Евгений Шраговиц - Загадки творчества Булата Окуджавы: глазами внимательного читателя
И все-таки свое окружение он принимает со всеми его недостатками, как принял бы и Пушкин:
По Пушкинской площади плещут страсти,
трамвайные жаворонки, грех и смех…
Да не суетитесь вы! Не в этом счастье…
Александр Сергеич помнит про всех.
Последняя строка стихотворения – это слегка перефразированное изречение Ап. Григорьева: «Пушкин – наше всё».
Приведем здесь стихотворение Г. Иванова «В широких окнах сельский вид»[246], казалось бы, никак не связанное с текстом Окуджавы:
В широких окнах сельский вид,
У синих стен простые кресла,
И пол некрашеный скрипит,
И радость тихая воскресла.
Вновь одиночество со мной…
Поэзии раскрылись соты,
Пленяют милой стариной
Потертой кожи переплеты.
Шагаю тихо взад, вперед,
Гляжу на светлый луч заката.
Мне улыбается Эрот
С фарфорового циферблата.
Струится сумрак голубой,
И наступает вечер длинный:
Тускнеет Наварринский бой
На литографии старинной.
Легки оковы бытия…
Так, не томясь и не скучая,
Всю жизнь свою провел бы я
За Пушкиным и чашкой чая.
Сборник Пушкина появляется в конце стихотворения не случайно. Вся атмосфера текста навеяна его творчеством. Автор ориентируется на пушкинское понимание дома как звена в исторической цепи, о котором мы говорили и отголоски которого заметили в тексте Окуджавы. Но у Иванова дом – в первую очередь залог не независимости человека, а его связи с предками – недаром в тексте появляется столько атрибутов старины. Мы еще коснемся этого текста Иванова при обсуждении стихотворения Окуджавы «Счастливчик Пушкин»[247], к которому мы сейчас и перейдем.
Александру Сергеичу хорошо!
Ему прекрасно!
Гудит мельничное колесо,
боль угасла,
баба щурится из избы,
в небе – жаворонки,
только десять минут езды
до ближней ярмарки.
У него ремесло первый сорт
и перо остро.
Он губаст и учен как черт,
и все ему просто:
жил в Одессе, бывал в Крыму,
ездил в карете,
деньги в долг давали ему
до самой смерти.
Очень вежливы и тихи,
делами замученные,
жандармы его стихи
на память заучивали!
Даже царь приглашал его в дом,
желая при этом
потрепаться о том о сем
с таким поэтом.
Он красивых женщин любил
любовью не чинной,
и даже убит он был
красивым мужчиной.
Он умел бумагу марать
под треск свечки!
Ему было за что умирать
у Черной речки.
Это стихотворение является самым интересным среди приведенных нами текстов Окуджавы со многих точек зрения. В нем Окуджава предлагает необычное истолкование судьбы Пушкина. Оно воскрешает образ Пушкина во всей его полноте, передает его любовь к жизни со всеми ее радостями, от участия в деревенских праздниках до творческого экстаза. Для Пушкина жизнь была постоянным творчеством, даже в мелочах он находил возможности для него, относился к ней, как автор – к литературному произведению, и находил радость в процессе борьбы с тем, что мешало воплощению его авторского замысла. Всем своим поведением он доказал, что строки из «Пира во время чумы»[248]раскрывают и его человеческую позицию:
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
«Счастливчик Пушкин» – гимн победителю, а не реквием побежденному. Здесь опять можно вспомнить о стихотворении Иванова «В широких окнах сельский вид…», в котором герой проводит время за чтением Пушкина и описывает свое состояние при этом так: «Легки оковы бытия…» Можно сказать, что в этой строке Иванов афористично суммировал свои впечатления от творчества Пушкина. Интересно отметить, что в своей книге «Александр Сергеевич Пушкин. Биография поэта», впервые опубликованной в 1981 году, Ю. Лотман описал мировосприятие Пушкина почти теми же словами: «Бытие превращается в творчество, а человек получает от жизни радость художника»[249].
У нас нет оснований считать, что Лотман имел в виду стихотворение Иванова, иначе он упомянул бы о нем, как сделал это с текстом Окуджавы, правда, не в книге, а в письме к критику. «Счастливчик Пушкин» по основной мысли может быть сравним с текстом Иванова – в обоих текстах есть тема простых жизненных радостей, которые видятся как неотделимые от искусства и творчества. Можно еще заметить, что ранние стихи Г. Иванова, в отличие от стихов, написанных уже не в России, в советские времена, были доступны в библиотеках.
Но поэтическая зрелость к Иванову пришла в эмиграции, там же сложилось цельное мировосприятие, и жизнь и творчество Пушкина Иванов увидел под другим углом, что ясно из следующего стихотворения[250]:
Медленно и неуверенно
Месяц встаёт над землёй.
Чёрные ветки качаются,
Пахнет весной и травой.
И отражается в озере,
И холодеет на дне
Небо, слегка декадентское,
В бледно-зелёном огне.
Всё в этом мире по-прежнему.
Месяц встаёт, как вставал,
Пушкин именье закладывал
Или жену ревновал.
И ничего не исправила,
Не помогла ничему,
Смутная, чудная музыка
Слышная только ему.
(1928)
Детальный анализ этого текста был проведён А. Арьевым в его примечаниях к «Стихотворениям» Г. Иванова.1 А. Арьев показал, как первая часть стихотворения Г. Иванова соотносится с образностью Пушкина, а также Анненского и Мережковского, подготавливая, таким образом, читателя ко второй части, где Иванов раздумывает над судьбой Пушкина. Иванов к моменту написания текста не склонен был считать жизнь и творчество единым целым; он чаще противопоставлял эти понятия друг другу. И эта составляющая его мировосприятия повлияла и на трактовку судьбы Пушкина. Пушкин Окуджавы не только радикально отличается от героя стихотворения «Медленно и неуверенно…» – он живет в мире, прямо противоположном ивановскому, можно сказать, с другими законами природы, где жизнь и творчество сливаются воедино. И по отношению к «Медленно и неуверенно…» «Счастливчик Пушкин» Окуджавы выглядит антитезой, как, возможно, и было задумано. Текст Окуджавы может быть противопоставлен ивановскому как по общей идее, так и на уровне отдельных образов. У Иванова «Пушкин имение закладывал» – у Окуджавы «деньги в долг давали ему». У Иванова поэт «жену ревновал» – у Окуджавы «красивых женщин любил». Говорится об одном и том же – о финансовых затруднениях и о любви, но у Иванова Пушкин предстает как страдалец, а у Окуджавы – как баловень судьбы, разрешающий проблемы легко и даже с удовольствием. Но в «Счастливчике Пушкине» Окуджавы, как и во многих стихах Иванова, появляется тема гибели как расплаты поэта за свой дар. «Ему было за что умирать/ у Черной речки» – так кончается «Счастливчик Пушкин». «И ничего не исправила,/ Не помогла ничему,/ Смутная, чудная музыка,/ Слышная только ему» – таков финал «Медленно и неуверенно…». Здесь мы сталкиваемся с одной из явных антитез, возникающих в тексте Окуджавы по отношению к ивановскому – но в данном случае не по мировоззрению, а по расстановке приоритетов. У Окуджавы «музыка» стоила того, чтобы за нее лишиться жизни (которая раньше была неразрывно связана с «музыкой») – у Иванова на первый план выходит жизнь, которая не состоялась, в отличие от «музыки», и, возможно, именно из-за того, что поэт музыку слышал. В одном из своих стихотворений Иванов обмолвился о том, что «музыка» «сжигает» жизнь – при взгляде на его творчество в целом можно сказать, что это утверждение было ключевым для его мироощущения.
Перекличка с произведениями Г. Иванова в форме антитезы присутствует и в других стихах Б. Окуджавы. В песенке «Совесть, благородство и достоинство», написанной много позже, чем «Счастливчик Пушкин», в 1988 году, заключительные строки «Может, и не станешь победителем,/ но зато умрешь, как человек» представляются нам полемикой с итогом, который подводит Иванов в тексте «Друг друга отражают зеркала (2)»: «Допустим, как поэт я не умру,/ зато как человек я умираю». Рисуя одну и ту же картину, Окуджава и Иванов делают акцент на диаметрально противоположных моментах, придают этой картине разную окраску. Окуджава утверждает, что утрата жизни сильно теряет в своей значимости, если это цена за сохранение человеческого достоинства; для Иванова на фоне трагедии личной гибели становится совершенно не важной творческая победа.
Следующее стихотворение, которая Окуджава написал на пушкинскую тему, называлось «Приезжая семья фотографируется у памятника Пушкину». Сюжет стихотворения ясен из названия. Поскольку речь идет о фотоснимке, в стихотворении присутствует рефрен «И птичка вылетает». Выражение: «Сейчас вылетит птичка» возникло одновременно с зарождением фотографии. Оно предназначалось детям и произносилось в момент съемки, для того чтобы ребенок смотрел в объектив. Позднее это выражение стало означать ожидание чуда. И это ожидание в стихотворении дарит провинциальному семейству Пушкин – напоминание о поэте даже в виде памятника преображает все вокруг, побуждает делать добро и окрашивает жизнь в радостные, праздничные тона. В этом тексте Окуджава дает ту же оценку личности Пушкина, что и в «Александре Сергеиче» и «Счастливчике Пушкине». Тут можно добавить, что приведённая нами интерпретация стихотворения «Приезжая семья фотографируется у памятника Пушкину» не претендует на новизну.