Леонид Кудрявцев - Космопорт, 2014 № 04 (5)
Ю не отводила взгляда от выхваченной прожекторами вереницы астероидов.
— Не согласна я, — после некоторых раздумий заявила она. — Все эти космические объекты, громады, обломки, льдины… Их медлительная стремительность, их незыблемая хрупкость… Не понять тебе, ты ж не с Востока.
— Ой, дикая восточная орхидея ты моя, — не замешкал Лёша. — Тебя отец к нам ещё крошкой привёз. И всю жизнь у нас прожила, в наши школы ходила, в наших университетах училась!
— Это глубоко в сердце, тупица, и всё равно, где ты при этом живёшь, — фыркнула Ю. — Опять же, не понять тебе этого.
— Может и не понять, — не стал спорить Алексей.
Рейс молодожёнов значился с опцией «высший класс». Не удивительно, что в их номере присутствовала комната обзора, в которой они сейчас вели спор. Комната состояла из жидкокристаллических стен, на которые в реальном времени подавалось сверхточное изображение, снятое на камеры, закреплённые за основными иллюминаторами наблюдения лайнера. По сути, можно и не выходить из номера всё путешествие. Правда, в общих комнатах обзора ж/к стены были повнушительнее размером, всё сопровождалось объяснениями реальных гидов и, разумеется, обсуждать увиденное можно с другими зрителями.
— Конечно не понять, глупыш, — озорно улыбнулась Ю. — Но за это я тебя и люблю!
Они поцеловались. Очень страстно. Давно так не было, если было вообще.
— Я не ослышался? — с надеждой спросил Лёша, оторвавшись от губ с вишнёвым привкусом.
— Нет, глупыш…
— Я не могу без тебя жить, — признался Алексей. На самом деле он не любил открытых проявлений «телячьей романтики». Они казались ему слишком приторными и неправдивыми. Но сейчас…
— Что это? — выпучил глаза Лёша.
— Это мои губы, — улыбнулась Ю Лин.
— Японский городовой! — рявкнул Лёша.
— Ну, не порть такой момент, — надулась Ю.
— Да посмотри же! — Лёша повернул кругленькое личико Ю Лин к ж/к стене.
— Японский городовой! — пискнула Ю Лин.
К «Неовояджеру» подлетело существо, размерами с небольшой ледник. Обзорные прожекторы вырвали его аметистовый цвет из космического мрака. Звёздный лайнер тряхнуло, словно он внезапно прекратил движение и застопорился на одном месте. «Стал на якорь, ядрёна кочерыжка!» — как сказал бы какой-нибудь актёр дешёвой космооперы, загримированный под бородатого с повязкой на глазу космического волка. Но на самом деле якорем здесь и не пахло. Совсем скоро «Неовояджер» окружили сотни, если не тысячи непонятных существ. Многие из них и послужили причиной встряски — они «сели» на обшивку звёздного лайнера, вцепились в неё когтями и «взяли его на буксир». Остальные существа либо парили рядом, либо сидели на астероидах или ледниках. В основном они были белого и красного цвета. Реже аметистового и бурого. Совсем реже — пёстрых жёлто-зелёно-сине-оранжевых раскрасок.
— Это ведь драконы, — выдавил Лёша из своего мозга, помутневшего от нереальности происходящего.
Сразу же после его слов лайнер вновь тряхнуло. По ж/к стенам пошла рябь. Везде погас свет…
Game Over
Бракус был вне себя от радости! Древние манускрипты не соврали. Жизнь обнаружена там, где её зародили, посеяв семя разума на третьей от звезды планете. Семя хорошо разрослось, заполонило собой множество планет и спутников. Но, увы, оно ещё не нашло путь вырваться за пределы своего светила. Пока ещё не придумало…
А вот и первые путники, встреченные после утомительного, занявшего множество сотен циклов путешествия!
Достаточно странный способ странствий — окутать себя панцирем из металла и карбона. Не удивительно, что они ещё не научились покидать свою звезду.
Бракус приказал братьям войти в контакт с путниками.
Люди. Да, их зовут люди. Они почему-то боятся Бракуса и его братьев. Они боятся звёздных драконов.
Но ничего, нужно объяснить им, что Бракус прилетел с миром. Объяснить, что он прилетел заключить договор между звёздными системами. Объяснить, что младшего брата ждут в семью. Что тайна межзвёздных полётов скоро откроется ему.
Бракус приказал своему аметистовому дракону поймать волны общения, войти в контакт с новыми друзьями. Дракон создал астральную проекцию, захватив с собою и Бракуса, поскольку сейчас Бракус и дракон были единым целым. Проекция оседлала многочисленные потоки волн, извергаемые странными неживыми приспособлениями внутри корабля из металла и карбона. Потоки несли Бракуса в направлении звезды. Быстро. Очень быстро. Прямо к четвёртой планете…
Бракус очутился в дивном мире. Дракон выбрал свою волну. Ту, которая понравилась ему. Ту, где он увидел себе подобных. Ту, где он захотел провести своё время после длительного и утомительного перелёта. Где думал отдохнуть, дав Бракусу возможность донести до людей свои планы о мире и сотрудничестве.
— Приветствую тебя, обитатель нижнего мира, — обратился Бракус к человеку, оседлавшему потомка космических драконов, побывавших здесь триллионы циклов назад.
Но человек ответил очень грубо. Волны его души полнились злобой и пренебрежением к жизни других.
Бракус попытался объяснить человеку…
Но человек не стал слушать. Он приказал потомку звёздных драконов напасть на Бракуса. И убил его!
Когда умирает твоя астральная проекция, умираешь и ты…
Братья наблюдали за полётом Бракуса.
Братья увидели, какие жестокие всходы дало семя общих праотцев.
Братьям осталось только одно.
Мстить…
Сергей Булыга[7]
Заклятая корчма
Как и отчего она у нас вдруг появилась, этого никто не знает. Да и у кого спрашивать? Кто может это объяснить, с тем лучше не встречаться, а все остальные повторяют одно и то же: не было её, не было, не было, а потом она вдруг есть, и всё. Да и ничего в ней приметного не замечалось, с виду корчма как корчма: коновязь, крыльцо, сбоку колодец, на крыше фонарь, чтобы ночью издалека было видно. Но так и во всех других корчмах устроено. Поэтому никто и думать не думал, гадать не гадал…
Да и когда было гадать, если эта заклятая, все её так называли, корчма каждый раз появлялась тогда, когда уже стемнеет, ничего кругом толком не видно, виден один только фонарь на крыше, а тут дождь хлещет, или воет вьюга, или за вами волки гонятся, или злодеи, и вдруг — о! фонарь! корчма! Добрый человек, без всякой дурной мысли, слезает с седла, передаёт поводья служке, а сам заходит в дверь, снимает шапку, утирается…
И уже не может выйти обратно! Потому что входная дверь пропала! Но человек этого пока ещё не замечает, он же продрог в дороге и проголодался, да ему и келих кинуть хочется — и он зовёт корчмаря, говорит, что ему надо, садится к столу, ест и пьёт, а тут откуда ни возьмись к нему подсаживаются девки, девки прямо как огонь, все как на подбор бесстыжие, начинают лапать человека, тискать, пить с ним на брудершафт, заглядывать ему в глаза, расшпиливать ему…
Ну, или, если человек больше охоч до денег, то к нему с шумом садится пьяная весёлая компания — и они начинают его угощать, и тоже пить на брудершафт, а девкам велят плясать, да и сами уже начинают покрикивать, гикать, а после снова вдруг откуда ни возьмись объявляются карты и кости, и вот уже пошла игра, девки пляшут, собутыльники гогочут, а тут ещё подвернётся корчмарь, сунет человеку трубку, трубка уже раскурена, человек её берет и смокчет, а там не табак, а…
Ну, и дальше дело ясное — у человека всё плывёт перед глазами и он падает под стол. А наутро просыпается на голой земле без денег, без сапог, без шапки, без сабли, без коня… А после, когда он приходит в ближайшую деревню, ему ещё говорят, что здесь никогда и близко никакой корчмы не было. И человек пешком, босой, без шапки и без сабли идёт дальше. И это, все говорят ему, ещё его счастье, что он ни с кем в той корчме не посварился, а то его там и вовсе бы убили. Так ведь тоже иногда случалось, когда рано утром находили при дороге, обычно на куче золы, на ещё тёплом кострище, человека с распоротым брюхом, или с отрезанной головой, и тоже без денег, без сапог, без сабли и без шапки. Так что, говорилось между нами, если ты попал в эту заклятую корчму, то уже пей, гуляй и всё прочее, только за саблю не хватайся — и тогда хоть жив останешься, и после будет о чём рассказать, а иначе ничего уже и никому никогда не расскажешь. И так мы и делали, если вдруг входили в ту корчму, и, может, до сих пор входили бы, но тут слух о нашей заклятой корчме дошёл до столицы.
А там никого, кроме себя, терпеть не станут! А у нас вдруг такое самоуправство. И к нам приехал от них проверяющий — пан Змицер Штых, главный крайский выездной судья. На вид он был пан как пан — кунтуш, сабля, чуб, и конь под ним не сильно дорогой. Только когда пан судья сходил с коня, становилось видно, что через плечо у него торба с золотым шитьём, а в ней Статут, как говорили, а за поясом серебряная булавешка, знак его судейской власти. Он же, когда вёл расследование, стучал ею по столу, если становилось шумно. Ну а если становилось совсем шумно, он тогда…
