Людмила Зубова - Языки современной поэзии
Ситуация, актуальная для XII–XIII веков — возместительное продление гласного, компенсирующее утрату редуцированного (ослабленного) звука в соседнем слоге, — оказывается возможной и сейчас:
Безумец Петр — безумец первый
Так, но когда — безумц второй
Собрал в комок стальные нервы
И их вознес над головой
Чтоб жизни срок укоротился
Возможно, это был урок
Тем, кто без умысла катился
И прикатился на порог
Вот избран новый Президент
Соединенных Штатов
Поруган старый Президент
Соединенных Штатов
А нам-то что — ну, Президент
Ну, Съединенных Штатов
А интересно все ж — Прездент
Соединенных Штатов.
В истории языка возникали варианты слова или формы, и впоследствии один из них, не принятый нормативным языком, оказывался востребованным поэзией — например, формы сладк у Кантемира, красн, честн у Тредьяковского, черн, бледн у Державина, верн, черн у Пушкина[333]. Но если у этих авторов подобные формы имеют стилистическое значение традиционных поэтизмов, то у Пригова они скорее демонстрируют речь, в которой слово оказывается недовоплотившимся — при том, что претензия на подражание классикам выставляется напоказ:
И лишь подумал — вон сидит
В углу какой-нибудь философ,
Поверх тебя в лицо глядит
ругих каких-то там колоссов.
И говорит, сгустив чело:
Сегодня очень я расстроен.
Весь день я думал: отчего
Так странно человек устроен?
Ведь знает, что под настом крепким —
Тьма съеденных червями предков,
А все беспечн не по летам,
Все веселится в этом мире,
Затем ли рыцарь на турнире
Ребро ломал в присутствье дам,
Строитель строил Нотр-Дам
<…>
Ну, почему я не могу
С женою выйти на балкон
И посмотреть без неприязни
На мир — как он велик, как он
Великий не однообразен
<…>
Как вон скопляется народ,
Портреты, транспаранты, знамя,
И все колышется, плывет
На площадь Красную с песнями
Когда бы вы меня любили
Я сам бы был бы вам в ответ
К вам был бы мил и нежн… да нет —
Вот так вот вы меня сгубили
А что теперь?! — теперь я волк
Теперь невидим я и страшен
Я просто исполняю долг
Той нелюбви моей и вашей.
Вставка гласных демонстрирует древнейший закон открытого слога свойственный праславянскому языку и в значительной степени действующий до сих пор, но не заметный носителям языка, поскольку живые процессы не отражены орфографией:
В горах за ланью крался ввысь
Охотник юный смелый
И в тот же час спускался вниз
За ланью тигор смелый
Поезд дальше не пойдет —
Вот и смысол путешествий
Смысол же парадов, шествий —
Что к ним очень смысл идет
Выйдем же на остановке
Снимем местные обновки
Всяк идет путем конечным
Путь лежит над местом вечным.
Добавочные гласные часто напоминают растяжение слов в фольклорных текстах[338]:
Вот живет антисемит
Книги русские читает
Ну, а рядышком семит
Книжки тежие читает
Правда, вот антисемит
Чувствует намного тоньше
Но зато в ответ семит
Мыслиит немного тоньше
А над ними Бог живет
Всех умнее их и тоньше
Так что пред Его лицом
Кто умнее тут? кто тоньше —
Я
Ах, сколько их было не хуже меня
А были талантливей лучше меня
Умнее ведь были, добрее меня
Моложе меня и постарше меня
Так что с ними сталось со всеми теперь
Так тожее само что с мною теперь
Иных уже нету к печали теперь
Иные живут предо мною теперь
Зачем же я так все подробно пишу
Затем же я так все подробно пишу
Что если я все это не напишу
Так как же узнают что сталося с ними.
Во всех случаях, когда Пригов позволяет себе поэтические вольности, допустимые в XVIII и XIX веках, а также деформации слова, характерные для фольклора, но не принятые нормативной поэтикой XX века, важно, что слово, растягиваясь или сжимаясь, демонстрирует свою гибкость, способность модифицироваться в контексте. При этом деформированное слово часто приобретает изобразительные или характеризующие функции; например, в строке Вот и смысол путешествий при назидательном произнесении слова появляется дополнительный звук как носитель ускользающего смысла, в строке Мыслиит намного тоньше изобразительна длительность процесса. А в следующем контексте ощутима «судорога» слова:
Я глянул в зеркало с утра
И судрога пронзила сердце:
Ужели эта красота
Весь мир спасет меня посредством
И страшно стало.
Насмешки Пригова часто направлены и на синтаксис:
Сестра Жены Друга Поэта
России Времени Расцвета
Поэзии Посредством Нас
Ирина имя ей как раз
Ей жить и жить сквозь годы мчась
У ней других желаний нету
А я хочу свой смертный час
Встретить несмотря на это.
В развитии русского языка существует весьма активная тенденция: признаки и отношения все чаще обозначаются не относительными прилагательными, а родительным падежом существительных (сочетания типа солнечный луч вытесняются сочетаниями типа луч солнца). В сфере, самой нечувствительной к языку — официальной речи, как письменной, так и устной (а также в плохой научной речи), выстраиваются длинные цепочки конструкций с родительным падежом. И совсем не случайно эта отупляющая последовательность родительных падежей благополучно соседствует у Пригова с пародийным искажением патетических строк из стихотворения Маяковского «Товарищу Нетте, пароходу и человеку»: Мне бы жить и жить, / сквозь годы мчась. / Но в конце хочу — / других желаний нету — / встретить я хочу / мой смертный час / так, / как встретил смерть / товарищ Нетте (Маяковский, 1957-б: 164).
Стихотворение Пригова «Сестра Жены Друга Поэта…» входит в цикл «Новая метафоричность /и Приложение/», содержащий 18 подобных текстов.
«Приложение» представляет собой серию пародий на словообразование. Вот один из примеров «фигурной стройности» и «гармонического совершенства» слова в казенном языке:
исполком
предисполком
зампредисполком
помзампредисполком
секрпомзампредисполком
начсекрпомзампредисполком
вриначсекрпомзампредисполком
упрминвриначсекрпомзампредисполком
замупрминвриначсекрпомзампредисполком
помзамупрминвриначсекрпомзампредисполком
начпомзамупрминвриначсекрпомзампредисполком
начпомзамупрминвриначсекрпомзампредисполкомность
начпомзамупрминвриначсекрпомзампредисполкомностейство
начпомзамупрминвриначсекрпомзампредисполкомностействовать
начпомзамупрминвриначсекрпомзампредисполкомностействоватинность.
(«Исполком…»[343])В «Предуведомительной беседе» Милицанера и персонажа «Дмитрий Александрович Пригов» говорится:
Милицанер Гражданин, о чем ваша книга?
Я Эта книга, товарищ Милицанер, об этом, как его, о генезисе реалий.
Милицанер О чем, о чем?
Я Ну, это вроде как человек произошел от обезьяны.
Милицанер А-а-а. Понятно.
<…>
Милицанер Понятно, понятно. А что за название такое: Новая метафоричность?
