Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1979 год
— А у нас за тетеревятника, если он на территории заказника объявится, — сказал внимательно наблюдавший за действиями Деменчука Михаил, — пара патронов премии полагается.
— Дам я тебе эти патроны, только ты птиц не стреляй, а лучше лови. И запоминай — у ястребов глаза небольшие и желтые, с черной точкой посередине. Этим они перво-наперво от соколов отличаются. Крылья широкие, пестрины на груди, рябь поперечная, а у соколов продольная. Не спутай — соколов-то трогать нельзя.
Вскоре я присутствовал при первой посадке дикой птицы на руку человека. Ястреб рванулся, свалился с перчатки, застрекотал. Но Деменчук вновь и вновь усаживал его на руку, ласково уговаривая. Ястреб, убедившись в тщетности попыток улететь, вдруг закричал протяжно, плаксиво и умолк. Больше он не рвался, только взъерошивал перья на затылке, когда Деменчук ощупывал его зоб, раскрывал клюв.
Геннадий Аркадьевич опрыскал его водой, мятые перья расправлялись, ястреб стал изумительно красивой птицей.
— Выйдет толк, — говорил Деменчук. — Главное — сейчас его с руки спускать нельзя. Чтобы привык к человеку, чтобы чувствовал себя на руке спокойно.
Он пил вместе с ястребом чай, смотрел телевизор. На ночь включил приемник, и, засыпая, я слышал, как Деменчук все ходил и разговаривал с птицей. Когда я вошел к нему утром, он лежал одетым на кровати. На руке, откинутой на подставленный стул, сидела, подремывая, птица.
— Отлично дело идет, — сказал Деменчук, — я даже, признаться, прикорнул немного. Еще дня два поносить, и можно притравливать.
— Когда же вы успеете? — спросил я, узнав, что он вскоре собирается выезжать в Белоруссию на совещание, посвященное разведению диких птиц.
— Этого ястреба я подарю одному мунишкеру, — отвечал Деменчук. — Самый молодой у нас, еще на пенсию не ушел. Хорошо обучает! А у него заберу уже выношенную птицу. Третий год ястреб у него живет, дважды перелинял. Ловец изумительный.
— А согласится ли он меняться? — удивился я. — Что ему-то за интерес?
— Для профессионала важно постоянно делом своим заниматься, иначе все умение пропадет. Навыка не будет, хотя знания останутся. Вот я и думаю, что повозиться с новой птицей ему будет интересно. Обученного же ястреба, — продолжал Деменчук, — я подарю Джологу Мамбеткеримову. Он всю жизнь саятчи был. Соколов ловил. Сто семь штук поймал. А теперь без дела остался. Мунишкером стать решил, а птицы нет. В тех местах ястребы не ловятся. Вот и решил я раздобыть ему птицу, пусть будет у нас еще один мунишкер.
Не спуская с руки птицу, Деменчук встал, позавтракал, вышел на улицу. Ястреб протяжно, по-кошачьи закричал, попытался сорваться с руки, но вскоре, успокоившись, уселся на место.
Вышло все так, как и задумал Деменчук: пойманного ястреба он обменял на выученного. А потом мы поехали к Джологу — саятчи, который жил в северо-западном углу Иссык-Куля. Аул его стоял среди голой, каменистой местности. Джологу вышел встречать нас в коричневом вельветовом халате, подпоясанном платком, и в кожаной шапке набекрень. Ястребу он так обрадовался, что не знал, куда усадить Деменчука и чем его угостить. Джологу вдруг вспомнил, что несколько лет назад он поймал кара-шумкара — темной масти сокола, которого ученые называют алтайским кречетом. Похож он на северного своего собрата, как две капли воды.
Кара-шумкар достался Курману Абдыкалыкову. Джологу не сомневался, что он и сейчас живет у него — соколы у хозяев, как и беркуты, живут до сорока лет. Мы сели в машину и вскоре были у Абдыкалыкова. Во дворе у него, на снегу, среди яблонь, сидели три огромных беркута в клобучках. Курман жаловался, что стотрехлетний отец не разрешает ему охотиться с кара-шумкаром. Сам не может и ему не доверяет: кречет дважды отлетал. С трудом приручается, хотя и живет у него давно. Курман сходил в дом и вынес птицу.
Увидев ее, я понял, отчего соколов называют ясными: тот, кто хоть раз взглянул на эту птицу, не спутает ее ни с какой другой. Все в ней было каким-то цельным, плотно сбитым. Кара-шумкар стоял на руке гордо, держался прямо, выставив вперед грудь, откинув голову — боец бойцом! И взгляд у него был резкий, пронзительный...
Я смотрел на птицу и ликовал. Удалось-таки снять пусть не северного кречета, но собрата его!..
В. Орлов
Игра в кольцо
Соревнования в меткости популярны в Далмации повсюду. В Сплите и Шибенике, Скрадине и Задаре в старину любили упражняться воины, целясь копьем в подвешенное на высоте человеческого роста дверное кольцо — алку, как его здесь называли. Так же прозвали и сам турнир — Алка. Шло время, тупились булатные сабли. Дедовские копья и стрелы заняли свое место в музее. Уходили в прошлое алкарские турниры. Лишь один городок Синь упорно придерживался старой традиции. Тому была веская причина.
Синьская Алка зародилась так. Два с половиной столетия назад к городу подошло вражеское войско. Защитники Синя смогли выставить только пятьсот человек. Казалось, этой горстке не сдержать многотысячную турецкую рать. Но горожане умело организовали оборону, меткими выстрелами прореживая ряды турок.
Одиннадцать тысяч неприятельских воинов полегло у стен Синя. Полтора месяца враг стоял под стенами города, рассчитывая взять крепость измором. Наконец Мехмет-паша, турецкий полководец, потеряв терпение, отдал приказ готовиться к штурму. Однако среди осаждавших вспыхнула эпидемия, осаду пришлось снять, а горожане, отмечая победу, устроили праздник, кульминацией которого стали состязания в меткости. С тех пор в середине жаркого средиземноморского августа, в канун Синьской победы, со всей округи съезжаются стар и млад: кто посмотреть состязание, а кто и сам попытать счастья. Добрых коней всегда вдоволь паслось на привольных лугах по берегам небольшой речки Цетины. Хватало и отважных парней, с детства сжившихся с седлом, но — увы! — не каждому были по карману роскошная сбруя и дорогая одежда. Потому-то состязаться чаще всего выходили сыновья зажиточных людей...
С крепостных стен видно обширное поле, прорезанное рядами яблонь и верб. С раннего утра, словно войско на битву, стекаются к скученным домишкам города участники состязаний и их свита. На каждом алкаре кунья шапка с серебристым султаном из журавлиных перьев, доломан из синего шелковистого бархата. Ечёрма, безрукавка из лучшего сукна, расшита серебряными, а то и золотыми накладными пластинками — токами. Пуговицы на ечерме сверкают малюсенькими солнцами. Рейтузы украшает шелковый шнурок. Сапоги мягкой кожи, с цветной бахромой по голенищу, с металлическими накладками, с начищенными до блеска серебряными шпорами. Бьется о бедра острая, изогнутая дугой сабля. Рука крепко сжимает боевое копье, длинное и тяжелое. Легконогий конь убран в парадную сбрую. К седлу приторочены тонкой выделки кожаные сумки для пистолетов.
Не хуже выглядит и свита алкара — парни, несущие щит и буздован — увесистую дубинку, окованную железом. Все они в красных суконных рубашках, белых жилетах и синих рейтузах; золотые токи пущены по безрукавкам; на головах красуются алые шелковые тюрбаны. За шелковые пояса заткнуты старинные кинжалы, пистолеты, серебряные патроны, за спиной — длиннющая кремневая одностволка. Эта одежда обязательна для участников состязаний и в наши дни.
Алка состоит из двух концентрических металлических обручей. Диаметр внешнего кольца тринадцать сантиметров. Все поле алки делится на четыре части: маленький центральный круг и три сегмента между обручами, устроенные таким образом, что верхний сегмент вдвое больше равновеликих друг другу нижних. Кольцо прикрепляют к веревке, горизонтально натянутой на высоте трех с половиной метров над землей. За попадание в центральный круг участник получает три очка; попадание в малый сегмент оценивается в два, а в большой в одно очко. Если ловкий всадник, сбив алку, подбросит ее снова в воздух, а потом поймает на копье, он получит двойной зачет. Так что в одной попытке можно набрать шесть очков.
Синьскую Алку устраивают в воскресный день. Возбуждение, суматошное веселье с утра завладевают городом. После обеда зрители устремляются к месту состязаний. Скаковая дорожка сжата легкими деревянными трибунами. Ближе всех к алке располагаются судьи и почетные гости. Здесь же устроились родные соревнующихся и прославленные алкары прошлого.
Судьи в черных одеждах с синими витыми аксельбантами на груди заняли свои места. Резкий металлический призыв трубы заставляет на время умолкнуть гомон трибун. Но тишина мимолетна. Залихватски обрывает ее походный марш: парад открытия. Неторопливо, торжественно проходят перед трибунами музыканты, а следом за ними старшина выводит красочную колонну участников. Сначала парами шествуют оруженосцы и помощники. По традиции оруженосец ладонью правой руки обхватывает ствол своего кремневого ружья с тем, чтобы инкрустированный приклад выглядывал из-под плеча. Тяжело покачиваются в воздухе массивные буздованы. Сверкают под вечерним солнцем до блеска начищенные чеканные круглые щиты, изукрашенные фантастическим орнаментом.
