Андрей Морозов - Международно-правовые модели Европейского Союза и Таможенного союза: сравнительный анализ
Отметим, что подп. «а» п. 1 ст. 15 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», согласно которому ратификации подлежат международные договоры Российской Федерации, исполнение которых требует изменения действующих или принятия новых федеральных законов, а также устанавливающие иные правила, чем предусмотренные законом. Такая позиция представляется вполне обоснованной и имеет поддержку среди ученых-юристов[395]. Таким образом, опираясь на указанное выше постановление Пленума Верховного Суда РФ и положения Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», можно придти к выводу о том, что, если согласие Российской Федерации на обязательность для нее какого либо международного договора выражено в форме федерального закона, то такой международный договор обладает приоритетом применения по отношению к закону, устанавливающему иные правила.
Подобного подхода придерживается и Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации. В Докладе о состоянии законодательства в Российской Федерации в 2005 г. говорится о том, что «нератифицированные межгосударственные, межправительственные и межведомственные договоры также являются составной частью правовой системы России. Указанные договоры входят в правовую систему России, занимая свое место согласно следующему принципу: правила международного договора Российской Федерации имеют приоритет в отношении внутригосударственных правовых актов, изданных государственным органом (органом государственной власти), выразившим в рамках предоставленных ему полномочий согласие применительно к данному договору, а также в отношении иных актов, принятых нижестоящими органами»[396].
Однако среди ученых-юристов встречаются и иные мнения. Так, видный специалист в области гражданского права М. Г. Розенберг считает, что «Часть 4 статьи 15 Конституции РФ, предусматривая приоритетность правил международных договоров в отношении правил внутреннего закона, не содержит указаний на то, что имеется в виду только ратифицированные международные договоры. Решающее значение в этом вопросе, как представляется, должно придаваться тому, входило ли в силу Закона в компетенцию соответствующего ведомства заключение такого международного соглашения, предусматривающего для конкретных (специальных) случаев применения иных правил, чем предусмотренные общим законодательством»[397]. Далее М. Г. Розенберг отмечает: «практика МКАС исходит из того, что приоритетность правил международного договора, в котором участвует Российская Федерация, распространяется на все их виды (межгосударственные, межправительственные и межведомственные). Решающее значение должно придаваться тому, входило ли в компетенцию органа, подписавшего такой международный договор, его заключение и требуется ли по законодательству РФ для его вступления в силу издание специального закона РФ. Представляется, что данные по этому вопросу официальные разъяснения (постановления Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 и от 10 октября 2003 г. № 5) необоснованно сужают предписания Конституции РФ»[398].
Однако необходимо заметить, что в отечественной правовой науке такой подход присутствовал не всегда. Так, в советский период подчеркивалось, что «Закон СССР «О порядке заключения, исполнения и денонсации международных договоров СССР» не содержит общей нормы о приоритете применения норм международных договоров перед нормами советского права, хотя такая норма содержится в некоторых кодифицированных законодательных актах СССР, относящихся более чем к 20 различным отраслям и сферам государственной деятельности. И это неслучайно. Отсутствие такой нормы означает прежде всего то, что в связи с принципом равенства силы норм международного и внутригосударственного права в тех случаях, когда закон СССР не распространяет на соответствующую сферу общих положений о приоритете норм международных договоров, последние не подлежат применению в данной сфере при расхождении норм международного договора с национальным законом. Для решения коллизий, возникающих в таких случаях, должны применяться другие методы»[399].
Вместе с тем мы также исходим из того посыла, что для международного права не имеет решающего значения то, посредством какого акта государство выразило свое согласие на обязательность для него международного договора. С точки зрения международного права и Венской конвенции все действующие и действительные международные договоры обладают равной юридической силой и подлежат добросовестному исполнению независимо от того, каким нормативным правовым актом принято решение о выражении согласия на обязательность того или иного международного договора. В то же время уровень (вид) международного договора и способ его введения в национальную правовую систему имеют значение для имплементационного механизма, включая внутренние особенности внедрения международно-правовых норм в национальный правопорядок, а также специфику соотношения с массивом нормативных правовых актов.
Таким образом, следует учитывать также юридические нюансы, в частности иерархию самих международных договоров. Необходимо учитывать и то обстоятельство, от имени какого органа заключен международный договор, т. е. какой уровень в иерархии органов государственной власти занимает такой орган. Современная доктрина международного права исходит из того, что во взаимоотношениях двух государств договорам на высшем уровне должны соответствовать все остальные договоры. Если же речь идет о договорах с разными государствами, то межправительственный договор с государством «А» не обязательно должен соответствовать договору на высшем уровне с государством «Б»[400].
Во взаимоотношениях двух государств международные договоры межведомственного характера должны соответствовать межгосударственным и межправительственным международным договорам. Это обусловлено иерархией международных договоров. А вот во взаимоотношениях различных государств международный межведомственный договор с государством «А» может и не соответствовать межгосударственному или межправительственному международному договору с государством «Б». В принципе государства по взаимному соглашению могут отдать преимуществу международному договору, заключенному на более низком уровне[401]. Это суверенное право государств, они являются основными творцами норм международного права и по взаимному соглашению могут установить и иерархию договоров, заключенных на различных уровнях в своих взаимоотношениях[402].
Точку зрения относительно иерархии международных договоров не разделял такой видный специалист в области права международных договоров, как А. Н. Талалаев. Он считал, что международное право не знает принципа иерархии международно-правовых норм в зависимости от органов государств, которые принимают участие в создании этих норм. С тем, что международным договорам присуща иерархия, нельзя согласиться, считал А. Н. Талалаев; принятие этого тезиса означало бы отрицание единства государственной власти и единого носителя суверенитета. Установление же иерархии международных договоров в зависимости от внутригосударственной иерархии органов, выступающих при заключении международных договоров как представители государства в целом, есть внутреннее противоречие[403].
В обзоре деятельности Комиссии международного права ООН за 2006 г., говорится: «В качестве правовой системы международное право не является случайным набором таких норм. Нормы могут, таким образом, существовать на более высоком и боле низком иерархических уровнях, их формулировки могут предполагать большую или меньшую степень обобщения и конкретизации, а сроки их действительности могут относиться к более ранним или более поздним моментам времени»[404]. На наш взгляд, правило иерархии[405] международных договоров в зависимости от уровня представляющих государство органов имеет место быть. Иерархия международных договоров, заключенных одними и теми же государствами, в зависимости от уровня представляющих государство органов должна способствовать разрешению коллизий, которые при современном развитии межгосударственных договорных отношений вполне могут случаться.
Следует согласиться с мнением А. Н. Талалаева в том, что государство может самостоятельно разрешить указанный вопрос на основе специальных внутренних нормативных актов, исключающих возможность коллизий между договорами, заключенными государственными органами, стоящими на разных уровнях в системе управления государств – участников договоров[406]. В качестве примера можно привести Закон Республики Армения «О международных договорах Республики Армения» от 28 июля 2000 г. Статьи 7–9 указанного Закона определяют отношения, которые регулируются межгосударственными, межправительственными, межведомственными договорами Республики Армения. В п. 4 ст. 8 сказано, что межправительственным договором Республики Армения не могут регулироваться отношения, регулируемые межгосударственным договором Республики Армения.
