Сергей Троицкий - Битва за водку
– Сволочи! Наблевали! Убирайтесь вон, я милицию вызвала!
Я не выдержал такой наглости и тоже заорал на нее:
– Молчать, сука! Тебя тоже заберут в ментуру, потому что ты продаёшь жареное говно и понос под видом баклажанной икры!
– Это ИКРА!
– Это икра из твоей жопы, сама срёшь, поджариваешь и продаёшь!
– Она, бл*дь, специально пурген жрёт, чтобы поносом дристать и икру мутить!
Тетка заорала и съе***лась в подсобку звонить в ментуру. Тем временем мы достали две андроповские водки, раздавили их и закусили плавлеными сырками.
Плавленые сырки в СССР были единственным экологически чистым товаром, которым можно было не отравиться. Во всех столовых СССР (1974–1991) в основном торговали варёными яйцами, тухлыми котлетами из кала и супом из человеческой мертвечины, разбавленным помоями из ведра уборщицы. От пирожков была адская изжога, а чай заваривался пять – десять раз. Эту отраву без проблем хавали работяги и послушные совковые обыватели. Нас спасала только водка, она дезинфицировала яд. Она дезинфицировала ЯД и АД СОВКА!
Тем временем подъехала милиция. Сын актёра Боярского стал прогонять телеги капитану ментов и закатывать театральные истерики:
– Я воин-афганец, Аджимушкайские каменоломни от душманов защищал! А эта сука меня жареным говном накормила. У меня все кишки душманы вырезали ятаганами. У меня понос! За что я воевал? За то, чтобы ссаки её пить? Да? Скажи, да?
Менты дико ох**вали…
– Я, б*я, себя ща нах гранатой взорву! Я из Москвы к тётке приехал, она в горкоме партии КПСС работает.
Менты стали ох**вать еще больше! Е**нутый афганец, да ещё из Москвы!
Тут не в тему проснулся Лысый (в шугняке):
– Боярский, ты же от армии косил, в крезухе лежал, во п**дить-то умеет!
Лысому вовремя заткнули рот. Боярский продолжил своё шоу, он упал на пол и стал горько плакать. Я подошёл к капитану, чтобы замять ситуацию.
– Товарищ капитан, видите, какая несправедливость, реальный герой-афганец мучается! У него гранат до х*я, а вам потом с этим калом разбираться. Ну хрен с ней, с этой тёткой, мы вообще на концерт опаздываем и заявление, так и быть, писать не будем, приходите на треш-угар!..
На улице в это время началась ртутная пурга, валил снег и дул ветер. Мы пошли на другую сторону и окончательно заблудились, окружённые со всех сторон мёрзлыми ангарами, трубами и заборами. Тогда я решил идти обратно по следам, но их скоро замело. На наше счастье, из-под забора вылез тот самый дед с санками, он воровал уголь с завода. Дед очень понравился всей тусовке, и ему накатили стакан.
Он стал объяснять, как пройти к клубу, но тут осёкся. Из снежной пурги нарисовался силуэт ХОЯ! Дед закурил папиросу и сказал:
– Вот этот вам покажет путь! – и указал рукой на ХОЯ. Я подошёл к нему и спросил:
– Где мы? Как ломитца в ДК?
– Вы в «Секторе Газа»! Следуйте за мной!
Из московской вежливости я пытался с ним поговорить, но он только отвечал:
– Вы в «Секторе Газа»! Следуйте за мной! Вы в «Секторе Газа»! Следуйте за мной и держитесь вместе! Смотрите, чтобы никто не потерялся! Вы в «Секторе Газа»!
Когда через двадцать минут мы подошли к ДК, пурга тут же испарилась. И вот мы у себя в гримёрной с обмороженными руками и ногами. Концерт открывала местная рок-группа в стиле а-ля перестройка – «заумный питерский панк-рок». Публика серьёзно и мрачно внимала странному нойзу, доносившемуся со сцены. Единственные, кто угорал, – это какой-то металлист, мужик и жирная девка. Она размахивала дешёвой сумкой и дебильным уреловским шарфом.
В этот момент ко мне подошёл устроитель концерта:
– Серёга, тут с тобой местные олдовые рок-меломаны хотят познакомиться.
– Ну что же, можно и познакомиться. Если у них есть бухло и плавленые сырки, можно пройти в гримёрную!
Устроитель на мгновение куда-то пропал и тут же материализовался с тремя амбалами и одним явным прощелыгой. Один амбал держал гигантский шматок сала, второй – авоську чёрного хлеба и трёхлитровую банку солёных огурцов, а у прощелыги изо всех карманов торчала водяра и ещё графин с самогоном, который он трепетно держал в руке.
– Вот, познакомьтесь, – мои друзья, двадцать лет дико уважают рок: «Лед Зеппелин», «Блэк Саббат», «Кинг Кримзон»… Это – Лёха, это Палыч, это Бык, а этот с водкой – Витёк.
– Отлично! Можешь дальше не расхваливать, – сказал я. – Сразу видно, отличные ребята, особенно Витёк с водкой. Вот такие люди нам нужны! Скоро мы выпустим орден Сатаны – они первые кандидаты на получение наград!
В этот момент раздались голоса остальных участников нашей делегации.
Боярский: Не-а! Палыч более клёвый, он огурцы притащил, их можно какой-нибудь бабе в зад засунуть.
Костик: А я огурчики люблю.
Боров: Давайте сало быстрей резать, жрать охота!
Натаха: Не стесняйтесь, ребята! Проходите, сейчас мы с вами о роке поговорим, а также о «Пинк Флойде»!
Лысый: А в самогоне сколько градусов? 32, да?
Витёк: 62 градуса, не меньше, градусник можешь засунуть!
Я: Б*я, Лысюк! Вечно невпопад п**дишь, лишаешься премиальной дозы!
Все подарки быстро разложили на школьной парте, а я тем временем проломился в холл и пригласил трёх девок, с которыми только что познакомился у туалета. Уже через десять минут под столом стояли пустые батлы и разливался последний графин с самогоном. После чего моё сознание наглухо помутилось и я, не знаю каким образом, оказался в «отеле пожарника» с голой девкой… В темноте она долго не могла найти свой лифчик, и мне пришлось зажечь кусок газеты…
Когда я вернулся обратно, меломаны уже сбегали за новой партией бухла: пять батлов «сухача», но нам было уже пора играть, и их прихватили на сцену.
Мы подстроили аппарат и бешено вломили по струнам. Весь зал повскакивал со своих мест и стал махать руками. Когда мы отыграли все наши 8 песен, публика стала скандировать: «Бис! Бис!» В радостном настроении «Коррозия» отрубила ещё раз «Дьявол здесь» и «Люцифер», а меломан-амбал посадил себе на плечи двух девок. В угаре они столкнулись лбами и в бессознательном состоянии свалились в кучу фанов, где их немного облапали и частично порвали одежду. В конце «Люцифера» мы замочили композицию «Нойз», во время которой каждый играет что хочет. Толпа полезла на сцену, сметая мониторы и обрывая шнуры, звук отрубился, и на этом всё в общем-то и закончилось. В этот момент выбежал Боярский и заорал в единственный работающий микрофон:
– Девки, которые хотят провести ночь с «Коррозией», подходите в гримёрку!
Через десять минут в гримёрной собралось человек пять девок, все тут же стали дико домогаться их, и они в панике разбежались. Я еле успел схватить одну из них. Вместе с Лысым мы затащили её в такси и отправились на хату к Витьку, так как местный райком КПСС нагло продинамил нас с гостиницей.
У воронежского Витька был классический совковый трёхкомнатный флэт, где кроме него также тусовалась сестра с ребёнком и парализованный дед-ветеран. Он был не только наглухо прикован к постели на протяжении двадцати лет, но ещё и наручниками к батарее.
Пока вся наша шара размещалась по квартире, местные люди сгоняли в таксопарк за водкой и пивом, после чего всё это дело накрыли на стол. Я поднял первый тост за процветание воронежского рок-клуба, пожелал его руководителям больше устраивать концертов и угорать со страшной силой. Далее тосты последовали один за другим, стол покрылся объедками, разлитым вином и бычками.
Воронежские люди настолько были рады и воодушевлены, что постоянно твердили о том, что типа с 1913 года к ним в город не приезжала такая крутизна, кроме как «Коррозия» в 1987 и СС Гитлера в 1942 г. Отличные парни! Вот так запросто выпить водки и поговорить за жизнь. Вскоре, дико обожравшись, я отсодомировал девку в ванной комнате и тут же заснул. Мне снились разные сны, а также что меня наградили орденом и медалью. Но в этот момент на меня кто-то упал, и я проснулся, это была пьяная сестра Витька, она тут же испарилась.
В лучах восходящего солнца я увидел ошалевшего Лысюка, который ездил на трёхколёсном велосипеде и что-то мычал. Он был в трусах, а также в пиджаке, увешанном не только орденами и медалями, но и кусками харча. Все вокруг были в полном отрубе, кроме Витька, который сидел на полу, бормоча себе под нос какую-то ахинею.
– Блин, Паук! Я велосипедист, – не унимался Лысый. – Надо ещё водки где-нибудь взять.
– Ты что, вообще ох**л? – сказал я. – Сейчас семь утра, и так всю ночь колобродили.
– Не, не, не! Давай возьмём ещё, у деда наверняка припрятано. – Лысый хотел слезть с велосипеда, но тот в этот момент сплющился под его массой, и Лысюк, матерясь, загремел на пол.
– Слушай, давай его шуганем, может, он действительно скажет, где находится бухло, – сказал я, почувствовав дикое похмелье.
Надо было устроить какое-нибудь шоу. Дело не заставило себя долго ждать.
