Юрий Беспалов - Людмила Зыкина. На перекрестке наших встреч
Вот и площадь Коммуны. Подъехали к концертному залу ансамбля. Нас встречает подполковник Е.С. Тытянко, один из ближайших соратников Александрова, и ведет в апартаменты ансамбля.
Пока шли по аллее мимо клумб и деревьев к пушкам у входа, все, кто был поблизости, с любопытством разглядывали нас, некоторые останавливались, глядя вслед Зыкиной, пока она неторопливо и грациозно подходила к центральному входу, дверь которого я придерживал, пропуская вперед певицу.
– Сколько времени осталось до репетиции? – спросила Тытянко Зыкина.
– Пятнадцать минут, – был ответ.
Я сообразил, что времени у Зыкиной на разговор с Александровым мало, и попросил подполковника отвести меня в музей ансамбля, что он и сделал, проводив сначала Зыкину в кабинет главного дирижера.
В музее я с удовольствием рассматривал призы и награды ансамбля. Это надо было видеть. Кубки, сувениры, вымпелы, дипломы, грамоты, ракеты и ракетные комплексы, танки и пушки, сабли и винтовки, модели военных кораблей разных лет постройки и разного масштаба ювелирной работы…
В пухлом альбоме, где хранились отклики зарубежной прессы на выступления коллектива, я нашел и высказывание критика английской газеты «Аргус», о котором говорила Зыкина в машине: «Если концерт ансамбля не заставил вас аплодировать, улыбаться, топать ногами, прищелкивать от удовольствия пальцами – то, честное слово, вы годитесь только на то, чтобы вас уложили в гроб и проводили на ближайшее кладбище… И единственным средством воскресить мертвеца является этот величественный вечер, на котором закипает кровь и раскрываются все человеческие чувства… Трудно дать представление об истинной атмосфере захватывающего вечера, разудалых плясок, полнокровного свободного пения. Вокальная сила хора грозит, кажется, сорвать крышу театра…
Этот блестящий по своей простоте концерт освобождает зрителей от всех мирских ограничений и дает человеческому мозгу полную свободу впитывать чистое наслаждение…».
«Санди таймс» писала о «великолепном исполнении ансамблем государственного гимна Великобритании, очаровавшем до слез ее величество королеву…».
Весь архив я не успел посмотреть и записать, что мне в нем показалось интересным и достойным внимания, поскольку после репетиции тот же подполковник пригласил меня в кабинет Александрова, где, положив сумку на стол перед собой, сидела Зыкина и вела беседу с Борисом Александровым. Напротив нее за стол сел и я, обменявшись рукопожатием с главой ансамбля. Разговор, конечно же, шел о песне, об эстраде, о фольклоре, обо всем том, что интересовало обоих артистов.
Борис Владимирович Александров (1949–2010) – артист Ульяновского областного драматического театра, народный артист Российской Федерации (2002)
– Чтобы песня жила, – говорил Александров, откинувшись на спинку кресла, – она должна обладать интонацией, созвучной времени. Может статься, что песня, даже очень хорошая, не будет воспринята современным слушателем, так как по своей интонации принадлежит иному времени. Тут не помогут ни искусство дирижера, ни прекрасный голос, ни даже красивая мелодия.
– Сейчас, Борис Александрович, – вступила в разговор Зыкина, – довольно известные современные композиторы рассуждают в пылу полемики о том, что музыкальное образование, профессиональная подготовка – несущественные факторы для эстрады.
– В падении профессионализма наша беда, главная беда. Профессионализм – неотъемлемая черта любого искусства, и не только искусства, а и любого вида деятельности. К сожалению, не все это понимают. Потому звуковая среда заполняется маловыразительной музыкой. «Каждый талантливый человек – не обязательно профессиональный композитор и даже не обязательно музыкант – может сложить хорошую песню» – такое мнение стало расхожим, его можно услышать от вполне компетентных людей. Оно порой подтверждается фактами – отдельными удачами. Но ведь каждый человек – не обязательно первоклассный стрелок и даже не умеющий стрелять – может случайно угодить в «десятку». Представится ли ему еще такой удачный случай? Вряд ли. В эстраде же получается так, что, написав расхожий шлягер, псевдокомпозитор попадает в обойму популярных, и, несмотря на то, что начинает бить мимо цели, его «сочинения» продолжают распространяться, а единственная удача становится эдаким клише, в которое укладывается содержание всех его песен. Сегодня можно встретить и откровенно деляческое отношение к искусству. Часто некоторые композиторы добиваются того, чтобы какая-нибудь поделка оказалась в репертуаре популярного коллектива, на все лады расхваливая свои «произведения», отличающиеся неразвитостью музыки и текста, обилием отвлеченных поверхностных фраз, идущих не от сердца, а от пошлых литературных шаблонов, стертых временем поэтических штампов. Вот и получается «сочинение» часто откровенно слабое, откровенно вульгарное, порой на грани мусора. Создать песню не просто, ее простота лишь кажущаяся. Потому настоящих песен, настоящей музыки мало. Потому эстрадный вакуум заполняют оглушительные ритмы, безголосое пение, порой нашептывание в микрофон каких-то нелепых слов под гитару. Но ведь публика не состоит из больных идиотией.
– Теперь не поют, а «разговаривают» песню в микрофон, – вставила Зыкина.
– В жертву моде приносится здравый смысл, когда музыка утрачивает высокое содержание, пропагандирует нравственное уродство и пошлость. Беда еще и в том, что иные артисты, не обладая художественным вкусом, чувством стиля, требовательностью к себе, не разбираясь, что хорошо и что плохо, заимствуют далеко не лучшие образцы зарубежного исполнительства. Надо стараться отбирать для своего творчества лучшее, что есть в мировой культуре. Зарубежные мастера культуры так и поступают.
– Борис Александрович, – обратился я к дирижеру, – с чего началась история с Мирей Матье? Зарубежная пресса единодушна во мнении, что вы первый открыли талант в Матье.
– Успеху ее, конечно, способствовали. В 63-м на репетицию ансамбля в Париже привели милую девушку, в светлом платьице, белых чулках. Она застенчиво улыбалась, а импресарио объяснил, что это новая восходящая звезда французской эстрады и что ей необходимо завоевать симпатии зрителей участием в нашем концерте. Импресарио попросил пропеть в концерте всего одну песню.
– Этого будет достаточно, – сказал он, – чтобы Париж узнал ее имя.
И в ближайшем концерте песня в исполнении этой девушки с ансамблем успешно прозвучала. Так Париж узнал новое имя, а затем его узнал весь мир. И мы рады, что способствовали ее успеху на начальном, самом трудном отрезке ее блистательного творческого пути. (Матье ни разу не пропустила ни одного концерта ансамбля во Франции, пела, бывала на репетициях. Зыкина встречалась с Матье в 1978 году в Париже, а ее бывшая сотрудница Н. Кущенкова организовывала выступления певицы в Москве в 2009 году. Она же в 2010 году привезла Матье в нашу столицу для получения награды – орден «Дружбы народов», который вручал певице в Кремле президент Д. Медведев).
– Мне кажется, – продолжила разговор Зыкина, – что сюжеты произведений песенного жанра недостаточно часто обращают нас к великим страницам истории. У народа есть что вспомнить, есть и события, и герои, достойные быть запечатленными в песнях.
– К сожалению, в общем их потоке чаще получается крен в сторону любовной лирики. Народ всегда воспевал героев, богатырей, солдат. На песнях, рассказывающих о воинском долге, отваге, защите Отечества, воспитывается молодое поколение, но, увы, сегодня таких песен мало.
Зыкина впоследствии не уставала повторять в разных интервью то же, что говорил ей когда-то Александров, и в частности о том, что мало хороших армейских песен. Где-то даже уточнила лет пять назад: «Всего-то одна приличная песня «Граница», что поет Леонид Агутин, да 6–8 хороших песен у Расторгуева с Газмановым, но этого слишком мало для нашей эстрады».
– Борис Александрович, – спросил я, – а что произошло в Италии, когда с артистов ансамбля пуговицы зрители поотрывали?
– В 1963 году в Риме нас попросили дать концерт для итальянских военнослужащих. Во Дворце спорта собралось 15 тысяч солдат и офицеров всех родов войск. Мы включили в программу две песни итальянского Сопротивления – «Белла, чао» и «Катюшу» (нашего Блантера, но на слова итальянских партизан). Едва зазвучала ее мелодия, как все 15 тысяч подхватили ее, и мне оставалось лишь повернуться к залу и дирижировать. После концерта итальянцы бросились на сцену, обнимали нас, качали, жали руки, просили на память красные звездочки, кокарды или хотя бы пуговицы от наших парадных мундиров… Пуговиц много им досталось.
Зыкина посмотрела на часы и на меня: пора заканчивать, понял ее взгляд.
– Последний вопрос, Борис Александрович. Вам, чтобы руководить таким ансамблем, приходится предъявлять к себе очень высокие требования?
