Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1996 №05
— В Дании не надо. Мне нужно сделать очерк о хорошем русском моряке. О Коломенском, вашем капитане, полны все газеты. А мне нужен простой моряк.
Тогда лучше Шуры Михайлова нам никого не найти.
— Шура — это кто? Кадет?
— Шура — это вечный кадет. Он с большущей седой бородой. Под парусами обошел все океаны. Рулевой на «Седове».
— Идем скорее, — сказал Брайан, поднимаясь и хватая меня за руку...
Боже великий! Что на свете делается! Не успеешь попить кофейку, а мир вокруг уже иной — причалы запружены людьми, палит пушка, проходит строем артиллерийский королевский полк. Красные, черные, желтые мундиры, синие ленты, золотые бляхи, пики, ботфорты, сабли, знамена, черные длинные парики, букли из-под голубых шляп. Дамы в платьях с кринолинами везут в повозках провиант, дети бегут за ними. Крики, музыка, смех.
— Что такое, Брайан? Война начинается?
— Война будет чуть позже. Наш городок маленький, но мы вам что-то покажем. Мы — маленький народ, но мы что-то умеем. Подожди... Нужно искать Шуру!
А Шуру-то и искать было нечего. Он сидел у трапа «Седова», вязал длинной деревянной иглой морские сувениры и ставил печати собственного изготовления — паруса «Седова».
— Шура, познакомься, Брайан Винтер из газеты. Хочет написать о тебе. Мы не помешаем твоему бизнесу?
— А-а, какой бизнес, чего ты городишь? Просто сижу на солнышке, надо же что-то делать. Сижу, никуда не хожу. Чего зря подошвы бить? И так все перед тобой проходит.
Он сложил все свои снасти в мешок.
— Пошли в каюту.
Каюта у Шуры — клад для искателей романтики. Картины с парусниками не в рамах, а окантованы манилой и сизалем, раковины, ножи, плотницкие инструменты, а в открытый иллюминатор влетает ветер с моря, гремит веселая музыка. Солнечно и прохладно.
— Усаживайтесь, — суетится Шура.
И уже мурманская вяленая рыба на столе и банка с солеными огурчиками. Я сажусь. А куда исчез Брайан? Веселый Брайан появляется в двери с гроздью пивных бутылочек в огромных лапах.
— «Карлсберг», — отдувается Брайан. — Я быстрый?
— Не то слово.
— Я уже знаю, как назову рассказ про Шуру. «Здесь мой дом».
Долго мы сидели в каюте у Шуры. Брайан все спрашивал, а Шура рассказывал. Не про то, как рвут паруса ураганы в Атлантике, не про то, как ломают мачты тайфуны в Великом Тихом океане, и не про то, как с шестнадцати лет пришлось ему крутить штурвал парусника под палящим тропическим солнцем, в крутящей соленой волне, которая пытается смыть тебя за борт, и совсем не про разные города под пальмами, а про блокадный Ленинград. Как нашли его на улице под трупом... Бомбежки, голод и холод помнил он плохо. А вот какое-то жуткое ощущение страха осталось. И бесконечная белая пелена. А потом бродяжничество, изоляторы, детские дома. Он не знал своего настоящего имени. Его подобрала чужая, такая же бесприютная, как и он, семья, но дала она безымянному мальчишке имя и свою фамилию. Жили они в Кронштадте. И увидел однажды Шура Михайлов, как из белой леденящей пелены выплыл белый парусник.
— Я только на парусниках и ходил. Мне они как-то по душе. Я на всех регатах побывал. На самой первой, в 74-м, на самой знаменитой, американской, в честь плавания Колумба. А на будущий год «Катти Сарк» соберется у меня дома, в Петербурге.
— У тебя есть жена, дети? — спросил Брайан.
— Да как же не быть? Есть. Только редко их вижу...
На горизонте появились шведы
Я только поднялся на салинг второго грота, чтобы с высоты снять всю гавань Фредериксхавна с парусными кораблями, и тут внизу, на палубе, появился Брайан. Он что-то кричал, размахивал руками, показывал куда-то. Не дождавшись, пока я спущусь, он сам побежал по вантам — ко мне навстречу.
— Давай! Скорее! Они уже появились! — Он еле дышал, а глаза были круглые-круглые.
— Кто появился, Брайан?!
— Шведы! Шведы! Чего ты копаешься! На горизонте шведские корабли!
На причале стоял маленький автомобиль Брайана, мы бросились в него и помчались вдоль причала. Песчаный берег залива был усеян людьми, а по синей полоске горизонта медленно двигались белые парусники.
— Мы им покажем! Мы — маленький народ, но мы им покажем! — Брайан сигналил что есть мочи, и от нас шарахались испуганные пешеходы.
Машина врезалась в песок, Брайан закричал что-то по-датски, вероятно, неприличное, и мотор заглох. Я выскочил из машины, начал ее толкать, и она окончательно застряла в песке.
— Ничего! Бросим ее! Добежим скорее! — схватил меня за руку Брайан, и мы бросились к заливу.
А сражение уже начиналось. Уже выкатили на берег пушки, поджигали фитили, солдаты в красных мундирах с барабанами, со знаменами, с ружьями наперевес шли грозным строем. Впереди, размахивая саблей, подпрыгивал в песке великолепный офицер в длинном черном парике. А на высоком зеленом холме среди деревьев был разбит шатер, и сам король (Фредерик?) глядел в подзорную трубу на приближающегося врага и давал указания своей свите. Войска уходили все дальше и дальше к берегу, а совсем далеко, у самой воды появились и шведы в черных мундирах, с пиками наготове. Вот-вот грянет бой — мы с Брайаном протиснулись сквозь толпу, но дальше все поле боя было оцеплено, и дорогу нам преградил грозный охранник. «Дальше нельзя! Там война!»
Я полез в сумку за фотоаппаратом и тут к ужасу своему обнаружил, что...
— Брайан! Мне нужно на корабль!
— Забыл пленку? — спросил догадливый Брайан.
— Пленка есть. Но я забыл специальную оптику. А отсюда ничего не снимешь.
— Ничего! Я начальник штаба переводчиков. Нас пропустят.
Брайан подбежал к одному из оцепления, другому, третьему — и все качали головами: «Нет!» И показывали рукой: «Там пушки палят!»
— Сними что-нибудь отсюда, — сказал сконфуженный Брайан.
А что мне снимать отсюда?! Эти маленькие точки?! И я побежал искать слабое место в укреплении. Зашел я с одного фланга — тут же наткнулся на решительное «Нет!» Зашел с другого — ну до чего упрямые эти датчане! Побежал в какие-то заросли, что вели к пригорку, где расположился король со своей свитой, — и тут же из кустов выскочили двое полицейских и преградили дорогу.
Бедный «Вокруг света»! Он не увидит войну датчан со шведами! И тут меня осенило. Ведь вчера вечером предусмотрительный Брайан познакомил меня с мэром Фредериксхавна, веселым датчанином со шкиперской бородой. У меня же есть его визитка! Более того, визитка лежала в кармане вместе с красной, советской, с гербом и молотом, книжкой «ПРЕССА». Я вытащил сокровища, выбрал посимпатичнее охранника и, чередуя русские, немецкие и французские слова, стал торопливо объяснять ему, что журналу «Вокруг света» надо быть в центре сражения, что надо снять славных датских воинов во всей их красе и что сам мэр дал «добро» «военному корреспонденту». То есть мне. И я потыкал пальцем в грудь для полной убедительности. Офицер повертел красную книжицу, потом взглянул на визитку мэра и вмиг изменился в лице, весь подобрался и, как церемониймейстер на балу, согнулся в поклоне.
Я бросился в атаку!
Палили пушки, все было в белом дыму. Красные датчане сражались с черными шведами. Кто колол пикой, кто рубил саблей. На поле лежали «убитые». Дамы в длинных платьях выносили «раненых». Я щелкал и щелкал. А пушки все палили. И тут только я заметил, что у всех солдат... уши заложены ватой! У меня ваты не было.
Наконец я увидел, как шведский адмирал снял шляпу, бросил на песок оружие и поклонился датскому офицеру. На холме ликовал король со свитой, били в барабаны барабанщики, из пушек вылетали белые клубы дыма. Но ни радостных криков, ни барабанной дроби, ни грома пушек я не слышал...
Какие-то слабые отголоски реально звучащего мира появились только после третьей кружки «Карлсберга».
— Брайан! — кричал я. — Понятно, что датчане — это солдаты местного гарнизона. А кто сражался за шведов?
— Шведы! — орал Брайан.
— Какие шведы?! Настоящие шведы?!
— Ну а какие еще могут быть шведы? Самые настоящие, с того берега шведы. Они приплыли на своих парусниках и проиграли нам сражение.
— И они согласились проиграть?!
— А что им оставалось делать? Это же наш праздник. На их праздник мы поплывем к ним, и тогда мы проиграем им сражение!
Таинственная ночь, или Славная пивнушка возле шхуны «Возвращение Марко Поло»
Как незаметно пролетел июль! Торжественные парады, волнующие гонки — все стало вдруг временем прошедшим. Словом, весь песок перетек на донышко Гретхеных стеклянных часов.
И вот прощальная ночь. В гавани тихо и темно. С моря тянул прохладный ветер. Столики вокруг нас опустели.
— Давай по последней, — сказал
Брайан. — Скооль!
Мы вышли на причал и пошли вдоль кораблей. Людей было немного, но все они двигались в одном направлении. И, вот что странно, с каждым шагом людской поток становился все плотней, все стремительней, и вскоре нас понесло с такой скоростью, будто где-то вот-вот начнется низвержение в Мальстрем.
