас и приведем…
Незнакомец снова отхлебнул и даже зажмурился от удовольствия.
– Но за что? – изумился Середов.
– Я не знаю, – пожал плечами гость. – Наверное, сделали что-то нехорошее. Там, – он поднял указательный палец вверх, – с кондачка не решают.
– Да где там-то?
– В Управлении. Может, вы мне не верите? Вот, пожалуйста.
Мужик опять влез внутрь себя и показал раскрытое удостоверение в фиолетовой корочке. Снова незнакомые буквы, шестиугольная печать, фотография – этот самый детина в странной униформе со стоячим воротником… Середов мученически вздохнул:
