Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1983 год
— Ничего — и третий раз подогреешь, — по-хозяйски заметил Виктор Беляков и окинул девушку ласковым взглядом. — Не изработалась, милая, вон как хорошеешь день ото дня.
— Будешь подковыривать, перейду на сети, — отбрила Галя парня.
— Нет уж, Галочка, — вмешался Павлов, — ты у котла нам нужнее. Давай-ка угощай обедом, дорогая.
Мы расселись на лавках за столом под деревьями и принялись за трапезу. Галя подала нам вареную молодую картошку, как мне объяснили,— с артельного огорода. В тазике посреди стола белели нежные куски малосольного сига. Рыбаки великодушно подвинули ко мне тазик с рыбой, а Галя ловко добавляла в мою миску картофеля. Потом повариха поставила перед всеми кружки с чаем цвета сосновой коры. Чай был высокосортный, крепкий, бодрящий, но парни устало сутулились над ним: сказывалась ночь, проведенная на закидном неводе. Выпив чаю, вся команда потянулась в зимовье, аккуратно обходя муравейник у самого стола. В зимовье парни попадали на нары и заснули.
— Теперь до вечера будут спать мертвым сном, — отметил Павлов. — А там новая закидка — до плана еще тянуть и тянуть.
Мы с бригадиром уселись на стулья-пни за стол, взялись за повторные кружки с чаем и завели беседу про рыбацкое житье-бытье на Усть-Илимском море.
— Есть люди, которым мил город с его суетой, — открывал мне свой взгляд на жизнь бригадир, — а я задыхаюсь среди городских теснин, все кажется, что воздуху не хватает. И дела себе найти не могу по душе. Да и как изменить воде, когда с нею связана, можно сказать, вся твоя жизнь...
Иван Яковлевич Павлов родился в 1948 году в таежном районе Красноярского края, и жизнь его, естественно, была связана с таежно-речным промыслом. С возрастом дала себя знать неуемная страсть к водным просторам, к большой рыбе. Так Павлов оказался на искусственных сибирских морях. Кое-что дали курсы мастеров лова, побольше перенял он у своего однофамильца с Байкала Алексея Ивановича Павлова. Алексей Иванович начинал свою рыбацкую жизнь еще в войну, мальчишкой тянул сети в бригаде из одних женщин. На Братском море учил молодое поколение рыбаков, среди которых выделял своего шустрого однофамильца.
— Метод воспитания у Алексея Ивановича был простой, — с почтительной усмешкой вспомнил ученик. — Справился по уму со снастью, он бурчит: «Ничего, можешь». А зазевался, охлестнет: «Тяни, раззява...»
Слушая Павлова, я поймал себя на мысли, что подспудно думаю о нашей беседе с Владимиром Ли у его зимовья. Мы говорили тогда об истории сибирского рыбопромыслового дела, вспоминали и восторженные строчки о байкальских богатствах сосланного в Сибирь протопопа Аввакума.
«Восстановить косяки можно,— говорил тогда Владимир.— Это значит, надо наладить строгий контроль за отловом, поставить на должную высоту рыборазведение, усилить рыбоохрану. Здесь же, кроме того, укрепить рыбацкие бригады, поддерживать всячески нашу привязанность к воде, а ке отталкивать нас от нее...»
Мне понятна была пристрастность Владимира к делам рыбацким во всесибирском масштабе. С первых же шагов в его зимовье становилось ясно, что люди здесь привязаны к своей работе накрепко: может быть, вода притягивает по-особому? И это несмотря на то, что жизнь и работа на воде тяжелая. По полгода рыбаки не видят дома, семьи. И все ради улова, который считается в килограммах. Килограмм же этот добывается по-разному в разное время года, и порой семижильные усилия рыбаков оказываются вне учета.
«Вот было ранней весной, — говорил мне Владимир. — Ставник у нас буквально в полынье, подбираемся к нему по льду, потом по пояс в воде, назад — ящики с рыбой на себе — по три километра до берега, только позвоночник трещит! А плановый отдел перевел наш улов на летние нормы — у них-то под окном, возле города, море уже оттаяло...»
— Все это верно,— подтвердил Павлов, когда я рассказал ему о нашем разговоре с Ли.— Только на нашем море все обстоит острее, от этого и работа азартней, как у первооткрывателей.— Он метнул взгляд на синеющие окна, вскочил и по-старшински рявкнул: — Кончай кемарить!
Парни выскочили из зимовья, словно солдаты, напяливая на ходу робы, и уселись за ужин, который в момент выставила Галя.
Пока я переодевался в предложенную мне рабочую одежду, рыбаки поужинали. Без суеты разобрали теплые куртки, припасы и направились к боту.
Через десять минут наш чистенький, ухоженный МРБ уже рассекал ночную тьму. По берегам замигали яркие точки рыбачьих костров. Не доходя до берега, мы пришвартовали судно к сухостоинке, сели в лодку и поплыли к вязкой косе.
Утопая в зыбучей грязи, пошли на костер, вокруг которого колыхались людские тени.
— Наши помощники из совхоза, — объяснил Павлов, кивнув на большой костер. — Приезжают помогать из Седанова, даже из самого Братска. Улов-то надежный.
— И точно знают, что будете здесь забрасывать невод?
— Это у нас почти что единственная тонь на всем море. И то сколько очищать пришлось, корячиться, за лесозаготовителей отдуваться. А чистую запаску иметь необходимо. С этой стороны, к примеру, ветер, как сегодня, поехали заводить с другой...
Ветер действительно становился все ощутимей. Волны хлестко накатывались на отлогий берег, раскачивая лунную дорожку, и пламя костра бросалось то на одного, то на другого. Парни уклонялись, защищали свою одежду, но от костра никто не отходил — огонь согревал, сближал, настраивал на добрый лад.
Наша команда потеснила помощников, но разместились все, и сразу вместе с пачкой папирос по кругу пошли шутки по поводу погоды, и вида на улов, и разных примет на этот счет. Со стороны можно было подумать, что этим парням даже по душе отдыхать у костра. Но нет-нет кто-нибудь поднимал голову и устремлял взгляд на плоскую лунную дорожку, подставлял лицо ветру.
Наконец сам бригадир встал, швырнул в костер папиросу и объявил:
— Стихает. Пора заводить.
У костра началось оживление, недалеко зафырчали колесные трактора и вспыхнули фары. Натыкаясь на плавник, мы потянулись к берегу. Сергей Чеботарев и Геннадий Кар-сов как самые опытные сели в лодку с неводом, еще двое устроились рядом в другой — для заводки правого крыла, и обе пары тихо ушли на веслах в ночь.
Оставшиеся во главе с бригадиром разделились на две группы, зашли в самую грязь у уреза воды и стали ждать сигнала. Скоро лодка подтянула правое крыло, фалы подцепили к тракторам, и все уставились во тьму на рейде. Вдруг там вспыхнула спичка, Павлов взмахнул рукой, и оба трактора потащили невод.
Наша группа под руководством Сани Мельника дожидалась своей минуты, и Саня от нетерпения пошел в воду.
— Есть!
Тракторы замерли. Мы подхватили ослабшие мокрые фалы и по знаку бригадира стали сводить крылья, одновременно выбирая их на себя. Ноги уходили в грязь. Топь не выпускала сапог. От напряжения что-то похрустывало в спине. Пот щекотал веки. Крики рыбаков подхлестывали, но сил не прибавлялось, и невод, кажется, стоял на месте. Однако Павлов дирижировал, и крылья потянулись по песку. В них засеребрилась рыбешка. Главная же добыча должна быть на мотне. И мотню надо выводить с предельной осторожностью, без перекоса, подхватисто — это я помнил с детства. Рыбаки знали все тонкости своего дела и сейчас дружно-сноровисто вытаскивали огромный сетчатый куль.
А Павлов чувствовал ход невода, кажется, всем своим существом. Он перестал дирижировать только тогда, когда потянулась на отмель, сужаясь, сама ловушка-мотня. Здесь рыбаки ухватили поддон, вытянули его и образовали гамак, в котором кишела рыба. Мотню держали теперь все, кроме лодочной команды. Те, кто был в ближней лодке, подошли к переполненному сачку и стали выгребать из него рыбу в лодку сетчатым черпаком.
— Подвинули план, подвинули, — подмигнул мне Павлов, проскальзывая мимо. — Постояла бы погода еще с полмесяца, все было бы в ажуре.
По лицам рыбаков, попадающим в лунный подсвет, по веселой их перебранке было видно, что сегодняшний улов состоялся. Оставалось молить небо о хорошей погоде.
Не успели мы перегрузить рыбу в ящики, как на чуткой поверхности моря заиграли сполохи зари. Ботик взял направление к зимовью, и рыбаки повалились в кубрике на тулупы и куртки, стараясь не упустить свободной минуты для сна.
Я ощутил прямо свинцовую тяжесть в коленях и тоже рухнул рядом с кем-то на заманчивую подстилку.
С этого недолгого сна началась для меня неделя рыбацкого режима. Кажется, не успевал я свалиться на постель в зимовье, или на чей-то тулуп в кубрике бота, или просто на песок у костра, как тут же кто-нибудь из рыбаков трепал меня за плечо: «Вставай, друг, пора за дело!»
Неделя выдалась напряженная, и под конец парни просто валились с ног. Павлов остался встречать жену с ребятишками, которые приезжали на субботу и воскресенье на остров из Братска, и мы пошли на дальний ставник без него. Не успели отойти от причала в предрассветную зыбь, как парни, кроме Сани Мельника, полезли в кубрик и затихли там. Голова у Мельника клонилась к рожкам штурвала, веки тяжело наплывали на глаза, но рулевой пытался улыбнуться, потряхивая гривой русых волос.
