Виталий Калгин - Виктор Цой. Последний герой современного мифа
Алексей Рыбин:
Я, кстати, сказал Вите: «А вот „КИНО“ как тебе?» – «Полное говно, – сказал Витя. – Не пойдет, это не название, безликое абсолютно, ничего за ним нет, ничего не понятно, какое кино, что за кино…» Прошел день в перебирании слов, и потом изможденный Витя сказал: «Хрен с ним, пусть будет „КИНО“…»[69].
«Во всяком случае, ничем не хуже, чем „Аквариум“», – решили Цой с Рыбиным, и группа обрела новое имя.
Итак, группа меняет название на «КИНО» и решает сделать запись первого альбома. Для этого Цой и Рыбин заручаются поддержкой самого БГ и участников группы «Аквариум», после чего БГ договаривается со звукорежиссером Андреем Тропилло, который уже записывал альбомы «Аквариума».
«Продюсером этой записи выступил Борис Гребенщиков, который, услышав песни акустического дуэта Виктор Цой – Алексей Рыбин, проникся симпатией к молодой группе и загорелся желанием помочь „КИНО“ записать первый альбом. Потенциал цоевских песен был виден невооруженным глазом, и БГ решил рискнуть. Закончив работу над „Треугольником“, он, договорившись с Тропилло, пригласил „КИНО“ в Дом юного техника на первые студийные пробы. Тропилло, не лишенный здорового авантюризма и имевший счастье наблюдать выступление Цоя с Рыбиным на какой-то безумной панк-вечеринке, согласился записывать „КИНО“ без предварительного прослушивания»[70].
Борис Гребенщиков:
Я примерил рубашку продюсера в первом альбоме «КИНО». По необходимости пришлось это делать, потому что не было никого другого – Тропилло группа «КИНО» не интересовала, их запись была целиком моей инициативой[71].
С марта по апрель 1982 года группа «КИНО» с помощью музыкантов группы «Аквариум» в студии Андрея Тропилло записывает свой альбом.
Виктор Цой:
Пленку мы записали в принципе быстро, но между днями записи были большие паузы. Она не дописана, вышла без наложений, голый костяк, такой «бардовский вариант». Я успел только в три песни наложить бас, и то сам накладывал. Мы бы, конечно, доделали, но вышла какая-то лажа со студией, и мы выпустили пленку. Слушать ее мне было стыдно, но уже сейчас, задним умом, понимаю – Борис был прав, пленка сделала свое дело. На мое удивление, она очень быстро и хорошо разошлась. Последовали приглашения на концерты из разных мест страны, мы начали ездить в Москву, были там много и часто, в Ленинграде с выступлениями было сложней, играли часто на квартирах. Как правило, играли акустический вариант[72].
Записывался первый, полуакустический альбом группы в студии ленинградского Дома пионеров и школьников на Охте, где в то время располагалась студия Андрея Тропилло. Запись велась на обычный четырехдорожечный «Тембр», на котором постоянно приходилось переключать скорости. В какой-то момент Борис Гребенщиков, находившийся за пультом, забыл переключить скорость, и одна из песен, «Восьмиклассница», случайно оказалась записанной на девятой скорости.
Пустынной улицей вдвоем
С тобой куда-то мы идем,
И я курю, а ты конфеты ешь.
И светят фонари давно,
Ты говоришь: «Пойдем в кино»,
А я тебя зову в кабак, конечно.
У-y, восьмиклассница,
У-y, восьмиклассница.
Ты говоришь, что у тебя по географии трояк,
А мне на это просто наплевать.
Ты говоришь, из-за тебя там кто-то получил синяк,
Многозначительно молчу, и дальше мы идем гулять.
У-y, восьмиклассница,
У-y, восьмиклассница.
Мамина помада, сапоги старшей сестры.
Мне легко с тобой, а ты гордишься мной.
Ты любишь своих кукол и воздушные шары,
Но в десять ровно мама ждет тебя домой.
У-y, восьмиклассница,
У-y, восьмиклассница.
Кстати, о «Восьмикласснице». Существует огромное количество версий касательно этой песни.
К примеру, Алексей Рыбин рассказывал, что Цой написал эту песню после очередного романтического свидания с «восьмиклассницей», девушкой, с которой познакомился в училище. Московский писатель Алексей Дидуров утверждал, что Цой написал песню после прочтения его романа в стихах о «голой восьмикласснице». Художник Андрей Медведев предлагал иную версию. По его мнению, Цой написал знаменитую песню после того, как познакомился с одной из многочисленных учениц Андрея у него дома[73].
Версию Алексея Рыбина можно считать самой достоверной, поскольку «Роман о голой восьмикласснице» был прочитан Цою Дидуровым уже после написания песни, в ходе московских новогодних концертов «Гарина и Гиперболоидов» у Сергея Рыженко в 1982 году, а рассказ Медведева, в «салон» к которому Виктор стал заходить гораздо позже, чем была написана «Восьмиклассница», и вовсе выглядит неправдоподобно.
Что же касается самих «восьмиклассниц», то на эту роль претендовало много разных дам.
В одном из журналов, уже после смерти Виктора Цоя, было напечатано письмо некой девушки из города Ставрополя, по имени Ольга. Она рассказывала, что, будучи ученицей художественного училища в Ленинграде, познакомилась с Виктором Цоем, который тогда играл в ансамбле «Ракурс», выступавшем на танцах. У них вспыхнули яркие романтичные чувства, и Виктор даже написал песню, которую посвятил Ольге[74].
Дженни Яснец, художник-дизайнер:
Меня познакомил с Цоем мой покойный ныне друг, художник Андрей Медведев. Мы шли в районе метро «Автово» на день рождения к другому нашему общему другу, Гусеву, было лето, и все утопало в зелени. Мне было 15–16 лет, я выглядела абсолютно как ребенок, была в сарафане и детских сандалиях, покрашенных сиреневой темперой. Мы тогда раскрашивали обувь, что-то придумывали со своей одеждой.
Случайно мы встретили Цоя. Он был весь в черном, очень высокий, худой и очень красивый. Андрюша нас познакомил, и Цой пригласил нас на концерт. Я очень обрадовалась, я уже тогда начала ходить в рок-клуб, и мне было очень интересно. Как гласит легенда, Цой спросил у Андрея: «Кто это?» Андрей ответил: «Это моя ученица, восьмиклассница». Андрей тогда занимался со мной композицией, так как я училась в Серовском училище и готовилась поступать в Мухинское. Потом Цой и спел в подарок Андрею на день рождения свою песню «Восьмиклассница»… Было, конечно, все не совсем так. И старшей сестры у меня не было, и в кино никто не ходил, да и романа так и не случилось, хотя, конечно, вообще он производил впечатление. Высокий, стройный, черный, стильный…[75]
Приведенный рассказ – это воспоминание девушки, о которой рассказал Андрей Медведев, то есть Дженни Яснец, которая в бытность свою студенткой Серовского училища действительно была знакома с Виктором Цоем. К сожалению, рассказ Дженни не более чем романтичная сказка, поскольку к моменту упомянутых событий Цою уже было 23 года и песня «Восьмиклассница» была давно написана. К тому же Дженни Яснец, равно как и Ульяне Цейтлиной и еще огромному количеству претенденток на эту роль, было тогда 16–17 лет, и тусовались они вовсе не с Цоем, а с художниками из компании Андрея Медведева и Георгия Гурьянова.
Георгий Гурьянов:
Это наши девчонки, да. Наше окружение. Писаные красотки. Улечка, Дженни… Сегодня, жаль, редко видимся… Уля в Москве живет. Дженни – в Питере. Хорошие девушки. Что я могу сказать еще? Они реальные очевидцы и свидетели того, что происходило с нами. И я могу это подтвердить[76].
Федор Лавров:
…«Восьмиклассница» у Цоя замечательная песня, тогда она нам всем очень нравилась…[77]
Историй и легенд много, но реальную историю написания песни и имя ее главной героини сегодня вряд ли удастся установить точно. Но я отвлекся…
Итак, музыканты «Аквариума» мужественно помогали молодой группе осуществить задуманное, и сам Андрей Тропилло сыграл чудесное соло на флейте в песне «Дерево».
Правда, запись осложнялась тем, что Тропилло мешали бесконечные, отнимающие время проверки роно, пионеры из секции звукозаписи и всевозможные ученики, которые хотели научиться звукорежиссуре, а также периодические общественные нагрузки и поручения, которые необходимо было выполнять.
Алексей Рыбин:
Запись альбома продолжалась с переменным успехом. То у Тропилло в студии была какая-нибудь комиссия, то мы не могли отпроситься со своих табельных мест, то еще что-нибудь мешало. Однажды Витьке пришлось даже съездить на овощебазу вместо Тропилло, а Андрей в это время записывал мои гитарные соло, Севину виолончель и Дюшину флейту на песню «Мои друзья»[78]. Попав в настоящую студию, мы слушали Тропилло, как Бога Отца, и Гребенщикова, как Бога Сына. Мы выглядели послушными и боязливыми и были счастливы уже оттого, что у нас есть возможность записываться[79].
Всеволод Гаккель:
Во всех записях, в которых мне доводилось принимать участие, был момент интриги. В то время для нас это было достаточно привычное времяпрепровождение. Все зависело только от того, насколько виолончель вообще уместна в контексте рок-музыки. И насколько мобильно ты мог «с лёта» ухватить характер песни и придумать, что ты можешь в ней сыграть. Мне нравится, как я сыграл в песне «Мои друзья». Но все-таки это была сессия, мы специально для этого приехали в студию[80].
