Игорь Милославский - Говорим правильно по смыслу или по форме?
За вычетом себя
В России всегда было мало людей абсолютно бессовестных. Даже отпетые злодеи у нас обычно не желали выглядеть в глазах других людей и перед самими собой законченными мерзавцами. Поведение человека, сочетающее дурные поступки и лживое их оправдание, по-русски называется словами лицемерие, ханжество, фарисейство. Но формы этого явления могут быть разными.
Если, например, Х поступает плохо, предпочитая честному и непредвзятому поведению такое, которое лично выгодно ему, то Х – лицемер. Но только в том случае, если его поведение сопровождается более или менее лживыми объяснениями, почему он ведет себя таким образом. Без этих «объяснений» можно сказать, что Х – обманщик, лжец, самодур.
Возможна, однако, и иная тактика. Задумав гадость, Х делает все для того, чтобы другие считали его человеком благородным и ни на какую пакость абсолютно неспособным. Вот под этой завесой Х и поступает плохо, делая это тайно и как бы нечаянно. Тогда Х – ханжа. Ханжа отличается от лицемера тем, что степень «защиты» неблаговидных действий у него на первом месте и выражена более ярко. Классические литературные примеры именно ханжей – это мольеровский Тартюф и щедринский Иудушка Головлев. В зоне, отражаемой словами лицемер, ханжа, лицеприятный, фарисей, выступают также существительные маска, личина. Кроме того, здесь довольно много сложных слов, где первым корнем является числительное два: двуличный, двоедушный, двурушник. Последнее слово со значением «тот, кто под личиной преданности действует в пользу противной стороны» теперь редко употребляется. А возникло оно среди московских нищих и исконно обозначало стоящего на паперти нищего не с одной, а с двумя протянутыми руками, причем таким образом, чтобы вторая выглядела принадлежащей другому нищему. Ср. также двойной (стандарт, мораль).
Разлад между делами и словами может приобретать и другие формы. Я имею в виду такую ситуацию, когда Х страстно и долго призывает других поступать хорошо, при этом вообще не задумываясь о собственном поведении. Не умея подобрать подходящее слово из числа укорененных в русском языке, предложу назвать такого человека призывателем. В отличие от лицемера, ханжи и даже фарисея, хоть как-то понимающих свое несовершенство и его маскирующих, призыватель считает себя по определению абсолютно безгрешным. Что, на мой взгляд, говорит о полном отсутствии у него совести. Ее не нужно даже как-то успокаивать (для себя) или попирать (имея в виду оценку со стороны других людей). При этом призыватель как-то забывает, что, живя в современном информационном обществе, он постоянно на виду. Поэтому странно (если не кощунственно) звучат сегодня призывы к соборности от обладателя мигалки. К социальной справедливости – от покровителя принадлежащих к его клану распиаренных бездарей. К самоограничению – от владельца обширных земельных угодий в европейской части России и элитной недвижимости в Москве и за рубежом.
Призыватель видит главные причины нынешнего нравственного упадка в уменьшении часов на изучение в школе Толстого и Достоевского. Никак не принижая воспитательное значение литературы, полагаю, однако, что главным воспитателем является реальная жизнь. Именно она гораздо конкретнее и убедительнее, чем писатели прошлых веков, отвечает молодому человеку на все сжигающие его вопросы. Кто, почему и насколько вызывающе в этой жизни процветает, а кто – пожизненно лишен возможности выбраться из бедности, хрущоб и двух первых телепрограмм?
Лучшее средство воспитания молодежи – не литература, не кино и даже не телевидение, а личный пример известных членов общества, деятелей культуры в частности. Молодежь, как правило, ориентируется не на слова тех, кто к ней обращается, а на личное поведение призывателя. И если его поведение, мягко говоря, негармонично, то об этом по-русски можно сказать по-разному. Это, например, и евангельское «В чужом глазу соринку видит, а в своем бревна не замечает», и старинное «Врачу, исцелися сам!», и крыловское «Не лучше ль на себя, кума, оборотиться», и грубое, просторечное «Чья бы корова мычала».
Радость за чужой успех
Если у лица А неприятность и лицо Б этим огорчено, то в зависимости от характера этой неприятности мы употребляем слова сочувствие, сострадание, соболезнование, а если у А неприятность, а Б этому рад, говорим злорадство. Когда у лица А произошло что-то хорошее, а лицо Б этим огорчено, мы называем это завистью. А теперь представьте, что у А случилось что-то хорошее, а Б этому рад. Каким словом описать его чувства? Да, мы так и можем сказать: Б рад за А. Но ведь этого мало.
В русском языке есть глагол завидовать и образованное от него и сохраняющее все части его значения существительное зависть. Этими словами обозначается следующая ситуация. Лицо А имеет Х (талант, хорошую жену, достойного сына, дом, автомобиль, интересную работу и т. п.), а лицо Б соответствующего Х не имеет. Этот пласт содержания слов завидовать, зависть предопределяет и другой аспект, указывающий на то, что Б испытывает неприязненные чувства к А. Мало того, если бы соответствующего «предварительного» пласта не было, то и «основной» не смог бы появиться. Сравни саркастическое Позавидовал нищему, что у него есть сума. Или разговорное ему не позавидуешь — о человеке, находящемся в бедственном положении.
У неприязни неимеющего по отношению к имеющему могут быть разные формы. Неимеющий настолько раздражен ситуацией, что желает имеющему самых ужасных неприятностей. О таком случае говорят черная зависть. Но может существовать и «смягченный» вариант ситуации. Неимеющий очень хочет сам иметь то же самое, что есть у имеющего, при этом лично не желая имеющему никакого зла. Тогда говорят белая зависть или по-хорошему завидовать. Уклонимся от обсуждения случая, когда «предмет» обладания не растиражирован, а представлен в уникальном виде (любимая женщина, конкретная должность, первое место на соревнованиях и т. п.).
Предположим и другой вариант ситуации. Неимеющий не только не испытывает неприязненных чувств к имеющему, но, напротив, радуется за него, отдавая должное его таланту и трудолюбию и считая чужой успех заслуженным и справедливым. О такой радости пишет Даниил Гранин: «Пушкин радовался всем достижениям поэзии, которая его окружала, своим современникам, более или менее талантливым. Чем талантливее, тем ему было приятнее. Это важная черта – не все завидуют друг другу. В человеческом обществе есть нота радости за окружающих людей, талантливых, удачливых. Небольшая нота, но важная, она звучит».
Вопрос, как назвать эту ноту. Это не просто рад за вас, поскольку в таком случае речь не идет о противопоставлении имеющего и неимеющего. И доброжелательность тоже не совсем подходит – ведь это слово также не выражает радости человека, у которого нет того, что есть у другого.
На это обстоятельство обратил внимание профессор МГУ Владимир Новиков в своей книге «Роман с языком». Автор пишет о невозможности точно, одним словом перевести на русский язык немецкий глагол gönnen, значение которого он разъясняет так: «охотно и без зависти смотреть на счастье и успех другого, потому что он в этом нуждается или это заслужил».
В русском языке есть глагол злорадствовать – «испытывать радость при неудаче или несчастье другого». А вот слова доброрадствовать или благорадствовать в современном русском литературном употреблении мне, по крайней мере, не встречались. Неужели эта «небольшая нота» радости за чужой талант, чужие достижения и их справедливую высокую оценку уже не звучит в наших сердцах? А ведь у Пушкина звучала! И даже если эта нота редка, очень хочется иметь ясное и краткое ее обозначение.
Добавлю, что отсутствие слова может говорить не только об отсутствии соответствующего явления. Но и о ситуации, которая настолько понятна, что не требует специального обозначения. Например, когда мы говорим о ком-нибудь, что у него сердце (печень, почки), все поймут, что этот орган не в порядке, болен. Так вот, пусть сами читатели решат, почему мы испытываем трудности, пытаясь выразить словами чувство радости за чужой успех.
Снисходительность к другому и к самому себе
Увы, окружающие нас люди, родственники, коллеги, случайные встречные, дарят нам не только радости и удовольствия, но нередко вызывают своими поступками огорчения, досаду, раздражение. Обычно в таких случаях рекомендуют не высказывать прямо и резко свою отрицательную реакцию, но проявлять сдержанность. Стараться найти извинительные причины чужих раздражающих поступков и, как теперь говорят, «понять и простить». Впрочем, я уже писал о том, что простить значит «забыть о совершенном другим плохом поступке». Однако зачем же впадать в крайность? Может быть, не совсем забыть, но «не осуждать слишком строго»? Для такого поведения есть у нас и прекрасное обозначение – проявить снисходительность.
