Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1978 год
Уже видна серебристая лента реки Абакан. Пролетаем над городом Абаза, пересекаем реку и сразу, на лесистом склоне, замечаем густой дым: темные пряди смешиваются со светлыми, крутятся под ветром, расстилаются над лесом.
— Горит кустом. Шесть точек,— говорит Горбач. — Здесь уже работают десантники и лесники. Задавят, — уверенно замечает он.
Но вдруг на спокойные лица наблюдателей легло напряжение: они одновременно заметили густой дым на склоне другой горы. Видно, новая точка... И где? Рядом с желтой поляной, на которой лежит рядками скошенное сено!
— В Таштып, быстро!
Едва приземлившись на желтом выжженном аэродроме Таштыпа, Исаковский и Горбач скрылись в домике авиаотделения. Исаковский сел к рации. В Абакан пошло сообщение о новом очаге. Горбач склонился над картой вместе с молодыми летчиками-наблюдателями.
— Ребята, возле Абазы новый пожар, — сказал он. — Рассчитайте кольцо — Таштып, Малый Таштып, устье реки Малый Абакан... Уходим с десантниками на разведку.
Я вспомнила, как в Абакане, просматривая документы авиазвена, наткнулась на описание пожаров: «Пожар № 6 квадрат 167... обнаружен 30 апреля в 14 часов 30 минут. Высажено 19 человек. Сильным ветром был раздут и действовал до 6 мая. Затем был локализован на площади 350 га. Ликвидирован пожар 8 мая на той же площади. На его тушении работало 19 человек АПК (авиапожарной команды), 60 мобилизованных и 6 человек наземной лесной охраны».
И сейчас, сидя на таштыпском аэродроме, понимаю, что пройдет несколько дней, и описание «нашего» пожара в районе Абазы, 105-го в этом сезоне, ляжет в документы такими же сухими, четкими строчками. И только человеку, знающему, что такое лесные пожары, они скажут, сколько напряженных минут пережили за дни его тушения и Исаковский, и Горбач, и молодые парашютисты, прыгающие на горящий лес, и все те, кто боролся с огнем, чтобы спасти тайгу.
В стороне от дорог
Мы стояли на углу Аллеи каменных изваяний, и Эра Севастьянова нетерпеливо вглядывалась в поток машин, мчащихся по широкой улице Абакана. Наконец от потока отделился «газик», обогнул аллею и остановился около нового дома, в нижнем этаже которого размещался Хакасский областной краеведческий музей. Из машины выпрыгнул коренастый парень в куртке защитного цвета.
— Геннадий Вертопрахов. Абаканский клуб подводного спорта,— как-то очень по-военному представился он и распахнул перед нами дверцу «газика».
Из слов Севастьяновой я уже знала, что подводники собираются работать в Красноярском море, где скрыто под водой много курганов и наскальных рисунков, и попросили Эру Антоновну, археолога и сотрудника музея, уточнить место погружений. Севастьянова охотно согласилась, тем более что по пути к будущему лагерю подводников она могла еще раз осмотреть «свои» писаницы на высоком скальном берегу.
«Газик» долго петлял по пыльным степным дорогам, а потом полез на зеленый холм. Снизу холм выглядел пологим и невысоким, но теперь, казалось, превратился в крутую гору. Не добравшись и до середины, шофер выключил мотор, подложил камни под задние колеса, и мы по выжженному склону поднялись на перевал.
...Вокруг расстилаются желто-зеленые склоны, прочерченные овечьими тропами. Повсюду камни могильников, покрытые пустынным загаром, сложенные из камней зубцы, похожие на останцы.
— Оборонительная стена, смотрите, — Эра показывает на пунктир зубцов, переходящий с горы на гору. — В случае опасности хакасы уводили под ее защиту женщин, детей, сгоняли скот. И могильники — видите? — идут с внутренней стороны оборонительной стены, чтобы не достались врагу...
Солнце висит в небе расплавленным шаром и жарким золотом заливает склоны. Как в этом зное выжили, не потеряли краски ярко-синий дельфиниум, белые стрелки дикого лука, лиловые куртинки эрбена, священной травы, желтый рогозник? От медового запаха разнотравья, от простора, от сознания, что могла уехать и не увидеть всего этого, не увидеть настоящей Хакасии, меня охватило волнение.
Эра почти бегом поднялась на соседний склон. Ходила она удивительно легко. Тоненькая, в джинсах, она скакала с камня на камень, не чувствуя ни тяжести подъема, ни изнуряющей жары...
Мы шли от горы к горе, петляя по склонам, лишь иногда останавливаясь в низинках, где росла черемуха; черные вязкие ягоды немного утоляли жажду. Впереди маячила широкая спина Геннадия. Я шла за ним, доверяя выбранному пути, а в голове бродили мысли, подхлестнутые этим неожиданным путешествием.
...Хакасию часто называют музеем под открытым небом. И это не преувеличение: по предварительным подсчетам, на ее территории около 30 тысяч археологических памятников. Курганы всех эпох и времен, наскальные рисунки — писаницы, стелы, крепости, остатки оросительных систем, стоянки эпохи каменного века, древние захоронения, клады, наконец, всемирно известные енисейские каменные изваяния — народы, разных времен оставили о себе память в степях Хакасии...
Как сохранить эту память сегодня, когда чуть ли не на каждом метре работает экскаватор и ковш его вместе с песком нередко поднимает из земли старое оружие, древние украшения, монеты?
В Абакане я листала составленный археологами фотоальбом, каждая страница которого вызывала боль. Под фотографиями подписи: «Древние рисунки на Салбыкском кургане уничтожаются «автографами», «Курган эпохи раннего железного века разрушен строителями автодороги», «Курганные могильники разрушаются распашкой на полях».
На раскопки в Хакасии в эту пятилетку выделено полмиллиона рублей; закон об охране памятников, принятый недавно, обязывает строителей сообщать о каждом факте находок и включать в смету средства, необходимые для проведения раскопок. Все это так.
Но не стоит ли подумать о том, чтобы поставить Хакасию на особый учет в Государственной инспекции по охране памятников истории и культуры? Создать, быть может, при облисполкоме специальную комиссию по охране археологических памятников, организовать археологическую «скорую помощь» и, конечно, поторопиться с созданием Музея древнего искусства и истории...
Наконец-то повеяло прохладой. Впереди открылись синие, зажатые взгорьями заливы Красноярского моря. Эра стоит на высокой скале, уступами падающей в воду, машет нам рукой. Осторожно спускаемся к первому уступу: камни летят из-под ног, долго слышен затихающий грохот. Вдруг на плоской каменной плите, защищенной сверху, как козырьком, другой плитой, вижу: бежит олень, раскинув ветвистые рога, пляшет человечек в юбке, другой замахнулся плеткой, гонит зверя... Загадочное животное по-кошачьи изогнуло спину, огромные орлы распластали крылья. Они и сейчас летают над нами, совсем такие же, как много веков назад, когда древний художник сидел здесь, под этим навесом, дышал степным ветром и пел-рисовал то, что видел...
— Эра Антоновна, какой это век? — спрашивает Геннадий.
— Раннее средневековье. Шестое-девятое столетие. Но здесь есть и другой фриз, с быком, — тот выбит до нашей эры...
Снова грохочут камни. По узенькой полочке, прижавшись вплотную к каменной стене, огибаем скалу. Эра протягивает мне руку и, словно извиняясь за свою ловкость, говорит:
— Я часто хожу сюда со школьниками. Делаем эстампажи. Нельзя, чтобы это исчезло бесследно, да и когда я работаю с ребятами, как-то спокойнее становится на душе...
— Почему?
— Смотрите. Вот фриз с быком. Видите скол? Кто-то взял и отколол кусочек рисунка. Просто так. Для себя. Слов не находишь, когда видишь такое... Очень прошу вас, не называйте гору, где эти рисунки! Боюсь за них. Знаете, это целая проблема — спасти памятник для человека... от человека. Легче спасти от экскаватора. Вот поэтому я и люблю работать с ребятами: чувствую, что растут защитники этих бесценных камней...
Подошел Геннадий. У него сжались кулаки, когда он увидел скол рядом с силуэтом быка.
— А о петроглифах Саянского каньона слышали? — спрашивает Эра.
Мы по-прежнему стоим на узкой полочке. Геннадий помогает Эре эстампировать рисунки, а она, натирая копиркой белый лист папиросной бумаги, приложенной к изображениям, рассказывает о Саяно-Тувинской экспедиции ленинградских археологов.
...Они работают в Туве, недалеко от Шагонара, в урочище, которое попадает в зону затопления Саяно-Шушенской ГЭС. Исследуют петроглифы, высеченные на высоте трех-пяти метров над быстрыми водами Енисея. Изображения выполнены в основном точечной техникой на поверхности монолита. Представлены эпохи бронзы, раннего железа, средневековья. Большинство рисунков уникальны, не имеют пока аналогий среди петроглифов Сибири и Центральной Азии. Саянскую писаницу, случается, заливает во время сильных наводнений; ветры, смена температур, века и тысячелетия — все это не прошло бесследно. Образовались трещины, из-за которых археологи боятся сегодня тронуть скалу. «Конечно, этот памятник изучали и будут изучать, — грустно сказала Севастьянова. — Но снятые с рисунка копии никогда не заменят оригинала...»
