Михаил Губогло - Антропология повседневности
Естественно, возникло желание найти аналоги этому «испытанию» зрелости жениха в свадебном церемониале русского населения, несмотря на многообразие вариантов и локальных различий свадебного обряда в различных географических и социальных группах русского населения. В главе «Семья и семейный быт» русского населения, включенной в I том «Народы Европейской части СССР», опубликованной в 1964 г. в серии «Народы мира», сообщается, что «по дороге (к невесте. – М. Г) поезду (жениха. – М. Г) устраивались преграды (клались жерди и т. п.), от которых дружка откупался (вином, гостинцами), то же повторялось и перед воротами дома невесты» [Народы… 1964: 471].
В некоторых местностях в церемониал русской свадьбы входило разыгрывание сцены выкупа места подле невесты. При этом «главным» покупателем тут выступал дружка (ближайший свадебный чин) со стороны жениха и «продавец» – младший брат невесты. Словом, недостатка в аналогиях в сходстве «института» выкупа в русской и гагаузской свадьбы не было. «Красная ленточка», открывающая на той давней Тамакульской свадьбе вход жениху во двор невесты с ее многослойным смыслом ни в цитируемой публикации 1964 г., ни в томе «Русские», изданном в 2005 г., не фигурирует. Нечто похожее, однако без «красной ленточки», но с «красным цветом», упоминается в составе свадебной обрядности в севернорусских и южнорусских районах. Речь идет об обрядах и обычаях, символизирующих прощанье с молодостью и с друзьями детства и юности. Накануне дня свадьбы жених
…приезжал с дарами к невесте; к вечеру у невесты оставались лишь ее подруги и разыгрывался один из наиболее драматичных моментов свадьбы – прощание девушки с красной красотой (подчеркнуто в тексте. – М. Г.), символизирующей девичью волю. Наибольшее развитие этот обычай получил в северно-русской свадьбе, где символом красной красоты была обычно лента (головной девичий убор) [Там же: 470].
Русское население в деревнях Каргапольского района Курганской области, согласно местным легендам, формировалось в середине XIX в. в основном за счет выходцев из окрестностей г. Каргополя и других регионов Европейской части России. Хотя согласно непроверенным данным энтузиастов-краеведов, село Каргаполье было основано в 1670 г. переселенцами из Каргополя[6].
Рост самосознания русского населения Западной Сибири порой начинается с формирования нарастающего интереса к исторической судьбе своей малой родины, к предкам, основавшим город или село. В Интернете есть важная информация о том, что в читальном зале центральной районной библиотеки Каргаполья открылась выставка «Что каргапольцы знают о Каргополе». Кроме книг известного писателя и поэта А. Предеина, уроженца Каргапольского района, на стендах выставки были представлены материалы об истории края и о предках каргапольцев, основавших село в 1670 г., о географии, экономике, культуре района. Особое внимание посетителей привлекла книга Г. Л. Панина «Побасенки и рассказы о Каргополе».
Не исключено, что инкорпорированная в драматургию гагаузской свадьбы в Тамакулье «красная ленточка» была частью северно-русского культурного наследия, сохранившегося через столетия в составе соционормативной культуры потомков кар го польских переселенцев.
Эротические мотивы имели место в свадебных ритуальных действиях, совершаемых в северно-русских и центральных районах, в Среднем и Верхнем Поволжье, т. е. или в районах, откуда родом были предки каргапольцев и тамакульцев, или в соседних с Курганской областью регионах России. В статье «Свадебный обряд», подготовленный для тома «Русские» Т. С. Макашиной, дается подробное описание одного из таких обрядов, связанных с посещением невестой бани и воспринимаемых некоторыми исследователями как потерею невестой целомудрия.
Невесту мыли мылом и парили веником, которые прислал жених. Баенные причитания нередко сменялись песнями эротического содержания. Судя по причитаниям, мыться в бане отожествлялось с потерей красоты, что давало основание некоторым ученым видеть в баенном обряде символическую потерю невестой целомудрия [Макашина 2005: 482].
Итак, проникновение местной «красной ленточки» в свадебный обряд молдавских спецпереселенцев Каргапольского района, имело исключительно важное значение. В соционормативной культуре православных гагаузов примерно так же, как и в исламе, не принято было манифестировать эротические моменты и явления, так же, как и не принято было прибегать к употреблению ненормативной лексики в речевой практике в присутствии женщин или затевать серьезные ссоры.
Две крупные драки, что произошли на той тамакульской свадьбе, одна из них, когда приехавший из другого села свадебный кортеж оказался перед наглухо закрытыми воротами во двор невесты, а вторая – при въезде на мост через реку Миасс, когда невесту уже увозили в село жениха. Основной причиной драки был не отказ гагаузских участников свадебного кортежа платить выкуп, а ненормативная лексика, лихо и с избытком звучащая в воздухе среди впавших в праздничный кураж местных участников свадебного обряда.
Истоки широкого бытования ненормативной лексики, по всей видимости, восходили к исстрадавшейся, забитой послевоенной деревне. Несмотря на детскую наивность и на полную закаменелость душ, о своих земляках – тамакульцах и каргапольцах – той поры, когда «отцу народов» оставалось жить всего два-три года, каргапольский поэт писал:
Только чистое что-то такое
Есть в душе его сумрачной. Есть!
Хоть порою он взвинченно кроет
Воспитателей в душу и крест.
Впрочем, по правилам «Грамматики жизни», т. е. в соответствии с принципами соционормативной культуры, русский человек «рвал рубаху на груди» не только и не столько со зла. Его вольнолюбивая душа рвалась к свободе:
Рвут рубаху на груди, и пляшут,
И рыдают пьяно на Руси.
Отчего – ответ никто не скажет,
Как ни умоляй и не проси.
Ни к чему сужденья и укоры,
Коль, необходимостью греша,
Хочет буйной воли и простора
Русская широкая душа.
По старинному русскому обычаю, сложившиеся в каргапольском крае едва ли не с основания села в середине XIX в. праздники отмечались грандиозными пьянками, когда гуляло все село, включая вдов и раньше времени повзрослевших подростков.
Высшим шиком у сельских парней считалось рвануть рубаху на груди в тридцатиградусный мороз. С гармошкой и с дружками в сильном подпитии надо было ухарски прогуливаться по центральной улице, распевая частушки не самой этической и высокой поэтической пробы.
По деревне шла и пела
Мужиков большая рать,
Шла и пела, что хотела
Девок всех поцеловать.
В основе этой не обремененной великосветской деликатностью «прогулки» по центральной улице деревни лежало стремление выразить невыносимую боль от потерь в ходе войны, от невероятной бедности, порождающей в душе безысходность, отрезвление от официальной лжи, обещающей по радио победоносное шествие в коммунистический рай. Об этой послевоенной поре, поре своего детства, когда «злобу порождала забитость» и пронзительно воспринималась все, происходящее вокруг, в том числе в Каргапольском крае, хорошо сказал поэт этого края Анатолий Предеин.
Сколько бед на нас разом нагрянуло –
Ничего не видать впереди.
Эх, сейчас бы заплакать по-пьяному
И рубаху рвануть на груди!
Нередко такие похождения заканчивались крупными «выяснениями» отношений, если подгулявшие ухари вторгались не на свою улицу или гуляли на чужом конце деревни. Так, например, во время боев между молодежью соседних сел или соседних улиц в дело шли колья из тына, т. е. из частокола или сплошного забора из вертикально расположенных палок заостренных кольев или жердей. Как правило, такими тынами были огорожены приусадебные сады и огороды, с одной стороны, примыкающие к домам, с другой – к реке или к старице.
Трудно было спецпереселенцам воспринимать перечисленные и многие другие, подобные этим, нравы каргапольского края. Однако довольно быстро изначальное раздражение от непривычных норм повседневной жизни сокращалось. Своим добросовестным трудом и образцами нравственного поведения спецпереселенцы вызывали уважение местного населения. Вместе с тем, сами того не замечая, воспринимали отдельные образцы повседневной жизни. Приспособились ходить в русскую баню, варить из свеклы и пить дурманящую брагу, накопили определенный запас ненормативной лексики, научились лепить пельмени, печь пироги, шаньги, жарить блины, собирать грибы и ягоды, заготавливать на зиму дрова и сено, ходить зимой в валенках и фуфайках.
