Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1976 год
Мы нашли свободный столик на втором этаже, уселись, и почти сразу же на галерее появилась певица: под аккомпанемент флейты и двух гадулок она пела протяжные народные песни. Потом на эстраду с гиканьем и свистом выскочили кукеры — ряженые: восемь молодцов в белых полотняных или мохнатых красно-зеленых одеждах, в длинноносых «страшных» масках с белыми обводами вокруг прорезей для глаз. Кукеров сменил хоровод девушек в черных сарафанах с белым узорным шитьем, затем звенели шпорами лихие танцоры, снова лились долгие песни, и вдруг вылезли из незаметной дверцы на помост два здоровенных медведя. Человек, выпустивший их, успешно с косолапыми боролся, что, впрочем, при известной сноровке труда не представляло, ибо медведи были зверьем привычным и давали валить себя с видом, покорным до чрезвычайности...
Словом, разворачивалось перед нами народное театрализованное представление, и в другом месте, в другое время оно было бы интересным само по себе, но здесь имело иную цель: создать напряжение перед главной частью программы. Напряжение ожидания...
Когда флегматичные медведи принялись возить на себе смельчаков из публики, нетерпение наше достигло высшей ступени. И тут моя спутница Лиляна шепнула:
— Пошли. Сейчас начнется...
Идти нужно было в ту самую рощицу, где совсем недавно полыхал костер. Теперь дрова уже прогорели, и человек в униформе спешно разравнивал граблями угли, стремясь образовать из них большой круг, метров пяти в диаметре. Эту светящуюся арену полукольцом огибали несколько рядов деревянных скамеек. Мы успели вовремя: по незримому сигналу вступили с моноритмичной, заунывной мелодией музыканты, и рядом с углями появились четверо босоногих людей: трое мужчин в белых рубашках и черных узких брюках и высокая девушка в белом платье с красными цветами, вышитыми по подолу. Назывались они — нестинары.
Переглянувшись и чуть заметно улыбаясь друг другу все четверо, приплясывая, двинулись в обход круга углей, оранжево сиявшего живым огнем. По мелким головешкам время от времени пробегали змейки розового пламени. Метра три отделяли меня от кромки круга. Лицо пылало от жара. На лбу выступил пот. Что чувствовали танцоры, кружившие менее чем в полуметре от огня, — утверждать не смею. Но свидетельствую: угли были самые настоящие, неподдельные.
Долго, очень долго звучала музыка. Невыносимо долго скользили по кругу плясуны, едва слышно касаясь утрамбованной земли босыми ногами. И внезапно — хотя все этого ожидали, тем не менее совершенно внезапно — старший из группы, коренастый пожилой мужчина с серебряным ежиком волос, спокойно ступил на огонь. У меня что-то окаменело в груди, схватило дыхание. В толпе ахнули...
Здесь я хочу сделать некоторое отступление и попытаться заглянуть в прошлое. Обряд хождения по огню — не такое уж редкое явление у народов мира. Известны индуистские культовые празднества подобного рода, распространен этот обычай был в Японии, Китае, на островах Фиджи. Описывали его и древнегреческие, и римские писатели. Например, у Вергилия в «Энеиде» есть такие строки:
Бог, величайший из всех, Аполлон, хранитель Соракта!
Первого чтим мы тебя, для тебя сосновые бревна
Жар пожирает, а мы шагаем, сильные верой,
Через огонь и следы оставляем на тлеющих углях!
Из европейских стран, пожалуй, только в Болгарии сохранилось до наших дней «огнехождение», которое носит название «нестинарства». Можно предположить, да и то без особой гарантии, что попало оно сюда через Малую Азию, и, во всяком случае, корни его следует искать в зороастрийской религии древнего Ирана, религии огнепоклонников. Однако когда проник в Болгарию этот обычай, как именно связан с языческими культами — ответы на эти вопросы до сих пор не выходят за рамки гипотез. Гипотез много, порой они противоречат друг другу, поэтому приведу здесь лишь самые интересные.
Греки?
Откуда пошел термин «нестинарство»? Есть мнение, что источник его — греческое слово — «эстиа», то есть «очаг». А занесли его сюда греки, поселившиеся в давние времена в колониях Ахтополь и Василико (ныне Мичурин). Но если поставить проблему так: откуда к самим грекам пришло поклонение огню? — то особой ясности здесь добиться не удастся. Это может быть собственно средиземноморский культ, перекочевавший сюда либо из Южной Каппадокии, где греческие жрицы-огнепоклонницы славили богиню Перасию-Артемиду, либо из. Этрурии, где в честь древнеиталийекого божества Вейовиса жрецы-гирпы шествовали босиком по пылающим бревнам на вершине горы Соракта, близ Рима. Но может быть и чисто восточное наследство. Болгарский писатель Славейков, впервые описавший нестинарство в 1866 году, утверждал, что слышал из уст «ходящих по огню» странные слова — не греческие, не болгарские, не фракийские. Например, слово «пазана» явно было родным братом новоперсидского «pazhana» — «жареный», во всяком случае, и то и другое имели в основе персидский корень «pez». Но говорили на необычном диалекте именно греки, греки-нестинары.
Фракийцы?
Возможно и такое: не переносился обычай в Болгарию откуда-либо, родился здесь же, во Фракии, и лишь чисто внешнее сходство с восточными культами заставляет искать истоки его в Персии. Язычники-фракийцы поклонялись богу солнца — Сабазию, отмечали они и день летнего солнцестояния — «поворот солнца», жгли в дар богу обрядовые костры. Не исключено, что огненный круг именно светило и символизировал, а чтобы выразить всеискупительную любовь к Сабазию, танцевали на углях босоногие жрецы — те, которых позже назвали «нестинарами». Спустя столетия христиане заимствовали этот обычай у язычников, соединили его с праздником святого Иоанна Предтечи; потом и с прочими христианскими праздниками слился древний обряд — ходили по огню на Ильин день, на пятидесятницу, в честь святого Пантелеймона, святой Марины. До наших дней нестинарские пляски дошли уже не как летний, а как весенний праздник — день св. Константина и Елены, приходящийся на 21 мая. Еще в начале века они были широко распространены по всему Странджанскому краю (юго-восточная Фракия), Потом обряд стал вымирать и к середине столетия остался только в двух деревнях близ города Малко Тырново — болгарской Былгари и греческой Кости.
Персы?
Снова вернемся к древнему Ирану. Если «огненная» религия зороастрийцев и лежит в основе всех восточных обрядов поклонения огню, то непосредственными «родителями» нестинарства можно назвать два аскетических культа: бога солнца Митры, распространившийся через Малую Азию по всей Римской империи в I веке нашей эры, и манихейство, названное так по имени основателя секты Мани, убитого в 275 году. И тому и другому культу свойственны были огненные очистительные обряды. Сохранилось свидетельство отца Григория Назианского, современника Юлиана Отступника, об истязаниях во славу Митры, о мистических обжиганиях. Имело ли это прямое влияние на нестинарство, или оставило свой след. только в дервишских испытаниях раскаленным железом — трудно сказать. Зато воздействию манихейства на болгарские обряды есть документальное подтверждение. Дошел до нас список XI века, где говорилось о перенесении восточной ереси в Болгарию неким Сантаврином, последователем Мани.
Римляне?
Эта последняя гипотеза связана не с поиском корней нестинарства, а лишь с вопросом: каким путем мог прийти в Болгарию митраистский культ? И некоторые исследователи называют здесь имя римского императора Константина Великого. Многое кажется непоследовательным в его царствовании. Он предпочел христианство культу Митры, даже ввел монограмму Иисуса в военную символику, но оставил на монетах языческих богов, определив главным среди них Гелиоса. Созвал первый «вселенский» собор христианских епископов, названный Никейским, но при этом объявил всеобщим праздником «dies Solis» — день бога Солнца. Объявил — Миланским эдиктом — христианство дозволенной религией, стал главой церкви, но, избрав столицей Константинополь, велел воздвигнуть там языческие статуи, а на самом видном месте поставил огромную статую Гелиоса, приказав почитать ее как его собственное изображение. Нет ли связи между «dies Solis» и нестинарскими празднествами?
Как бы то ни было, а к XIX веку майский нестинарский ритуал в Болгарии отлился уже в законченную форму. Этнографы его неоднократно наблюдали, и на основе их описаний можно составить довольно точную картину праздника.
Начинался обряд в специальной постройке, называвшейся «столнина» или «конак». Здесь постоянно горел небольшой очаг, хранился ритуальный барабан, а в день плясок выставлялись иконы святых Константина и Елены. В «столнину» же приносили жители деревни и деньги: для жертвоприношения — «курбана», для очищения святых источников — «аязмов». Пляски продолжались и день и два, но до поры до времени не нестинарские: под аккомпанемент барабана и гайд — волынок — плясала деревня перед «конаком», водила «хоро» вокруг источников. И лишь к вечеру 21 мая разводили специально назначенные люди костер на главной площади. Не одна телега дров сгорала в пламени, прежде чем получалось то, что нужно нестинарам: огненный круг пяти метров в диаметре и толщиной сантиметров пять.
