Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1980 год
Николай Дмитриевич рассказал, что оленей привезли на косу несколько лет назад. Первое время держали в загоне. Егерь кормил их из соски, а как оленята подросли — выпустили. И вот с тех пор живут они здесь. Сформировалось стадо. Вожак изгоняет холостяков. Были случаи, когда те переплывали залив, заходили в город, но затем вновь возвращались на косу. Стадо растет, каждый год рождаются оленята.
Неподалеку от оленухи мы приметили двух почти взрослых молодых оленей. И когда направились к ним, решив разглядеть поближе, перед нами внезапно поднялся из зарослей тростника словно гора олень-самец. Его огромные рога разметались над головой, как раскинутые крылья птицы. Олень был великолепен в своей мощи — это был, несомненно, вожак, и я растерялся, не зная, что делать. Словно вдруг я очутился в дремучем лесу. Разгневанному хозяину зарослей, казалось, ничего не стоило атаковать нас.
— Малыш, Малышка, — воскликнул Кревсун. — Ну вот и встретились. Гляди-ка, какой красавец вымахал.
И вожак в тот же миг повернул голову, перестав обращать на меня внимание. Я заметил, что в глазах вожака не было и тени страха. И злобы к людям, оказывается, никакой не питал. Он встал потому, что едва не наступили на него. В траве олень отдыхал.
Потом, за то время, пока мы разъезжали по косе, было еще немало интересных встреч. Видели охотящихся коршунов, встречали покопки кабанов, наткнулись на целый выводок рыжеватых сов, приметили крупного сокола, золотистого фазана. Но спокойный взгляд оленя — почти дикого животного — не выходил из головы. Большое это счастье — встретиться с таким красавцем и не увидеть в его глазах страха перед людьми. Подумалось, что такая встреча, пожалуй, могла быть достойной наградой всякому, кто хоть чем-то помогает сохранению на земле всего живого.
Большой белой цапли мы, однако, не отыскали. Дело близилось к вечеру, небо потемнело, а на озерах и лагунах нам попадались только утки да чайки.
— На завтра по прогнозу снег обещали, — словно, сам с собою рассуждал вслух Кревсун, — вот, может, и улетели. Подались в более теплые края. Но то, что они тут живут, — истинная правда. Сам не так давно видел.
Вы бы лучше к нам летом приехали, — сказал Николай Дмитриевич. — Такая тут красота! Воздух — не надышишься... А птиц просто уйма. И утки, и цапли, и трескунки. Есть и чайки-хохотушки. Как трава на косе поднялась, так птицы и потянулись. Год от года все больше прилетает.
Кстати, — спохватился он, — вот вам и польза от косы. Я уж не говорю о том, какое удовольствие пройтись по этой земле. Организованным группам туристов посещать косу мы разрешаем. Не говорю о том, что ученые открыли на косе исследовательский полигон — насекомых, рыб и птиц изучают. Отовсюду приезжают и наблюдения ведут. Но и практическая польза есть: сделали косу заказником, и утки стали здесь отдыхать во время перелетов, гнездиться, размножаться. И добыча охотников от таких мер отнюдь не пострадала. Напротив, предполагаю, увеличилась.
Я уже и не думал искать цаплю. В другой раз увижу, раз она тут живет. Судьба и так меня одарила встречей с таким человеком, как Николай Дмитриевич. А он, расстегнув форменный китель, мечтал о будущем, рассказывая, как еще больше преобразится жизнь косы, когда здесь будет создан заповедник. Браконьеры ведь балуют. То лебедя подстрелят, то утку, то косулю. И пока нет с ними сладу, мал у лесомелиораторов штат. А как заповедник будет, так и егерей прибавится, специальные катера дадут. Заповедованию подлежит не только территория косы, но километровая зона моря, где плавают утки и подрастает рыбья молодь.
Я слушал его и думал, что не каждый специалист-эколог согласился бы во всем с Кревсуном, — он мечтал растить лес на косе, завозить разных птиц и зверей. Теперь же все более утверждается среди ученых мнение, что заповедник — это прежде всего эталон нетронутой природы, куда нельзя внедрять несвойственные ей формы жизни, что он должен быть экспериментальной лабораторией ученых, куда закрыт доступ всем остальным людям... Но в тот миг я был целиком и полностью согласен с Кревсуном: заповедник на Обиточной косе нужно организовывать непременно. И пусть он будет таким, каким его мыслит Николай Дмитриевич. Пусть Обиточная коса станет наглядным примером того, как щедро платит природа за разумное отношение к ней.
Когда мы выбрались за шлагбаум и покатили по шоссе в сторону города, я вдруг припомнил, что не видел пролива, разделившего когда-то косу.
— Пролива больше нет, — отвечал Николай Дмитриевич. — Когда коса задернилась и пески перестали по ней гулять, мы бросили в пролив несколько мешков с цементом, несколько бетонных плит, и море само замыло проливчик. Соединило остров с берегом. Ширина косы там сейчас метров сто, все травой поросло.
Кревсун, прибавив скорость, направился в сторону вызвездившегося огнями Приморска.
В. Орлов / Фото автора
Возрождение из пепла
Башни Ангкорвата
Транспортник тянул невысоко над плоской долиной, и внутри грузового отсека пассажиры обливались потом. Просторный фюзеляж мог бы вполне походить на парную в банях, если бы не растянутый на стальных тросах УАЗ-69, в котором, словно не ощущая духоты, спал, положив голову на баранку, водитель. Пришел бортмеханик, надел наушники с ларингофоном, о чем-то посоветовался с пилотом и приоткрыл похожий на челюсти задний люк. В полутораметровую щель ворвался свежий воздух. Стало видно, как в бирюзовом небе тянутся два дымных хвоста моторных выхлопов над озером Тонлесап.
Про Кампучию говорят: там, где нет джунглей, есть рисовые поля, и наоборот. Но вокруг Тонлесапа есть повсюду еще и вода. Когда она уходит из окружающих озеро лесов, с ветвей деревьев, покрытых слизью и илом, снимают запутавшуюся рыбу, которая приходит в их тень в паводки, спасаясь от жаркого солнца, готового вскипятить озеро, и в поисках корма. Когда же озеро внезапно вспухает и его воды стремительно надвигаются на леса, обгоняя застигнутых врасплох животных, охотники ловят плывущих диких слонов сетями словно рыбу. Лишь «пномы», одинокие мягкие холмы, разбросанные на гигантском плоском пространстве, остаются сухими.
На подходе к городу Сиемреап пилот взял чуть севернее и заложил широкий вираж. Из желтоватого марева среди леса и прогалин суховатой коричневой земли встал серый, словно пепел, Ангкорват.
Пилот зашел на второй круг, и теперь среди высоких и густых куп деревьев мы увидели и Ангкортхом. Потом самолет, натужно взревев моторами, оттянулся к югу и круто, почти падая, пошел на посадку.
По узкому, но сносному шоссе мы ехали вдоль столбов электропередачи, на которых не было ни единого куска провода. Сухие и жесткие заросли по сторонам искалечены взрывами мин, кое-где на десятки метров тянулись прогалины выжженного леса. Гигантские пни срубленных деревьев торчали среди кустарника, в котором вольно паслись мелкие коровы и резвились телята. Кривобокие, наспех обтесанные столбы подпирали аварийную ЛЭП и бесчисленную путаницу проводов военной связи. Усталые кхмерские пехотинцы, нагруженные оружием и амуницией, медленно брели растянувшимися колоннами по обочинам. Это была древняя, самая древняя земля Кампучии, колыбель ее цивилизации, знавшей в своей истории страшные, катастрофические потрясения...
На подъеме к Ангкорвату наш УАЗ ухнул в воронку, заросшую мочалистой травой. Присмотревшись, я увидел вокруг немало других воронок. Тропическая растительность беспощадна, через год-два она неминуемо оплетает и скрывает любое пепелище. Здесь же и ей не под силу скрыть шрамы войны. 18 марта 1969 года поднятая в воздух по приказу командующего американскими войсками во Вьетнаме генерала Крейстона Абрахамса армада стратегических бомбардировщиков Б-52 над Ангкорватом и Ангкортхомом открыла бомбовые люки. За четырнадцать месяцев бомбометания эти самолеты сбросили на Кампучию 105 тысяч тонн взрывчатки. В 1971 году артиллерийский снаряд угодил в один из бесценнейших барельефов Ангкорвата, другой снаряд разбил ворота Ангкортхома. То, что древняя столица Ангкора оказалась в зоне военных действий, создавало благоприятные условия для грабителей, связанных с китайскими перекупщиками антиквариата в Бангкоке. Специальная комиссия, в частности, обнаружила в одном из магазинов таиландской столицы статую, предлагавшуюся за два миллиона долларов. Примерно половина выставленных на продажу сокровищ оказалась похищенной из Ангкорвата.
Впрочем, обкрадывали не только во время войны. В прошлом, в годы колониального господства, сотни туристов, разбредавшихся среди примерно тысячи различных памятников, сосредоточенных на заповедной территории, беспрепятственно присваивали, что могли унести.
