Дамир Соловьев - Русские писатели и публицисты о русском народе
Письмо к А. В. Луначарскому с о-ва Капри (1911).[549]
Но если бы ты мог понять, как страшно становится за ту страну, в которой лучшие люди ее лишены простого, даже скотам доступного, чувства брезгливости <…>.
Письмо к Ф. И. Шаляпину с о-ва Капри (1911).[550]
Любить Россию надо, она этого стоит, она богата великими силами и чарующей красотой.
Письмо к Н. Е. Буренину с о-ва Капри (1911).[551]
Несчастье нашей страны, несомненно, в том, что мы отравлены густой, тяжкой кровью Востока, это она возбуждает у нас позывы к пассивному созерцанию собственной гнусности и бессилия, к болтовне о вечности, пространстве и всяких высших материях, к «самоусовершенствованию» и прочим длинным пустякам. Кроме этого, мы, как нация, приучены нашей нелепой историей, неспособны к продолжительному и устойчивому напряжению, оттого, что устали в разочарованиях, потеряли надежды, не умеем верить и мечемся от фанатизма к нигилизму. Это – в каждом из нас и во всех, с этим бы и надо прежде всего бороться, как с таким увечьем, кое искажает душу, препятствует свободному росту и цвету личности, понижает дееспособность. Русь надо любить – надо будить в ней энергию, сознание ее красоты, силы, чувство собственного достоинства, надо прививать ей ощущения радости бытия – согласен?
Письмо к Л. Андрееву с о-ва Капри (Авг. – окт. 1911).[552]
Федор Шаляпин – лицо символическое, это удивительно целостный образ демократической России, это человечище, воплотивший в себе все хорошее и талантливое нашего народа, а также многое дурное его. Такие люди, каков он, являются для того, чтобы напоминать все нам: вот как силен, красив, талантлив русский народ!
Письмо к Н. Е. Буренину с о-ва Капри (1911).[553]
Сколько бесстыдников развелось на Руси – жуть берет! <…>
В то время, как у нас балуются и скандалят, здесь непрерывно идет большая культурная работа. <…>
Здесь – вообще – хочется работать, и, если бы были более привычны к этому прекрасному занятию, можно бы сделать много. Но привычка к работе у нас слабо развита, и гораздо охотнее мы ссоримся, спорим и вздорим.
Сейчас здесь – русские экскурсанты, каждую неделю бывают две экскурсии по 50 человек с лишком. Люди со всех концов России, преобладает народ среднего достатка, народные учителя – в меньшинстве, на всю группу их 5–6 человек. Всю эту публику я вижу и – вижу: сильно изменился русский человек! И нехороший главный признак изменения, ибо это – общее всем понижение социального интереса, социального чувства.
Письмо к В. Г. Короленко с о-ва Капри (1913).[554]
Вот я живу в России, а чувствую себя на чужой стороне, – как это ни странно! Вы и представить себе не можете, до чего здесь все изменилось к худу и добру, а куда больше – не знаю, не понимаю! <…>
Все это страшно интересно, но порою – жутко немножко. Резко и очень к лучшему изменился тип рабочего, – с каким напряжением учатся люди, как стойко выносят «неудобства русской жизни». Даже судебный следователь и тот сказал мне: «Огромную работу совершает на Руси пролетариат, и духовный рост его просто сказочен».
Письмо к Г. В. Плеханову (июнь 1914).[555]
Тяжело мне, Катерина. Никогда я не охоч был жаловаться, а вот жалуюсь: тяжело. Ужасное время, противны люди, все гниет, разваливается, никто не умеет работать, никто не понимает, как велика теперь цена работы. Дикая жизнь. <…>
Трудно. Лентяи кругом и удивительно мелкие людишки. Пусто, как в степи ночью.
Письмо к Е. П. Пешковой. (1916).[556]
Не можете себе представить, до чего остро чувствуется здесь недостаток в серьезных людях, – это начинает принимать характер катастрофальный. Старики уходят один за другим, количество культурных, общественно-воспитанных людей – тает. <…> Вы знаете, – теперь здесь приходится ориентироваться просто на порядочность, на мужество личного поведения, почти оставляя в стороне противоречия основного миропонимания. Но и порядочных людей становится все меньше. Воздух насыщен ядовитыми газами морального разложения, культурного одичания, и для «души» образовалась какая-то «голодная степь».
Письмо к М. Н. Покровскому из Петрограда (1916).[557]
А когда мы будем ориентироваться сами на себя? Я – не националист и, тем более, не шовинист, однако мне делается жутко, когда я вижу, до чего безразличны и равнодушны люди к своей стране. Жутко. До того, что порою думаешь: а не изжила ли себя до конца «державная» великорусская народность? Вас эта мысль, может быть, заставит улыбнуться, а мне она все чаще, все настойчивее, стучит в голову. Уж очень плохо у нас, Владимир Галактионович, очень! И везде. Я вижу всякую публику – рабочих, интеллигентов, Коноваловых и других деятелей, генералов и солдат. Я всю жизнь искал в людях хорошие, бодрые чувства и – находил, хотя, говорят, я выдумывал их. Того, чего нет – не выдумаешь. А вот теперь я не вижу, не нахожу бодрых людей, нигде не нахожу.
<…>
Однажды, не помню где, Вы сказали, что дворянин, как культурное явление, для Вас выше, ценнее купца, – не буквально так, но такова мысль. Помню, я был очень смущен этой мыслью, очень чуждой мне тогда. Но Вы были правы. Хотя и дворянин русский тоже израсходовался, износился.
Письмо к В. Г. Короленко (1916).[558]
Но – вот что обидно: что это за страна, где все бесчестны, все продаются и где это никого не удивляет, а только злит! Ведь суть-то в том, что это именно не удивляет никого, и это скверная суть, обиднейшая суть для всех нас!
Письмо к В. Я. Брюсову (1917).[559]
Из воспоминаний Горького о Леониде АндреевеОн не имел общерусской неприятной склонности исповедоваться и каяться. <…>
Леонид хохотал и умилялся:
– Нет, какова наша Россия?.. «Позвольте, мы еще не решили вопрос о бытии Бога, а вы обедать зовете». Это же – не Белинский говорит, это – вся Русь говорит Европе, ибо Европа, в сущности, зовет нас обедать, сытно есть, – не более того!
<…>
Как известно, русский человек «ради красного словца не жалеет ни матери, ни отца».
<…>
О России Леонид Николаевич говорил скучно и нехотя и однажды, сидя у камина, вспомнил несколько строк горестного стихотворения Якубовича «Родине»:
За что любить тебя, какая ты нам мать?
…расспрашивал о знаменитом пирате Барбароссе, о Томазо Аниелло, о контрабандистах, карбонариях, о жизни калабрийских пастухов.
– Какая масса сюжетов, какое разнообразие жизни, – восхищался он. – Да, эти люди накопили кое-что для потомства. А у нас: взял я как-то «Историю русских царей», читаю – едят! Стал читать «Историю русского народа» – страдают! Бросил, обидно и скучно.
<…>
Живя в Италии, я настроился очень тревожно по отношению к России. Начиная с 11-го года, вокруг меня уверенно говорили о неизбежности общеевропейской войны и о том, что эта война, наверное, будет роковой для русских. Тревожное настроение, кое особенно усугублялось фактами, которые определенно указывали, что в духовном мире великого русского народа есть что-то болезненно-темное. Читая изданную Вольно-Экономическим Обществом книгу об аграрных беспорядках великорусских губерний, я видел, что эти беспорядки носили особенно жестокий и бессмысленный характер. Изучая по отчетам Московской судебной палаты характер преступлений населения Московского судебного округа, я был поражен направлением преступной воли, выразившимся в обилии преступлений против личности, а также в насилии над женщинами и растлении малолетних. А раньше этого меня неприятно поразил тот факт, что во Второй Государственной думе было очень значительное количество священников – людей наиболее чистой русской крови, но эти люди не дали ни одного таланта, ни одного крупного государственного деятеля. И было еще много такого, что утверждало мое тревожно-скептическое отношение к судьбе великорусского племени.[560]
Дружба – чувство плохо развитое в России, и если вам удастся надолго сохранить его, оно будет и вам взаимно полезно, и другим покажет нечто необычное.
Письмо к К. А. Федину (1922).[561]
Очень советую Вам: перестаньте писать большие вещи! Они требуют организаторского таланта, чего у русских вообще нет, и требуют большого спокойствия, точности и мастерства строить.
Письмо к В. В. Иванову (1923).[562]
Все-таки Русь талантлива. Так же чудовищно талантлива, как несчастна.
Письмо к М. Ф. Андреевой (1924).[563]
Вам, может быть, покажется парадоксальным взгляд на современную русскую действительность, тоже как на возрождение индивидуализма? Но я думаю, что это именно так: в России рождается большой человек, и отсюда ее муки, ее судороги.
