Виктор Сонькин - Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу
Существование еврейского землячества в Остии известно также и из других памятников, в том числе надгробных. В одной надписи упоминается «герусиарх» (председатель совета старейшин) Гай Юлий Юст, в другой — «архисинагог» Плотий Фортунат. У римских иудеев обычно были греческие имена, потому что весь восток империи, включая Палестину, был по преимуществу грекоязычным; в данном случае интересно, что имена полностью латинизированы.
Человек, планирующий морскую поездку, поступал просто: он шел в гавань, например в той же Остии, узнавал, какой корабль идет в нужном направлении, а дальше уже все зависело от благодушия (и жадности) капитана. От морской болезни тогда страдали так же, как и сейчас, но утешались тем, что она полезна для здоровья: так считали лучшие врачи.
За Порта Марина город почти кончается — домов, кроме Дома с молнией, нет, но есть святилище Доброй Богини (Bona Dea) и, конечно, бани. Отсюда вдоль современной дороги (Виа Джудо Кальца) можно дойти до развалин синагоги.
Остийская синагога — едва ли не самая старая во всем западном мире. Она приблизительно датируется серединой I века н. э. Обнаружили ее только в начале 1960-х. Она стоит за городскими стенами, там, где в античности был берег моря. Возможно, это потому, что евреи старались не строить свои святилища близко от языческих, а в морской воде можно было совершать ритуальные омовения. Синагога была повернута фасадом к Иерусалиму. При раскопках там нашли небольшие колонны, на которых стояли рельефы с еврейскими религиозными символами: менорой, шофаром и так далее.
С южной окраины к выходу
На южной окраине Остии внимания заслуживают еще несколько строений и городских пространств. Одно из них — «Гостиница с павлином» (Caupona del Pavone), большой дом времен императоров Северов. Он назван так по изображению павлина в одной из ниш, но павлин — далеко не самая примечательная фреска, их в доме очень много, они неплохо сохранились и отличаются обилием пурпурного цвета. Большинство фресок «Гостиницы с павлином» имитируют архитектурное членение и мраморную облицовку. Среди сюжетов — бородатые мужчины (философы?), кентавры, менады (спутницы Вакха), театральные маски, мера зерна, растительный орнамент, крылатые гении. В одной из комнат — стойка бара, не сильно отличающаяся от современных. Именно она и навела исследователей на мысль о том, что здание служило гостиницей. Если это так, гостиница была пятизвездочной — об этом свидетельствуют и декор, и расположение в фешенебельном районе.
Возле южных городских ворот (Porta Laurentina) находилось треугольное поле, по периметру которого стояли сооружения, связанные с культом Великой Матери. Великая Мать — это малоазийская богиня Кибела. О том, как в суровую пору войн с Карфагеном в Рим привезли главную святыню культа Кибелы и как корабль с драгоценным грузом сель на мель по пути из Остии вверх по Тибру, мы рассказывали в главе о Палатине. В Остии, городе по определению интернациональном, Кибелу очень чтили; чтили и ее жениха Аттиса, который в порыве эротической страсти оскопил себя (и с тех пор жрецами Аттиса могли становиться только скопцы). Во время празднеств, посвященных Аттису, в жертву приносили быка (за здоровье императора и его семьи), и некоторые знатные горожане становились в специальной яме под местом жертвоприношения, куда стекала кровь. Такое крещение кровью считалось очистительной процедурой. У процедуры был срок годности: двадцать лет.
От Лаурентинских ворот можно вернуться на декуманус и двигаться по нему в обратном направлении, к выходу. По дороге справа (наискосок от театра) будет здание, которое по традиции называется Домом (или Штабом) августалов (Sede degli Augustali). Августалы были членами особой корпорации, следящей за соблюдением культа императора. Почти все они были вольноотпущенниками. Недавние исследования поставили атрибуцию под сомнение: большинство объектов в этом здании — не родные, а собранные с надгробных памятников. Возможно, статуи и надписи стащили в этот дом, чтобы потом отправить в печь для обжига извести, — но почему-то не успели. Дом августалов по конфигурации действительно похож на контору какой-то из корпораций, но какой — неизвестно.
Чуть дальше, тоже напротив театра, ряды колонн отмечают место, где когда-то находились огромные склады — одни из самых больших и старых в городе. Они называются Складами Гортензия по небольшой комнатке внутри, выполнявшей какую-то священную функцию. Построивший ее Луций Гортензий Гераклида, капитан военного флота из Мизена, записал свое имя и в мозаике на полу, и на алтаре. Поскольку многие мизенские матросы были родом из Египта, не исключено, что Гортензий посвятил этот маленький храм кому-то из египетских богов — например, Исиде и Осирису.
Чуть южнее Дома августалов — Дом продовольственной Фортуны (Fortuna Annonaria). В одной из его комнат — выразительная черно-белая мозаика, в основном с анималистическими мотивами (тигры, олени, пантеры, волчица с Ромулом и Ремом, кентавры и так далее).
А дальше, мимо прачечной — прямая дорога к выходу, возле которого стоит обратить внимание на надгробные памятники: как и везде в римских городах, они вынесены за городскую черту.
Минерва с совой. Гравюра XVIII века.
Прачки и сова
В римских городах было много прачечных. В одной только Остии их нашли не меньше семи, от очень больших (как та, что напротив театра) до совсем маленьких. Видимо, горожане побогаче не стирали одежду и ткани дома, а доверяли это занятие профессионалам. У всех прачечных общая планировка.
В главном зале — много больших соединяющихся емкостей. В этих емкостях одежду оставляли отмокать. По стенам — емкости поменьше, где работники прачечных прессовали одежду ногами, упираясь в выступы по краям. Эта процедура называлась «прыжок прачечника» (saltus fullonicus). Для отбеливания и устранения грязи применяли химические средства — из тех, что можно было легко добыть: специальную валяльную глину (так называемая «фуллерова земля»), серу, которую жгли под развешенными тканями, и мочу, которую собирали в специальные глиняные горшки. Такие горшки стояли перед каждой прачечной — предполагалось, что любой прохожий, справляя нужду, может помочь общественному благу (вот римский аналог писсуаров, которых не было в общественных уборных!). Вонь, конечно, стояла страшная, и нет сомнения, что прачечники страдали от разнообразных профессиональных болезней — легочных и кожных. Покровительницей стирки (и вообще мирных бытовых занятий) была богиня Минерва; в ее праздничные дни работники прачечных (fullones) устраивали торжественные пиры и процессии. На стене прачечной в Помпеях какой-то эрудит написал: «Стирку пою и сову, никакие не битвы и мужа» (Fullones ululamque cano non arma virumque). Сова — священная птица Афины-Минервы, а строчка целиком отсылает к началу вергилиевской «Энеиды» — «Битвы и мужа пою» (arma virumque cano).
II. ТИВОЛИ
Тибур
В апреле 1829 года Пушкин посватался к Наталье Николаевне Гончаровой, получил от ее матери неопределенный ответ и надолго впал в депрессию. Год с лишним спустя он захотел испытать то средство, которое в свое время не помогло Евгению Онегину: путешествие. В далекий экзотический Китай отправлялось русское посольство, и знакомые звали поэта с собой. На просьбу о выезде за границу государь ответил отказом. Этот позорный эпизод отечественной истории увековечен в поэзии стихотворным отрывком, написанным, когда Пушкин еще не знал о решении властей:
Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,
Куда б ни вздумали, готов за вами я
Повсюду следовать, надменной убегая:
К подножию ль стены далекого Китая,
В кипящий ли Париж, туда ли наконец,
Где Тасса не поет уже ночной гребец,
Где древних городов под пеплом дремлют мощи,
Где кипарисные благоухают рощи…
Примерно за 1850 лет до этого другой поэт, Гораций, обращался к другу со стихами ровно противоположного содержания:
Ты готов со мной в Гады плыть, Септимий,
И к кантабрам плыть, непривычным к игу,
И в край диких Сирт, где клокочут глухо
Маврские волны.
Лучше пусть меня приютит под старость
Тибур, что воздвиг гражданин Аргосский, —
Отдохну я там от тревог военных
Суши и моря.[58]
Тибур, городок среди сабинских холмов примерно в тридцати километрах к востоку от Рима, был древнее Вечного города. По легенде, его основали потомки греческого героя Амфиарая («гражданина аргосского») после трагического завершения похода «Семерых против Фив». Более реалистично настроенные историки считали, что Тибур построен выходцами из АльбаЛонги. Когда галлы шли на Рим, жители Тибура их поддержали, за что город был позже покорен и превращен в колонию. Несмотря на близость к столице, права римского гражданства Тибур получил только в 90 году до н. э. С этой поры зеленые холмы, тихие речки и рощи стали манить состоятельных римлян, и на рубеже республиканских и императорских времен долина вокруг Тибура превратилась в престижный дачный поселок. Там были виллы у Августа, у Мецената, у Горация. Недавно развалины одной из тибуртинских вилл были идентифицированы как поместье Горация; если археологи не ошиблись, то поэт жил намного роскошнее, чем пытался представить в стихах.
