Оак Баррель - Десять поворотов дороги
Кир подскочил со стула, тут же запутавшись в собственных руках. Когда конечности заняли свое место и перестали мотаться туда-сюда, он, сглотнув, нервно поздоровался с гостьей.
Та лишь скользнула по нему взглядом, будто на ходу оценила узор обоев, а затем грациозно расположилась в узком чудовищно неудобном кресле, предназначенном для пыток над посетителями.
Правитель марионеткой сложился на своем стуле. Из-за перемены позы ему снова пришлось решать вопрос, куда девать руки. Одна более или менее устроилась на крышке стола, вторая судорожно хваталась за край расстегнутого жилета.
– Здравствуй, правитель Кир.
Ему показалось, что в голосе леди Ралины сквозит усталость. Раздумывая над этим, он, видимо, пропустил начало разговора, потому что, подняв глаза на лицо гостьи, обнаружил на нем нехороший прищур, к которому прибегают дамы всех возрастов и сословий – от кухарки до олимпийской богини – когда хотят продемонстрировать разочарование мужской тупостью.
– Ладно… – примирительно сказала баронесса. – Ты получил больше, чем мог мечтать. Что теперь?
У Кира чуть не сорвалось с языка, что теперь он бы хотел поскорее отделаться от незваной гостьи, которая пугала его до колик. Если бы он знал, к чему приведет знакомство с ней, то рванул за Круглое море еще ребенком. А теперь, коль скоро эта дама заявилась без предупреждения, ему предстоит какая-то новая вселенская авантюра. Впрочем, правитель резонно подозревал, что предупреди она его за столетие, это бы мало что изменило.
– А что теперь? – постарался уйти от вопроса Кир.
Тут кто-то словно толкнул его в спину: «Какого черта я так разволновался?» – спросил он сам себя, и тут же назвал с десяток увесистых причин для паники. «Хотя бы ее котяра не заявился…» – подбодрил Кир сам себя, ерзая на широком стуле, предназначенном для куда лучше откормленного зада.
Не успел он додумать эту мысль, как сверху на спинку стула сверзилось что-то тяжелое, едва его не опрокинув. Бюст знаменитого философа, стоявший на шкафу без малого двести лет, меланхолично навернулся на пол, а по шее Кира словно провели теплой меховой рукавицей. Леди Ралина воскликнула, театрально всплеснув руками:
– Барон!
Раздался характерный мурлыкающий гул – только шел он, вопреки обыкновению, не от милого пушистика, а от всей комнаты, включая стены и потолок. Пол отчетливо вибрировал под ступнями, а из каминной трубы посыпались хлопья сажи. Создавалось впечатление, что вы попали в желудок абсолютно счастливого кота размером с ратушу.
Кир, поверив вдруг, что мысль материальна, изо всех сил старался не думать о милейшей сестрице леди Ралины, чтобы ненароком не увеличить компанию.
– Итак, что будет дальше, мой юный друг? – отчего-то не унималась гостья, бомбардируя и без того смятенного Кира вопросом, ответа на который он не мог знать.
– Я не знаю, – честно признался Кир, не рискуя обернуться. Мурлыкающий дворец ужасно давил на нервы.
Кот перемахнул со спинки стула на стол и прошелся по нему, глубоко царапая полировку.
– А дальше, и очень скоро, тебя прикончат, – буднично заявила дама, словно ставила точку в пересказе рецепта запеканки.
Кир, как ни странно, ощутил облегчение, граничащее с восторгом: его наихудшие догадки подтвердились, а это уже какая-никакая стабильность в положении дел, которые скакали в последнее время как опьяневшие козы. Юноша лишь пожал плечами.
– Не буду докучать тебе наставлениями, иначе ты станешь думать обо мне как о старой замшелой тетке. Первое весьма относительно, второе бред, третье же, – она разгладила ладонями платье, – вполне бесспорно. И, как свойственно сентиментальным женщинам… средних лет… я хочу дать тебе совет во спасение. Подойди-ка ближе, я шепну тебе кое-чего на ухо.
Когда Кир встал, стул с вернувшимся на него котом, с грохотом опрокинулся, завершив уничтожение гипсового бюста мудреца, некогда до основания разрушившего теорию причинно-следственной связи. Следствием этого стало легкое помешательство, приведшее к самоубийству в дупле с дикими пчелами. Поистине ничто не предвещало такого конца для философа, весьма обнадежив его сторонников.
***
– Ну-у… – протянул Кривв. – Это, по-моему, возможно оформить как… Минуту.
Он порылся в каких-то записях, подшитых в папку.
– Еще минуту.
Затем поискал в толстом фолианте, стоявшем на одной из полок в кабинете, не забыв звякнуть в колокольчик, чтобы принесли чай с печеньем, и правителю было чем заняться.
Прошло уже два чая и полдник, когда Кривв наконец, шаря среди пометок на полях каких-то пахнущих скипидаром свитков, нашел нужное место:
– Ваше отсутствие с временной передачей прав управления государством можно оформить «академическим отпуском, необходимым для самоличного изучения условий изготовления красителей шерстяных тканей»… – немигающие глаза Кира говорили сами за себя. – Немного неожиданно, однако несколько столетий назад экономика Кварты существенно зависела от экспорта красок для ковров в страны южного побережья Круглого моря. Насколько я помню, их делали из каких-то жуков, живущих на кабачках. Очень прибыльный бизнес. Пока не разразилась Трехдневная Паническая война, и соответствующие связи были прерваны. Однако закон до сих пор предоставляет такое право.
– И сколько может длиться такой академический отпуск? – поинтересовался Кир, стряхивая крошки с мантии.
– До пяти лет с последующим продлением на семестр, – отчеканил секретарь. – И еще вы должны назначить временно исполняющего обязанности.
– О!.. А как назначить этого счастливца, которому все будут стараться вытирать зад бархатными салфетками? – Киру все больше и больше нравился выкопанный Криввом закон. А равно законы Кварты вообще – главным образом потому, что человек знающий мог найти в них лазейку для любой прихоти.
Секретарь снова полез в свиток:
– Про салфетки тут ничего не сказано. А назначить его возможно простым письменным поручением со ссылкой на соответствующий пункт уложений. Подпись нужно будет заверить у хранителя печати.
– Мне кажется, с ним я договорюсь, – улыбнулся чему-то Кир.
Дверь кабинета медленно распахнулась, впустив двоих слуг с целой горой печенья и чайником в виде замечтавшейся коровы.
Глава 46. ВРИО, ИЛИ КОНЕЦ ИСТОРИИ
Господин Абсцесс подошел к массивному вытертому креслу у камина, толкая перед собой блестящий сервировочный столик с кипой документов и связкой неочищенных бананов. В кресле находился клетчатый скрученный в гнездо плед, из глубин которого при виде угощения раздалось одобрительное «у-ук!».
В гнездо поступил банан. После чего скрипнула открываемая шкатулка, что-то зашелестело, стукнули друга о друга костяные таблички. Одна из них, изображавшая «веселого краба», высунулась наружу, схваченная маленькой покрытой шерстью рукой. В темноте блеснули зеленоватые круглые глаза. Господин Абсцесс сверился с надписью под танцующим джигу членистоногим и кивнул, что-то отметив в документе. Табличка исчезла. Из гнезда на пол вылетела банановая кожура и раздалось требовательное «у-ук?» – что ни говори, умственный труд требует неимоверного количества энергии.
Бессменный помощник правителя Кварты и Нижней Уазы, выбрав из кипы очередной документ, потянулся за следующим бананом. Шестерни государства крутились.
Сноски
1. На самом деле их даже два: «основы» 11 и 37. Разница состоит лишь в выборе времени для наказания: согласно одиннадцатой, казнить лицедея надлежит утром, тридцать седьмой – в полночь. Прагматичные крестьяне на этом основании просто растягивают процедуру на сутки, разумно полагая, что какое-то из времен непременно придется кстати.
2. Назовем его Песьи Муськи – не лучше и не хуже в ряду из горы Надсадный Пуп и озера Чаргоггагоггманчауггагоггчаубунагунгамаугг.
3. Вы говорите по-французски? Вы говорите по-немецки? Вы говорите по-португальски?
4. Я же говорил…
5. От лат. «publicum figura» – «общественный деятель».
6. С этим делом у многих были проблемы, так что не нужно стесняться, если вы сами не смыслите в демократии. Просто пойте гимн и ни о чем не задумывайтесь.
7. «Гордость и предубеждение. Джейн Остин. Лондон, 1813» (англ.).
8. Имеется в виду Жан-Батист Гренуй – протагонист романа «Парфюмер» Патрика Зюскинда.
9. Искусство изготовления сувениров восходит к древнему весьма экзотическому культу. Так что не нужно удивляться некоторым причудам, граничащим с извращением: суть их кроется в старинных герметических текстах, и когда-нибудь суть эта окажется непременно вскрыта в результате гениального прозрения лингвистов и археологов.
10. Джордано Бруно, «О бесконечности, вселенной и мирах», «De l’infinito universo et mondi» (1584).
11. В художественном вымысле такие вольности допустимы. Да, Бегемот был беспороден и одинок как эхо в пустом колодце. Но ведь он мог быть овчаркой?
