П. Сергеич - Уголовная защита
Нет сомнений, что в приведенных выше примерах Иванов, нанесший Петрову две или три смертельных раны, и Сидоров, причинивший Карпову два или три смертельных повреждения черепа, совершили одинаково тяжкие преступления и что если первый наказан по 2 ч. 1484 ст., то и второй должен быть наказан так же. Но в законе есть ст. 1490, и Сидоров, убивший Карпова поленом, а не ножом и не выстрелом из ружья, а также Белый, убивший Черного обухом, а не лезвием топора, предаются суду и наказываются по 2 ч. 1490 ст.: они нанесли пострадавшим удары, а удары суть побои, а побои подходят под эту статью, а не под ст. 1484.
Слово «побои» значит «несколько ударов». Один удар никак нельзя назвать побоями. Поэтому нанесение одного удара, повлекшего за собой смертельные телесные повреждения, подходит под 2 ч. 1484 ст., а не 1490 ст. улож. Но по небрежности наших экспертов и нашей собственной в действительности часто делается наоборот. Голев и Евдокимов были преданы суду по 1489 и 2 ч. 1490 ст. На трупе пострадавшего Филаретова оказалась одна ссадина на левом теменном бугре и несколько ссадин на пальцах правой руки. При вскрытии на черепе была найдена сквозная трещина, размер которой в акте не был указан, и кровоизлияние в мягкую мозговую оболочку. В заключении врача было сказано: «Нахождение подкожного кровоизлияния в области левого темени и присутствие кожной ссадины указывают, что в данном месте был нанесен удар по голове каким-нибудь твердым и тупым телом. Сквозная трещина и кровоизлияние на мягкой мозговой оболочке с образованием большого кровяного сгустка дают основание к предположению, что предмет, которым был нанесен удар по голове, был тяжелый, что сила удара была значительной и что удар вызвал сотрясение мозга. Смерть последовала от удара по голове. Ссадины на пальцах правой руки могли быть получены как во время обороны, так равно и при падении, и по характеру относятся к легким повреждениям». Таково содержание заключения до двух последних строк перед подписью врача. В этих двух последних строках сказано: «Судя по величине трещины, ударов по голове могло быть несколько». Легкие ссадины на руке не могли причинить смерти. Следовательно, по заключению эксперта, смерть Филаретова произошла от одного или нескольких ударов по голове. При допросе в качестве обвиняемых по 1489 и 2 ч. 1490 ст. Голев и Евдокимов признали себя виновными. Но значит ли это, что они понимали, в чем их обвиняют? Голев показал: «Филаретов выдвинулся вперед, расстегнул пиджак, вынул оттуда нож и после этого бросился к нам. Наша партия бросилась в рассыпную. Я тоже побежал и добежал до какой-то изгороди, выломал из нее кол с целью оборонить себя от Филаретова. В это же время Иван Евдокимов тоже выломал кол и ударил им Филаретова по голове. Филаретов стал валиться от его удара. Тогда я сам ударил его, падавшего, моим колом по голове, после чего Филаретов упал». Евдокимов показал: «Я вырвал из изгороди кол и ударил колом по голове Филаретова. Ударив его, я сразу побежал домой. Кто после меня бил Филаретова, я не видал. Я ударил Филаретова потому, что он сам лез на меня с ножом и я боялся, как бы он меня не зарезал». Очевидцы подтвердили, что каждый из обвиняемых ударил Филаретова один раз.
Ясно, что врач, видевший на голове покойного одну ссадину, пришел к убеждению, что смерть последовала от одного удара, а следователь, знавший, что каждый из заподозренных ударил Филаретова колом по голове, не знал, чей удар разбил ему голову, т.е. виноват ли один по ч. 2 ст. 1484, а другой по 2 ч. 1483 ст., или оба виноваты по 2 ч. 1484 ст., и, чтобы легче было закончить дело, обратился к спасительной (для плохого следователя) 2 ч. 1490 ст. Он спросил врача, могло ли повреждение черепа произойти также от нескольких ударов. Врач забыл, что снаружи была лишь одна ссадина, и ответил, что могло быть несколько ударов. Очень просто, не правда ли? А последствие – каторга для двух человек, подлежавших по закону только тюремному заключению (оба были несовершеннолетние). Если бы защитник отнесся с большею вдумчивостью к делу и разъяснил присяжным различие 2 ч. 1484 и 2 ч. 1490 ст., указав и на то, что второе преступление считается по закону несравненно более тяжким[2] , он мог бы исправить преступную небрежность в привлечении обвиняемых и предавании их суду и спасти их от каторги. Судьи, единогласно признавая, что деяние подсудимых подходит под 2 ч. 1484 ст., поставили дополнительный вопрос, но присяжные, к сожалению, признали их виновными по основному. Защитник обжаловал неверное предание суду, но сенат, вопреки многократным своим разъяснениям, оставил жалобу без последствий. 4 июня 1907 года на Петергофской сессии нашего суда разбиралось дело о кр. Алексее Николаеве. После продолжительной праздничной попойки он безо всякого основания нанес несколько ударов колом или поленом одному из своих товарищей; тот умер. Перед этим была пустая ссора, взаимные угрозы, но никакой вражды между ними не было. Подсудимый признал себя виновным, сказав только (и, как думали судьи, вполне искренно), что не помнит, как бил покойного; свидетели удостоверили, что Николаев был хороший работник, не драчун и не задира; он не судился раньше ни за кражи, ни за убийство. В обвинительном акте стояла 2 ч. 1490 ст. Судьи, с согласия обвинителя, заранее решили удовлетворить предполагаемое ходатайство защитника о дополнительном вопросе по 2 ч. 1484 ст.. Но защитник, совершенно неопытный и, вероятно, несведущий человек, ограничился просьбою к присяжным о снисхождении. Судьи, ошибочно не признавая за собою права поставить дополнительный вопрос по собственному усмотрению, ограничились одним вопросом по признакам 1490 ст. Присяжные признали Николаева заслуживающим снисхождения, и суд, назначив наказание в низшей мере, приговорил его к каторге на четыре года.
Остановитесь и подумайте об этом, читатель.
14 июня на сессии в Ямбурге слушалось дело об Иване Иванове, обвинявшемся по той же 1490 ст., при той же обстановке, как и в деле Николаева. Два обстоятельства еще более смягчали вину подсудимого: он был несовершеннолетний, и в свидетельских показаниях промелькнуло предположение, что он бросился на убитого, чтобы предупредить нападение его на своего отца. Защитник говорил с необыкновенной страстностью и самоуверенностью. Речь прокурора представлялась ему сплошным недоразумением, обвинение по 2 ч. 1490 ст. было бы явным беззаконием; признание невиновности даже в убийстве в драке было бы глубокой несправедливостью со стороны присяжных; самое предание суду было непростительной и жестокой ошибкой судебной власти, и единственный ответ, возможный в настоящем возмутительном деле, это «Нет, не виновен». Так приблизительно говорил защитник; он потребовал дополнительного вопроса не только по 2 ч. 1484, но и по 1465 или 1464 ст., и председателю стоило немало труда разъяснить ему настоящий смысл этих законов. Суд предложил присяжным три вопроса: по 2 ч. 1490, по 2 ч. 1484 и по 1465 ст. ул., но никто, кроме защитника, уже не сомневался в исходе дела. Присяжные ответили на первый вопрос: да, виновен, и не дали снисхождения. Судьи от себя понизили наказание на две степени и ввиду несовершеннолетия подсудимого приговорили его к каторге на 2 года 8 мес.
Кто виноват?
Для законного состава 2 ч. 1490 и 1489 ст., на которую ссылается первая, нужны три условия: а) должны быть нанесены побои, б) эти побои должны быть тяжкими и в) их последствием должна быть смерть; этот третий признак покрывает условие, указанное в 1489 ст., – «подвергающие жизнь опасности», ибо от ударов, не опасных для жизни, люди не умирают. Выражение «с умыслом» есть общее условие вменяемости и, как правильно разъяснил сенат, не имеет существенного значения. При наличности указанных условий 1489 и 2 ч. 1490 ст. применимы к действиям виновного независимо от свойства умысла, т.е. действовал ли он с заранее обдуманным намерением, с умыслом внезапным или в запальчивости или раздражении. 2 ч. 1484 ст. предусматривает нанесение в запальчивости или раздражении ран или увечий, последствием которых была смерть; из сопоставления ее с ч. 1 той же статьи видно, что вся статья распространяется и на «иное повреждение здоровья»; это также признано сенатом в реш. 1874 г. № 68. Таким образом, во 2 ч. 1484 ст. также заключаются три условия, а именно а) должны быть нанесены увечья, раны или иное повреждение здоровья, б) они должны иметь последствием смерть и в) виновный должен находиться в состоянии запальчивости или раздражения. Кроме этих трех условий, здесь подразумевается четвертое: повреждение должно быть тяжким, ибо смерть от незначительного повреждения, как и смерть от таких побоев, подходит под 1464 ст. улож. (решение 1874 г. № 453, 1873 г. № 520 и др.).
Итак, 2 ч. 1484 ст. предусматривает всякое тяжкое повреждение здоровья, повлекшее за собою смерть и причиненное в состоянии запальчивости или раздражения; 2 ч. 1490 ст. карает тяжкие побои, имевшие последствием смерть и причиненные во всяком вменяемом душевном состоянии виновного, в том числе и в запальчивости или раздражении. Существенное различие обеих статей должно, по-видимому, заключаться в свойстве насилия: в одном случае побои, в другом – повреждение здоровья. Но смерть не может произойти только от побоев, хотя бы и тяжких; смерть наступает от кровоизлияния в мозг, от шока и т. п., т.е. всегда от некоторого повреждения здоровья, произведенного побоями. Из этого с необходимостью вытекает вывод, что внешние свойства повреждений не могут служить признаками различия между 1484 и 1490 ст. С другой стороны, нельзя допустить, что одно и то же преступление предусмотрено в двух разных статьях закона с совершенно различными наказаниями. Это рассуждение приводит к заключению, прямо противоположному разъяснениям сената к 1489 ст., но вполне согласному с буквальным смыслом закона и с требованиями справедливости, а именно – 2 ч. 1490 ст. может быть применяема только к таким тяжким побоям, которые сопровождались особой жестокостью или особыми страданиями жертвы, т.е. могут быть приравнены к истязаниям или мучениям; во всех других случаях наказание за тяжкие побои, нанесенные в запальчивости или раздражении и повлекшие смерть, должно быть назначаемо по 2 ч. 1484 ст. Простыми словами можно сказать, что если человек заколотил другого до смерти нещадным битьем, то он заслуживает каторги, а если пострадавший умер от двух-трех ударов, то виновный подвергается лишь исправительному наказанию; за такие удары нельзя наказывать так, как справедливо наказать человека, сжегшего другого живьем или уморившего его голодом (истязание).
