Жак-Ив Кусто - Могучий властелин морей. Чтобы не было в море тайн
Отдохнув, Бебер и Ален пытаются обрезать аркан ножом, но кит так дергается, что невозможно ухватиться за ласт, и они боятся поранить пленника.
В 16.00 наступает торжественная минута. Делуар снимает на кинопленку, как два аквалангиста под водой разрезают запутанный линь и освобождают кита. Наконец-то!
Юный кит идет к стаду. На смотровом мостике Гастон наблюдает в бинокль радостный прием, который китовая семья оказывает блудному сыну.
Глава девятая
Малыш, которому хотелось жить
24 февраля. Напоследок хочу еще раз обозреть ставшую мне близкой бухту Скаммона с ее яслями, покоями для любви и кладбищем. Вместе с Филиппом на небольшом самолете совершаю полет над бухтой.
Перед вылетом прошу команды «Полариса» и «Калипсо» провести подсчет китовой популяции. Хотелось бы также подсчитать туши погибших новорожденных и определить процент детской смертности.
Длина новорожденного серого кита — около 3,5 метров, и весит он почти тонну. Через три месяца, достигнув 6–7 метров, он будет достаточно крепок, чтобы приступить к первому в своей жизни походу на север. Конечно, если доживет до той поры.
Детеныши подвержены разным болезням, есть у них и естественные враги — акулы и косатки. С воздуха мы насчитываем в бухте около десятка мертвых детенышей. И в мангровых зарослях вдоль берегов лежат скелеты. Кое-где кости сдвинуты корнями мангров.
Не все останки можно отнести на счет болезней или акул. В отличие от человека киты следуют неумолимому закону природы: при малейшем органическом недостатке у новорожденного мать сразу бросает его, и он, разумеется, гибнет. Бессердечие? Возможно, но только на человеческую мерку. В природе жизнь и смерть идут рука об руку, и, может быть, продлевать жизнь неполноценному детенышу более жестоко, чем дать ему поскорее отмучиться. К тому же, обремененное калекой, все стадо пойдет медленнее и окажется уязвимее. А это ничем не оправданный риск, ведь, как бы мать ни заботилась об уродце, вряд ли он выживет. В море, как и в джунглях, законы природы не отменены, и лишь самые приспособленные достигают зрелого возраста.
Новорожденный терпит бедствие
28 февраля пилот нашего разведочного самолета докладывает по радио, что у входа в бухту застрял на мели китенок. Тотчас доктор Уокер, Филипп и Делуар отправляются на катере к месту происшествия.
Небо над бухтой, как обычно, свинцовое, в воздухе легкий туман. Внезапно сквозь низкие тучи и мглу пробивается солнце. Филипп видит темный силуэт вдали, на песчаной косе. Катер идет туда. Несомненно, это китенок, о котором говорил пилот. Но жив ли он?
Тед Уокер и Филипп сразу же приступают к осмотру, Мишель снимает. Есть признаки жизни, правда совсем слабые. Проверив глаза детеныша, доктор Уокер сообщает, что в них еще теплится искра жизни. И разума. Он лихорадочно ищет на катере тряпки или брезент — что-нибудь, что можно намочить, чтобы накрыть беднягу.
Вне воды кит быстро погибает от перегрева. Солнце обжигает кожу, тело обезвоживается. Кроме того, ослабленное животное может захлебнуться во время прилива.
Вблизи китенок с распластанным на песке длинным плоским рылом, с голубоватой упругой кожей, с закрытыми глазами казался мертвым. Собственный вес приковал его к месту в нескольких метрах от животворной воды, и беспомощному сыну исполинов оставалось лишь ждать конца. Если мы не придумаем, как его спасти, он обречен и вскоре превратится в корм для птиц…
Как только мы начали поливать детеныша водой, ему стало заметно легче. Тед Уокер, весь в поту, с мокрой бородой, тяжело дыша, носил воду в полиэтиленовом мешке. Обольет несчастного китенка и спешит обратно к воде, шлепая мокрыми тапочками. Детеныш начал шевелиться.
Сирота?
Филипп уже передал по радио на «Калипсо», как обстоят дела, и попросил не мешкая прислать людей с сетью и канатами.
А детеныш что-то опять замер, глаза закрыты для защиты от солнца. Похоже, организм его чересчур обезвожен. И на голове кровоточит зияющая рана — кто-то клювом поработал, вероятно кулики: они маленькие, да прожорливые.
По размерам раны Тед заключает, что китенок лежит тут не один час, может быть еще со вчерашнего вечера. Нам невдомек, что с ним могло случиться. Маловероятно, чтобы его застал врасплох отлив. Он уже достаточно большой, и мать вполне могла своевременно выручить его.
Возможно, он сирота. Или калека, брошенный родительницей. Во всяком случае, он заметно истощен. Позже мы нашли в его экскрементах осколки ракушек, как будто он пытался прокормиться сам. Или же моллюски были дополнением к материнскому молоку; поди угадай, как было дело.
Тед Уокер не находит себе места: когда же прибудет спасательный отряд! Он словно отец, переживающий за больного сына.
Первая помощь
А вот и спасательный отряд мчится на «Зодиаке» — Делемотт, Бонничи, Делькутер. Привезли большую сеть и тросы. И начинается баталия. Детеныш весит больше 2 тонн, никак с ним не управишься, тем более Тед все время твердит, чтобы с младенцем обращались понежнее, а Филипп то и дело покрикивает:
— Живей! Живей! Его надо поскорее в воду!
Медленно, с великой натугой шесть человек закатывают инертную массу на сеть и волокут к животворной воде. Ощутив прохладную влагу, китенок вздыхает, и по всему его телу пробегает дрожь. Но пациент еще не спасен. Калипсяне вернули его в родную стихию, однако он слишком слаб, на поверхности не держится. Дыхало под водой — того и гляди, захлебнется.
Спасатели лихорадочно трудятся, подвешивают сеть за концы к поручню катера, получается нечто вроде люльки, она поддерживает китенка на поверхности у борта, так что дыхало не захлестывается водой. Жгучее солнце поднялось совсем высоко, но пациент жив и дышит нормально. Тед Уокер, перегнувшись через борт катера, поглаживает беднягу, что-то ласково приговаривая.
Медленно, очень медленно катер идет обратно к «Калипсо». Тед умоляет Филиппа, чтобы шел тише… еще тише. Похоже, есть все-таки надежда спасти китенка. Все зависит от того, насколько был обезвожен его организм до нашего вмешательства.
Моральные обязательства
Всех калипсян захватила психологическая и философская сторона эпизода с китенком; я, сверх того, воспринимаю возникшую перед нами задачу как личный вызов.
Этот детеныш словно лакмусовая бумажка для проверки нашей чувствительности, и наблюдать реакцию каждого очень интересно. Одни изображают твердокаменное равнодушие, а сами то и дело подкрадываются к борту посмотреть — дышит еще? Другие проявляют свои эмоции бурно, но таких меньшинство; что ни говори, работа на «Калипсо» — суровая школа. Всего интереснее смотреть на тех, кто держится спокойно и высказывает наиболее остроумные и эффективные идеи. На их примере особенно ярко видно, как трудно человеку мыслить трезво, когда речь идет о животных.
В самом деле, мы — 30 человек и корабль — находимся здесь отнюдь не для того, чтобы поправлять природу, спасая погибающих животных или пытаясь сократить детскую смертность, которая является естественным средством обеспечивать сохранность вида. И все же, разумно ли, нет ли, мы считали, что отвечаем за этого детеныша. Он умирает, мы подобрали его и, кажется, спасли. Тем самым мы как бы взяли на себя обязательство сделать все, чтобы он выжил.
Все три дня, что китенок находился с нами, калипсяне были особенно доброжелательны и предупредительны. Каждый был готов отстоять лишнюю ночную вахту, все следили за дыханием бедняги, ловили каждое его движение.
В первый день, когда китенка нашли и отбуксировали к «Калипсо», я решил, что лучше оставить его в воде, в люльке из сети, пусть понемногу восстанавливает силы. А главное, памятуя наши наблюдения, я надеялся, что мамаша будет разыскивать свое дитя и услышит его голос. Для нас это было бы идеальным решением проблемы: отпустим китенка и вернем его матери.
А пока следовало круглые сутки охранять его, ведь он мог стать легкой добычей акул, которыми кишела бухта. Ночью каждые два часа сменялся часовой, вооруженный винтовкой. Ему же было поручено регулярно проверять состояние китенка и тотчас известить меня, если покажется родительница.
Первая ночь прошла без приключений. Утром китенок все еще был жив, однако мать не показывалась.
Иона
В кают-компании утверждаем для китенка имя — Иона. Очень подходящее имя, если учесть, что это существо вышло живьем из китового чрева.
Похоже, что Иона пошел на поправку. Глаза открыты, и они уже не стеклянные, взгляд ясный; когда мы глядим на китенка, он глядит на нас. И ведет себя поживее, чем прежде.
