Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1975 год
Странная эта улица еще долго вела меня, кружа и выделывая какие-то немыслимые пируэты. Свернуть в сторону означало немедленно заблудиться, поэтому приходилось идти вперед, надеясь, что в конце концов куда-то выйдешь.
Облик улицы постепенно менялся. Кончились игорные дома, начались дома с наглухо задвинутыми, светящимися изнутри сёдзи, с легкими каплями причудливых фонарей, раскачивающихся у входа. Откуда-то из глубины доносилась музыка, от дома к дому сновали тени, исчезая в дверях, за которыми в ожидании гостей стояли молодые японки, — начались кварталы ночных клубов, маленьких ресторанчиков и прочих разнообразных явных и неявных увеселительных заведений...
Печальная статистика самоубийств — это только один полюс отчаяния. Для изверившихся, озлобленных, ожесточенных есть и другой — эфемерная попытка добиться жизненного успеха ценой преступления. Из года в год «Белые книги» по преступности преподносят все более и более мрачную картину. Японские социологи признают, что рост насилия, особенно в среде молодежи и подростков, принимает угрожающие размеры. Свыше половины преступлений за период конца 60-х — начала 70-х годов совершено молодыми людьми в возрасте от 14 до 25 лет. В 1972 году в Японии зарегистрировано 1 223 546 преступлений. Доля столицы в этих данных весьма велика — 17 процентов от общего числа по стране. (Это на 1255 случаев больше, чем в предыдущем году, и почти вдвое больше, чем во втором после столицы городе Японии — Осаке.) Данные столичного департамента полиции демонстрируют удручающую ситуацию — в 1972 году в Токио ежедневно совершалось 572 преступления, другими словами, каждые две минуты и пятьдесят секунд здесь кого-то убивали, калечили, грабили или насиловали! За этот же период правонарушения, совершенные подростками, составляют 18 937 случаев. Кроме всего прочего, полицейскими властями зафиксировано 50 018 инцидентов (пьянство, драки и т. д.), участие в которых пока еще не завершилось для подростков уголовным наказанием. Исследования последних десятилетий отмечают, что на воспитании несовершеннолетних в очень большой степени отражаются социально-экономические изменения, произошедшие в послевоенной Японии, в частности, распад большой патриархальной семьи «иэ» и образование малых семей «какукадзоку» (родители и дети). Если раньше дети находились под надзором всей семьи, где были бабушки, дяди, тети, то теперь новые условия выдвинули проблему «кагико» — детей с ключом в кармане, оставляемых работающими родителями без надзора на целый день. Дети и подростки, предоставленные самим себе, нередко попадают в условиях капиталистического города под влияние преступных элементов, а ведь профессиональный преступный мир в Японии представлен 3600 бандами!
Где-то в довольно темной части улочки, заглядевшись на пляску теней на стене от огромного зеленоватого, как дыня, фонаря, я споткнулась, наскочив на предмет, оказавшийся прямо у меня на пути. Буквально чудом сохранив равновесие, я обернулась и с величайшим удивлением обнаружила, что неожиданно возникшим препятствием были... ноги, женские ноги в коротких брючках чуть ниже колен.
— Извините меня, пожалуйста. Я загляделась...
Фраза прервалась на середине. Зрелище было настолько странным, что обычные слова здесь были ни к чему, они повисали ненужным пустым звуком в этом переулке. Прислонившись к углу дома, полуосвещенная мотающимся на ветру фонарем, прямо в пыли сидела молоденькая девчонка. Расслабленная поза, откинутая к стенке голова с зажатой в зубах сигаретой и дым — легкая струйка змеится и тает, скользит, исчезая в темноте. Слышала ли она начатые извинения? Не знаю, скорее всего нет.
«Рэриттэру»... Эта девочка была «рэриттэру». Знаете ли вы, что это такое? В Японии свыше 300 тысяч наркоманов, среди них более трети — подростки. Опиумный мак и растение с нежным именем каннабис через тайные трюмы, карманы и притоны контрабандистов тянут с материка свои смертоносные побеги к Японским островам. 70 миллиардов иен — таков куш, ежегодно снимаемый тайным бизнесом. Осака, Кобе, Иокогама — известные центры распространения наркотиков — принимают в год до полутора тонн марихуаны и опиума. На обратном конце связки стоят Гонконг, Сингапур, Тайбэй, Манила, глухие районы Таиланда и Бирмы, созданные Китаем новые перевалочные центры торговли наркотиками — Пусан и Сайгон.
Индийская конопля — каннабис и ее производные — марихуана и гашиш, появляются в мире под разными названиями — гандза, харас, дачча, масонха. Все эти превращения ведут человека в безбрежное наркотическое забытье, сулят ему кратковременные острые ощущения и лживую панацею от всех мирских забот и бед...
«Империя черного бизнеса» делит города на сферы влияния, районы и участки, приносящие прибыль. Границы этих территорий носят красноречивое название «симори» (смертельная полоса), и можно себе представить, какие кровопролитные баталии разыгрываются здесь в случае непрошеного вторжения «чужаков».
В Японии более 140 тысяч «якудза» — гангстеров, жизнь которых подчинена своим, неподвластным полиции законам, определена строго разработанной системой, уходящей корнями в далекую старину. По свидетельству японских исследователей, обычаи нынешней «империи черного бизнеса» почти без всяких изменений существуют уже двести лет. В основе организации преступного мира лежит все та же семейная система иэ, пронизывавшая в средневековой Японии весь общественный строй.
Издавна иэ представляла фундамент административного деления, организации рекрутского набора, сбора пошлин, уголовного права, образовательной, избирательной и полицейской систем. В капиталистической Японии на иэ возлагалось в немалой степени и решение вопросов, связанных с безработицей. О выжатом нещадной эксплуатацией и выброшенном за ворота человеке беспокоился не предприниматель — устраивать его судьбу обязана была иэ.
И вот теперь, в XX веке, когда эта система с каждым годом все активнее размывается условиями урбанизирующейся Японии и теряет последнюю опору в распадающейся патриархальной семье, преступный мир демонстрирует редкий, пожалуй, единственный случай ее скрупулезного сохранения. Структура банды и внутренние взаимоотношения строятся по принципу «отцов» и «детей». «Оябуну» — главе банды и, следовательно, «отцу» — подчиняются «кобуны» — «дети», обязанность которых — беспрекословно выполнять любой приказ и любое поручение, «не жалеть живота своего» во имя интересов «семьи».
Вьется дымок дорогой, слишком дорогой, оплаченной будущим сигареты: на одурманенный, мозг спускается наркотическое безумие... Неожиданно девчонка повернула голову, и в упавшем на лицо свете стали видны полураскрытые веки, влажные, слипшиеся ресницы. Может, она плачет? Я подошла поближе. Нет, вряд ли.
Она не способна плакать, у нее сердце человека, узнавшего самые страшные стороны существования. Она «рэриттэру».
— Не стоит сокрушаться, мисс, — внезапно раздался за моей спиной мужской голос. — Эта дрянь не заслуживает сочувствия. Для нынешних шестнадцатилетних все проблемы, — прохожий небрежно покрутил в воздухе рукой, — все равно что выкурить сигарету.
У него была четкая дикция, внушительная спина и твердая походка человека, привыкшего уверенно шагать не только по переулку, но и по жизни. К тому же это был покупатель, представитель того всемирного всеядного племени, для которого жизнь — сплошная ярмарка, где торгуют чинами, благами, убеждениями, кусками земли и кусками неба над ними, где даже человеческие судьбы имеют цену. Он был покупателем и здесь, в этих жутких кварталах, предлагающих ему и ему подобным большой «выбор». Множество ночных клубов, кафешантанов, кафе с «ночными бабочками», ресторанчиков со «стрипом» и без него, заведений с названиями и без оных, заговорщически бросающих в глухие переулки приглушенный свет окон, отражают недюжинную изобретательность местных боссов, знатоков своего ремесла. Они цепко хватаются за все новое, пряча за ловкой и броской подачей, за эфемерной оболочкой новизны свое единственное желание — жажду прибылей. Подхватывая и тут же используя модную терминологию, играя на сложности восприятия современного человека, индивидуума хитроумного века расщепления атомного ядра, они расставляют теперь сети нового аттракциона под многообещающим названием «трип» — путешествие. «Трип» — наркотический прыжок в «нездешность». Прыжок, достойный только сильного, способного переступить границы неведомого, «прекрасного мира символов и грез» и потусторонних откровений.
Словом, терминология модная, в ногу со «сложностями» нынешнего века, но основа ее более чем старая — все то же смертоносное дыхание каннабиса. Сцена в темном, грязном переулке была случайным всплеском на поверхности тайного наркотического омута, крутящего свою черную воронку за глухими стенами сомкнутых в шеренгу домов.
