Владимир Аннушкин - История русской риторики. Хрестоматия
Красноречие
§ 140. Нельзя также допустить и того мнения, что риторика учит только красноречию. Нет сомнения, что красноречие, принимаемое в значении искусства, составляет предмет ее; однако же можно писать как должно, выполнять все требования речи относительно назначения оной, и вместе с тем некрасноречиво, ибо это не всегда нужно писать; и притом для красноречия недостаточно только одной науки – для этого нужно иметь дар природы, который достается в удел немногим. Следовательно, красноречие относится к риторике как отрасль искусства к общей науке и отличается от словесности вообще как часть от целого; оно посредством слова управляет волею читателя или слушателя. Красноречию можно противоположить просторечие, которое состоит в простом выражении мыслей или знаний, не только не имеющем, да и не предполагающем никакого отношения к воле и решимости читателя. Оно, сообщая мысль, не хочет ни увлекать, ни убеждать.
Разделение риторики
§ 141. Всякая наука имеет две главных части: теоретическую и практическую; следовательно, и риторика, ежели примем ее за отдельную науку, также разделяется на две части: первая – теоретическая или общая риторика – по общему закону всякой теории излагает общие свойства и законы речи прозаической, отношения составных ее стихий, т. е. мысли и слова, главные роды ее, проистекающие из разности самых значений, выражаемых прозою; впрочем, это рассмотрение речи и законов ее во многом может быть приложено и к самой поэзии. Практическая риторика, или частная, рассматривает употребление речи прозаической, приложения ее к общественным потребностям и житейским отношениям и частные видоизменения каждого рода ее.<… >
Частная риторика
ГЛАВА V
ОРАТОРСКИЕ СОЧИНЕНИЯ, ИЛИ РЕЧИ
Определение речи
§ 252. Ораторская речь всегда пишется для убеждения, следовательно, в ней соблюдаются все правила убеждательной прозы. Убеждение тогда только может быть совершенно и решительно, когда все способности души согласно увлекают волю; посему речь есть такое сочинение, которое при изустном произношении, научая ум, возбуждая чувства, воспламеняя воображение и фантазию, склоняет волю слушателя согласно с желанием сочинителя. Следовательно успех убеждения зависит от применения речи к образу мыслей, вкусу, наклонностям, страстям, характеру и образованности слушателя. От того ораторское искусство подчинено многим условиям временным и местным: каждая страна давала ему свой характер, потому что ораторство не составляет особенной потребности духа человеческого или естественного стремления его наружу и не изображает неизменной внешней природы; оно всегда было и будет средством общественных видов и почерпает материал из того же нравственно-гражданского мира, а этот мир бесконечно изменчив. Вот почему ораторство имеет два рода законов: одни – в природе человека, другие – в характере общества; первые всегда одинаковы, вторые зависят от духа времени и от общества.
Разность древнего и нового ораторства
§ 253. В древнейших государствах Азии, по духу организации их, нельзя искать ораторского искусства; оно там принадлежало лицам, а не обществу; общественное ораторство родилось в Греции и в Афинах взошло на высочайшую степень. Там ораторство было главною причиною общественной деятельности; все правительственные должности достигались и поддерживались красноречием, даже полководцы управляли войсками посредством красноречия, и потому оно имело у них характер чисто политический. Это политическое направление послужило причиною изобретения нового ложного искусства софистики, которую часто употребляли вместо истинного красноречия люди, не имевшие высокого ума и сильной воли, необходимых для оратора; они многословным хитросплетением обольщали слушателей. Такое злоупотребление высокого, благороднейшего искусства послужило поводом положить началом ораторского учения правило нравственно прекрасное, но в искусстве ложное: только муж испытанной добродетели может быть красноречив. То же самое повторилось в Риме. По понятиям древних народов о добродетели у них это правило имело вид истины, потому что сила характера и мужество составляли главнейшую их добродетель (virtus). Без чего, конечно нельзя быть оратором, особенно народным. С падением древнего мира, все изменилось, изменилось и ораторство. И мы можем сказать: только добродетельных людей надобно допускать до ораторства.
§ 254. Софистика была источником и другого правила: Поэтом надобно родиться, а оратором можно сделаться (poetae nascuntur, oratores vero fiunt). Первая половина этого правила, безусловно, справедлива; а вторая более нежели сомнительна. Конечно, где можно было невежественную толпу взволновать и увлечь хитросплетенным многословием, там можно было научиться ораторству. Но истинное ораторство – искусство владеть и располагать умом, волею и страстями слушателей – требует столько же даров, сколько и учения. В самом деле, что может сделать словом своим человек холодный, вялый, нерешительный, равнодушный, без творческого ума, без страстей и воображения, неспособный приходить в поэтический восторг, при защите истины и добродетели?
Свойства речи и оратора
§ 255. В речи точно так же, как и рассуждении, сначала истина объясняется и доказывается, но рассуждение, объясняя и доказывая истину, выводит из мрака неведения и утверждает известность ее; оно, не ограничиваясь ни лицом, ни временем, говорит для всех и навсегда, а речь соглашает разум с чувствами известных слушателей, в определенное время, для решительного склонения воли их, не столько ясностию доводов, сколько силою красноречия, т. е. верным приспособлением речи как вообще к свойствам сердца человеческого, так в особенности к духу и наклонностям слушателей, показывая им предмет убеждения тою стороной, которая им нравится. От философа и вообще рассуждающего требуется только совершенное знание предмета и спокойствие в размышлениях, строгая связность и благородство в выражении мыслей. Оратор, сверх знания предмета, должен быть сам убежден в истине, или по крайней мере, казаться таким и чувствовать всю необходимость и важность убеждения; сверх быстроты и важности ума, должен иметь сильные и высокие чувствования, пламенное воображение; сверх телесных совершенств: наружного благородства, живости, гибкого и выразительного голоса и проч. – должен иметь сильный, решительный характер, непоколебимую волю; должен иметь свободу и силу располагать направлением чувствований, должен владеть даром слова как орудием своего дела.<… >
Разность речей
§ 264. Некоторые писатели находят существенное различие красноречий духовного или церковного, военного, академического и судебного, но, допустив отдельное существование сих родов красноречия мы должны будем по необходимости допустить многие нелепые заключения о подразделениях и науках этих красноречий. Посему мы удовольствуемся допущением только некоторой разности речей, как например: речи духовные, политические, академические, воинские, судебные, похвальные, приветственные и т. д. Все они разделяются между собою частию по целям, частию по слогу и по некоторым условным и случайным свойствам, которые наука не может определить.
Духовное ораторство
§ 265. Духовное ораторство есть принадлежность собственно мира нового, христианского. Религиозность древнего мира обнаруживалась в поэзии; область христианского благочестия несравненно обширнее: она разливается на всю жизнь и потому объемлет все роды выражения словесного и вещественного, но ораторство как высшее развитие слова есть преимущественное средство распространения веры нашей, ибо источник и предмет ее – высочайшая истина, источник вселенной. Потому целый мир проповедует нам сию высокую веру в Высочайшее Существо: бури, громы и разрушительные землетрясения внятно говорят нам о Его грозном могуществе; стройный ход планет и тончайшая организация малейших насекомых ясно говорят нам о бесконечной и всеблагой премудрости Его: Небеса поведуют славу Божию.
Оратору остается только раскрыть пред нами и объяснить эту книгу, которую человечество читает в продолжении многих веков и будет вечно читать. Первое толкование этой книги и первая проповедь веры – непосредственное откровение Творца человеку; потом Он говорил устами пророков избранному народу – это учение было грозно, оно относилось к юному человечеству. Настало время благодати: люди, примиренные с разгневанным Божеством, услышали слово небесной любви и благости сначала от самого Богочеловека, а потом из уст его учеников и апостолов и, наконец, от Боговдохновенных учителей церкви.
