Яков Магазинер - Избранные труды по общей теории права
Это значит, что юридическое лицо есть единство, но не объективное, как атом, неразложимый на части, а субъективное, как река Рейн или полк солдат. Мы часто мыслим как единство то, что есть множество. Руководит нами при этом определенная цель, и во имя этой цели мы сводим к единству то, что во внешнем мире разорвано на части. Так создаем мы целевые единства, имеющие огромное значение в общественной жизни. Во имя достижения своих целей люди объединяют в единое понятие множество разнородных явлений, которые связывает в единство только наше сознание. Например, понятие организма как единства есть создание нашего разума, а не дано нам во внешнем мире; равным образом, сделка или преступление получают свое единство только по цели их, т. е. мы мыслим их только как целевые единства, ибо без идеи цели невозможно связное понимание человеческих действий.
Вообще мир естественных явлений резко расходится с миром явлений правовых; например, нож одновременно фигурирует в обоих этих мирах то как орудие, то как оружие; министр и смертен (как человек) и бессмертен (как орган). Личная воля является естественной волей одного человека, но в одно и то же время она может являться в мире правовом юридической волей всех членов данного общения. Ради известных целей воля в праве имеет целый ряд свойств, которых в мире действительности у нее нет. Например, юридически воля считается в полной силе, хотя физически она давно перестала существовать (воля покойного завещателя). Затем, воля большинства граждан иногда объявляется волей всех граждан, а иногда, наоборот, воля меньшинства считается волей всего народа. Более того, воля одного может иметь это свойство: такова воля самодержца во внешней политике; такова была в Древнем Риме воля трибуна в сенате. Наконец, чего уж никак не может быть в мире действительности, один акт воли может уничтожить другой, например, при апелляции, кассации и вообще при отмене актов власти высшей властью эти акты считаются как бы никогда не бывшими, и т. д. Все это доказывает, что мир права и мир действительности не совпадают, что они глубоко различны и часто даже противоположны.
Поэтому нельзя требовать совпадения между правовым понятием юридического лица и фактически происходящими явлениями, отвечающими этому понятию. Юридическое лицо есть лицо лишь в правовом смысле, но это вовсе не живое лицо в действительности, как думал Гирке. Юридическое лицо не есть также фикция, ибо понятию юридического лица в своеобразной форме вполне соответствуют реальные явления общественной жизни. Это значит, что юридическое лицо – не живой организм и не вымышленная фикция: юридическое лицо есть юридическая абстракция.
В том же смысле высказывается Р. Салейль, доказывающий, что юридическая реальность не есть естественная реальность, а лишь понятие, воспринятое коллективом. «Реальности, которые принимаются за естественные, представляют собою преображение реальности теми построениями, которые из нее создает правовое сознание: это – реальность, рассматриваемая сквозь правосознание народа».[209]
Изложенная теория прямо противоположна учению романистов. У романистов юридическое лицо и его органы – это равные лица: юридическое лицо – это лицо вымышленное, фикция, а органы – реальные, физические лица. По Еллинеку же, юридическое лицо и его органы – это одно и то же лицо: органы – это части юридического лица, а сам орган вовсе не есть физическое лицо, а есть такое же абстрактное понятие, как и юридическое лицо. Юридическое лицо есть не фикция, а абстракция, которой в реальности соответствует ряд действительно происходящих явлений взаимной связи людей. Однако само по себе юридическое лицо есть лишь способ объяснить эти явления, мыслить их без внутренних противоречий, но юридическое лицо и эти явления – вовсе не одно и то же. Как бы близки ни были юридическое лицо и конкретные люди, его составляющие, это совершенно разные категории: юридическое лицо есть категория логическая, в частности, целевая, созданная для известных целей порядка, а люди – реальное явление, существующее в природе и доступное чувственному восприятию.
Такой же логической категорией, как и юридическое лицо, является орган, как его часть. Юридическое лицо существует только в органах; когда действует орган, это действует юридическое лицо, и иначе, как через органы оно и не действует, и не существует. Вне этих органов юридического лица нет; без органов от юридического лица остается одно юридическое ничто. Поэтому между юридическим лицом и его органами так же не может быть никаких юридических отношений, как между человеком и его рукой: как рука не может иметь никаких субъективных прав по отношению к человеку, так не может их иметь орган в отношении юридического лица. Действия органа – это акты самого юридического лица, ибо органы – это само юридическое лицо.
Но от органа как части абстрактного лица надо отличать конкретное лицо, носителя органа. Надо отличать судью как орган юридического лица государства от судьи как человека. «Положение органа занимает всегда, конечно, индивид, юридически никогда вполне не сливающийся с органом. Государство и носитель органа являются поэтому двумя не совпадающими личностями, между которыми возможны и необходимы разнообразные юридические отношения. Так, например, все права и обязанности чиновников по отношению к государству представляют собою права и обязанности не государственных органов, а носителей органов. Жалованье получает носитель органа, а не орган и точно так же дисциплинарное наказание постигает первого, а не последнего». Равным образом, государство имеет право требовать определенного поведения от носителя органа; например, оно запрещает превышение или бездействие власти. Государство имеет право на своеобразное дистиллирование, выделение из личной воли физического лица государственной воли, но и это, конечно, только логическая, а не хирургическая операция.
Эти воззрения Еллинека обострены и доведены до крайности у И. Лукаса. Он справедливо отмечает известную неясность и даже противоречие в понятии органа у Еллинека: то это лицо, то это не-лицо. Лукас определенно подчеркивает именно «безличность и безвольность органа», ибо воля может быть только у лица, а не у безлигной части этого лица.[210] Поэтому хотя Еллинек отвергает эти воззрения Лукаса, то не может опровергнуть того, что они являются непосредственным выводом из его учения о невозможности правоотношений между органом и государством, т. е. из отрицания Еллинеком субъективных прав органа как представителя государства.
Так же не доведено до конца у Еллинека учение о дееспособности государства. Все его учение приводит к выводу, что государство дееспособно, ибо действует оно, а не органы, его послушные и безличные части. Это вытекает и из общего его построения юридического лица. В самом деле, согласно романистическим воззрениям юридическое лицо есть фикция, вымышленное лицо, и потому оно не может быть дееспособно (дееспособны лишь его органы). Согласно же германистическим воззрениям юридическое лицо есть живая коллективность или имеет живой, реальный субстрат, людей, и потому оно вполне дееспособно: «Союз лиц есть не только существо, одаренное волей, но оно само может претворить свою волю в дело, оно дееспособно».[211]
В согласии с этими «германско-правовыми», по словам Гафтера, воззрениями, и швейцарское гражданское право 1907 г., в духе воззрения Еллинека, признает юридическое лицо дееспособным. «Юридические лица дееспособны (12), как только созданы органы, необходимые для этого по закону (64 сл., 83 сл.) и по уставу. Органы призваны выражать волю юридического лица. Они обязывают юридическое лицо, как через заключение юридических сделок, так и в силу всякого иного своего поведения (durch ihr Enstiges Verhalten). За вину свою действующие лица, кроме того, несут личную ответственность» (ст. 54 и 56 ZGB).
III. Выводы. Понятие юридического лица. Оценивая обе изложенные теории юридического лица, мы не можем согласиться полностью ни с одной, ни с другой. Теория романистов, строящая юридическое лицо как фикцию, неприемлема, как всякая фикция, представляющая собою некоторое «свидетельство бедности» теории. Не будучи в силах обнять своеобразие данного явления, фикция переносит на него понятие, взятое из сходного или близкого мира явлений, и подгоняет под него, с различными оговорками и натяжками, это своеобразное явление, одевая его в чуждый ему наряд и отказываясь дать ему платье по плечу.
