Нора Галь - Слово живое и мертвое
Некто «далеко не молод. Не далее как вчера» он делал то-то и то-то. Другой «успокаивает жену: ну-ну…» – говорит он… Третий – за рулем автомобиля: «Он знал, что старушка не подведет, и вел ее машинально. Должно быть, он водил машину с юности».
Такое может случиться ненароком, по рассеянности. Но читателю нет дела, отчего и почему оплошал литератор, кто этот литератор – мастер, подмастерье или нерадивый ремесленник. И читатель законно удивляется: а куда смотрел редактор?
А вот ошибки еще одного сорта – когда пишущий не замечает, что слово многозначно:
«…Ему захотелось пробежаться вниз по ступенькам… Но дисциплина и самоконтроль… взяли верх, и он сошел вниз быстрым деловым шагом». И впрямь, нарочно не придумаешь!
«…Ни один из них не считает (героя) пустым местом. Он… сказал, что устроит их всех в гостиной, если они там поместятся».
«Он отказался от поползновения спасти меня ползком».
«…Все отбросы автоматически выбрасываются».
«…С легкой улыбкой закупорил тяжелую бутыль».
«Я пошел в гостиную, где (она) настраивала телевизор. Наверно, она заметила, что я расстроен».
«Отойду немного и пойду…» – в первом случае надо бы: опомнюсь, отдышусь, отдохну.
«…Пока (один герой) шел к его (другого героя) столу своими мелкими шажками, он пристально смотрел на него и окончательно вышел из себя»!
Вы думали, это пародия? Нет, вполне серьезная проза.
Поставлены рядом слова близкие, смежные, но в контексте имеющие совсем разный смысл, – и получилась какая-то нелепая смесь.
Милый, добрый и поэтичный рассказ современного писателя, перевод с фламандского:
«Может, он (лисенок) ревновал к Коко маленькую девочку, которого она любила не меньше?»
Вывихнутый порядок слов, совершенная безграмотность. И притом глухота поразительная. Что стоило разок заменить кличку птицы словом «попугай», чтобы избежать такой чудовищной, с позволения сказать, звукописи? (Иначе при нормальном порядке слов эта куриная фонетика стала бы еще чудовищней: ревновал девочку к Коко, которого..!)
Или встретится такое: Мы чаще говорим… – и если не ухо, то глаз воспринимает мычание!
Нечто вызывает широкий интерес и высокую оценку.
Чаще всего ухо и глаз подводят любителей канцелярита. Рифмуются бесчисленные окончания на –ение и –ание, – казалось бы, рука не повернется опять и опять выводить все то же, в пальцах начнется зуд, чисто физическое ощущение должно бы подсказать: довольно, хватит, все это было, было… Неприглядно ползают по страницам несчетные –авшие, -евшие, -ившие, -чившие, -еющие, -ающие, шипят, чихают… сколько можно?
А литератору и горя мало!
Но и помимо канцелярита в переводах и не в переводах вдоволь совсем излишних созвучий.
«Максим Грек переводил максимально точно».
«Спи, Пит!» (а можно сказать усни, либо заменить имя на малыш или на что-нибудь еще).
Лицо дергает тик – и тут же старик сидит на тюке.
Некто выбежал из комнаты, «застегивая на ходу доху». Где-то в стихах или шутке это могло бы даже стать занятной находкой, в обычной прозе – только помеха. Хотя бы уж переставить: на ходу застегивая доху.
Повесть называется «Пути титанов» – а можно было сделать либо дороги, либо исполинов.
Не в стихах и не в пародии, в обычном спокойном тексте «автомобиль заурчал и умчал» – может быть, все же умчался или унесся?
«Этот остров не ускользнул от острого взгляда» – можно хотя бы зоркого. А ненужное созвучие у публициста понапрасну сбивает с толку.
Глухотой подчас страдают и поэты.
«А сверху хитро нам мигали звезды» – не очень-то поэтичны и музыкальны эти «хухи».
Если сказано – бубенцы звенят, не стоит рядом ставить извини.
И многое, многое другое… Это, конечно, мелочи, но из мелочей образуется словесная ткань. Как бы она не оказалась грубой и серой дерюгой!
«Свинки замяукали»
«Нас постигла редкая удача» – не странное ли сочетание? Постигает – неудача, беда, несчастье, а удаче сродни глагол менее мрачный: нам выпала… И однако такую оговорку встречаешь у большого писателя.
«Встретил войну в лицо» – так говорит другой хороший писатель о своем собрате. И это тоже смесь двух разных оборотов: можно либо встретить лицом к лицу, либо смотреть (войне, опасности) в лицо.
Начало серьезной статьи: «В здравом уме и трезвой памяти говорю…» Это сочетание уже «вошло» в обиход. Искажена старинная формула завещания: «Находясь в здравом уме и твердой памяти» – в этом языковом обороте трезвость не при чем, никто не думал, что человек станет писать завещание «под мухой».
Устойчивое речение, в котором заключены совершенно определенные мысль и чувство, оказалось вывихнуто, спутано с другим. Такие вывихи не редкость, подчас все так перемешается, что не сразу доходит истинный смысл написанного.
У меня нет ни малейшего желания посягать на авторитеты или заниматься ловлей словесных блох ради того, чтобы кого-либо уязвить. Старая истина: не ошибается только тот, кто ничего не делает. И, конечно, ошибка словесная – не то, что ошибка сапера или даже акробата под куполом цирка. Но помножьте-ка ее на тысячи, миллионы читателей, слушателей: чем измерить вред, нанесенный культуре и языку? Особенно когда ошибка исходит от уважаемого мастера, которого знают, которому верят.
Обидно читать у поэта: «Слышно, как по миру время идет». Ведь слишком известно и памятно, что значило на Руси пойти по миру, с сумой – побираться, просить милостыню, подаяние.
Странно у другого поэта: она «шарахнулась, смела». Затмение? Небрежность? Ведь «шарахнуться» прочно связано в нашем языке и восприятии не со смелостью, а с испугом!
Опять-таки в испуге можно отпрянуть, но можно ли отпрянуть лицом? И притом не со страхом, а с любопытством?
Можно ли творить чудеса ударом волшебной палочки? С детства мы помним, что феи в сказках проделывали это не ударом, а взмахом, мановением, легким движением волшебной палочки.
Можно столкнуть два обычно не соединяемых, далеких слова – и высечь искру поэзии. Но именно с умыслом столкнуть, соединить несоединимое. Иное дело – соскользнуть, по ошибке взять лежащее рядом, неточное, приблизительное. И, однако, это случается очень часто. Чаще всего – когда сдвинуто, смещено обычное речение.
«Завтрашний век… уже не за семью печатями» – полно, так ли? За семью печатями скрывается нечто мудреное, непостижимое, таинственное («книга за семью печатями»), а тут речь не о догадках, прогнозах, не о мудрой науке футурологии, просто близкое будущее – оно не за горами.
Говорят: мертвенная бледность, бледен как мертвец. Но не странно ли о миловидной женщине сказать в одной и той же строке, не переводя дыхания: «все та же очаровательная живость, тот же красивый, тонкий нос, мертвенная белизна кожи»?
«Он ее ставит на одну ступень с прислугой». Есть речение: ставить на одну доску. На ступень поднимаются.
В другой книге вам встречается бежавший раб, хотя естественно – беглый. В третьей – маленькие сошки вместо общеизвестного мелкая сошка.
Уж на что ходовой, обыденный оборот: «Он неглуп», «Он был не дурак». Но и тут порой встречаешь неряшество: «Он не был дураком».
«Он был высок, темноволос и, пожалуй, неплох собой» – а надо: недурен собой.
«…Они будут гнуть свою палку, пока не добьются этого». Одно из двух: либо герои перегибают палку, либо упорно гнут свою линию.
У охотника-враля «на всякий случай была байка в запасе». Слово взято неточное, небрежность привела к двусмыслице: охотник не одну какую-то байку припас «на всякий случай», а у него на каждый случай находилась какая-нибудь байка.
И в другом месте: «На всякий экстренный случай». Опять вывихнуто устойчивое речение.
