Карбарн Киницик - Стивен Эриксон Кузница Тьмы
Один как раз подкрался близко в узком, заваленном мусором переулке за таверной, присел в яме, четырьмя ступенями уходящей в подвал. Тихо смеется на все резоны. Зачем он здесь, почему так делает? Резоны и причины - разное дело. Причины объясняют, резоны оправдывают, хотя и плохо.
Ее отослали - он видел прокатившую по главной улице карету, даже мельком заметил лицо в грязном окне. Даже выкрикнул ее имя.
Гелден придвинул сегодняшний кувшин. Уже выпил больше, чем следовало, и Грасу не понравится выдавать второй слишком скоро. Правило - один в день. Но Гелден не может сдерживаться. Санд пропала, пропала навсегда, и эти ночи, когда он пробирался к краю усадьбы, словно пограничный разбойник, сражался с желанием найти ее, забрать прочь от бессмысленной жизни... никогда ему больше не совершать таких путешествий.
Разумеется, не ее жизнь была бессмысленной, и ночные путешествия - обман, несмотря на камни, что он оставлял в общем их тайном месте. Она их нашла; хотя бы это он знал. Нашла и унесла... наверное, в кучу отбросов у кухни...
Гелден пялился в кувшин, смотрел на грязную руку, на пять стиснувших глиняное горло пальцев. Всё подобно вину - он хватает, только чтобы оно исчезло - рука, умеющая только хватать, но ничего не умеющая удерживать надолго.
У настоящих мужчин две руки. Двумя руками они могут всё. Могут удерживать мир на подобающем расстоянии, брать лишь то, что нужно и не важно, если оно пропадет - так бывает со всеми.
Когда-то и он был таким.
В глубокой тени подвальных ступеней хохочет и хохочет его загонщик. Но ведь вся деревня хохочет, когда его видит, и на лицах написаны оправдания, которые он склонен звать причинами. Ему хватает. Похоже, и всем окружающим тоже.
Галар Барес знал, что Форулканы считали себя чистыми врагами беспорядка и хаоса. Поколения их жрецов - Ассейлов посвящали жизни созданию правил, законов цивилизованного поведения, устанавливали мир во имя порядка. Но, на взгляд Галара, они ухватились за меч не с того конца. Мир не служит порядку; порядок служит миру, и когда порядок становится богоподобным, священным и неприкосновенным, завоеванный мир кажется тюрьмой. Все ищущие свободы становятся врагами порядка, истребление врагов кладет конец миру и покою.
Он видел логику, но нельзя заставить других рассуждать так же - сила убеждения теряется, как часто бывает с логикой. Против простоты вздымается буря эмоциональных крайностей, прилив насилия под властью коронованного страха.
Решением форулканских Ассейлов стал порядок страха, мир, вечно нуждающийся в нападениях, вечно под осадой злых сил с лицами чужаков. Он вынужден был признать: в таком взгляде есть некое совершенство. Несогласным не найти опоры, так быстро их сражают, истребляя в вихре насилия. А чужаки неведомы и потому становятся вечной угрозой страху.
Их цивилизация выкована на холодной наковальне, и Тисте нашли изъян в ковке. Галар Барес видел иронию: великий командир, сокрушивший Форулканов, стал почитателем их цивилизации. Сам Галар отлично видит соблазнительные элементы, но если Урусандера притягивает, Галар отшатывается в смущении. К чему мир, если он основан на угрозе?
Лишь трусы склоняются перед порядком, а Галар отказывается жить в страхе.
Перед войной южные Пограничные Мечи были силой плохо организованной и малочисленной. Но они первые вынуждены были отвечать на вторжение Форулканов, они первыми заставили врага дрогнуть. Цена оказалась чудовищной, но Галар отлично понимал, как Легион Хастов сумел зародиться в хаосе и беспорядке битв. Не было мира при рождении, и первые годы жизни стали суровыми и жестокими.
Оружейники хастовых кузниц верили, что любое длинное лезвие содержит в сердце своем страх. Его нельзя удалить; он связан с самой жизнью оружия. Они звали это Сердечной Жилой клинка. Удалите ее, и оружие потеряет страх сломаться. Изготовление оружия стало усилением Сердечной Жилы; каждая перековка изгибала нить, свивала все сильнее, пока не появлялись узлы... есть тайны в закалке, ведомые лишь кузнецам из Хастов. Галар знал: они претендуют, будто нашли сущность нити страха, вену хаоса, что дает мечу силу. Он не сомневался в похвальбах, ибо Хасты дали Сердечной Жиле голос, звенящий то ли безумием, то ли избытком радости - звук удивительный и ужасающий, вопль закаленного железа, и нет двух одинаковых голосов, и самые громкие слывут признаком лучшего оружия.
Кузницы Дома Хастейна начали снабжать южное Пограничье перед концом войны, когда враг был уже в беспорядке, бежал перед неумолимым наступлением Легиона Урусандера. Уменьшившиеся в числе ветераны погран-мечей служили вспомогательными отрядами, участвуя во всех главных сражениях последних двух лет. Они были истощены, они почти канули в небытие.
Галар все еще вспоминает ставший легендой день Пополнения, как выехали из клубов пыли громадные фургоны, как заполнили воздух рев и стон - эти звуки потрепанные отряды погран-мечей сочли жалобами измученных волов, но тут же узнали, что жуткие звуки исходят не от скотины, но от лежащего в деревянных ящиках оружия. Помнит свой ужас, когда был призван поменять старый зазубренный меч, взяв в руку новое оружие Хастов. Оно завизжало при касании - оглушительный свист, словно когтями сдиравший кожу с костей.
Сын самого Хаста Хенаральда дал ему оружие; вопль затих, но отзвук все еще грохотал в черепе, а молодой кузнец кивнул и сказал: - Он весьма доволен твоим касанием, капитан, но помни, это ревнивый меч - мы нашли, что таковы самые сильные.
Галар не знал, благодарить ли ему оружейника. Иные дары оказываются проклятиями. Но тяжесть оружия пришлась по руке, рукоять казалась продолжением костей и мышц.
- Нет такой вещи, - продолжал оружейник, - как не ломающийся меч, хотя, видит Бездна, мы старались. Капитан, слушай внимательно, ибо сказанное мною известно немногим. Мы вели ложную битву с ложным врагом. Железо имеет предел гибкости и прочности; это законы природы. Не могу гарантировать, что твой новый меч не переломится, хотя сила его такова, что никакой меч смертного не сможет его расщепить, да и сам ты не размахнешься, не ударишь столь мощно, чтобы смутить клинок. Но если он все же сломается, не бросай меч. Много узлов на его Сердечной Жиле, знаешь ли. Много.
В то время он ничего не знал об "узлах" или "жилах". Знания пришли позже, вместе с одержимостью тайнами хастовых клинков.
Теперь он думает, что познал смысл этих узлов и, хотя не видел и даже не слышал, чтобы хаст-меч ломался, верит, будто в каждом захоронено чудо, знамение неведомого волшебства.
Мечи Хастов живые. Галар Барес уверен, и едва ли он уникален в этой вере. Все в Легионе Хастов этим отличаются, и пусть солдаты Урусандера смеются и бормочут им в спины. Именно рудники Хастов стали первой целью вторжения Форулканов, и только сопротивление южных погран-мечей помешало врагу. Хаст Хенаральд выразил благодарность единственно доступным ему способом.
Даже высокородные воины из домовых клинков опасались Легиона Хастов и его зачарованного оружия. Не все, конечно же, потому Галар Барес и оказался скачущим в компании Келлараса, командира дом-клинков Пурейка.
В этом Доме произошли перемены. По манию Нимандера, верного слуги Матери Тьмы, все владения Дома были отданы Матери, а Тисте - благородные, слуги, воины, ученые и купцы - служат ныне ей, приняв имя Андиев, Детей Тьмы.
Первый Сын Тьмы лорд Аномандер, которому служит Келларас, не ведал недостатка в хвалах Легиону Хастов и открыто восхищался Домом Хастейна. Его силы первыми прибыли на подмогу южным погран-мечам сразу после Стояния у Рудников, и Галар помнил, как Аномандер прошелся по кровавому полю переговорить с Торас Редоне, самой старшей из числа воинов (она приняла командование погран-мечами и вскоре должна была получить официальный чин). Сам переход был мерой уважения: командующий вполне мог призвать Торас к себе, но именно он первым протянул руку для приветствия, поразив присутствовавших бойцов.
В тот день воины, прежде чем стать солдатами Легиона Хастов, в мыслях сделались Андиями; сделались сыновьями и дочерями Тьмы.
Но никто не смог предположить политическое разделение, возникшее в злосчастный момент, разрыв, отделивший легион Урусандера от воинства Хастов. После месяцев сражений рука об руку Галар Барес и его приятель Хастейн - носители ужасного оружия - перестали быть желанными гостями в рядах Урусандера.
Абсурдно и обидно, и каждая попытка навести мост над пропастью проваливалась; она даже становилась шире. Почти все в легионе Урусандера получили отставку или были отосланы в резерв, по медвежьим углам, тогда как Легион Хастов остался полным, держа вечную стражу у драгоценных шахт. Как бормотала Торас Редоне пьяной ночью в штабе, когда отослала офицеров, оставаясь наедине с Галаром, мир стал несчастием. Вспомнив ту ночь, Галар позволил себе особенную усмешку. Он не был пьян - желудок алкоголя не выносит - когда она прикончила бутылку, но обид впоследствии не возникло. Для него и для Торас это стало первой любовью после войны. Они были нужны друг дружке и хотя редко когда вспоминали ту ночь - единственную общую - однажды она доверительно заметила, что выпила так много, набираясь храбрости. Едва он засмеялся, он отвернулась и словно окаменела. Он поспешил объяснить, что смех вызван неверием, потому что ему тоже не хватало смелости до нужного момента.
