Кристиан Зальцманн - Книжка для раков. Книжка для муравьев (сборник)
Если он начинал говорить о горе Кифхойзер, Брокене, Рюбецале или о докторе Фаустене, то был неисчерпаем.
В качестве служанки он держал при себе старую Марию, от которой, правда, было мало толку; но она умела красиво рассказывать детям истории, и он сам от нее узнал одну байку про призрака, которая ему еще была неизвестна, а потому он ее все же оставил.
Благодаря такому способу обучения мастер Мартин за короткое время очень далеко продвинул своих детей. Они хорошо все запомнили, а их голова была настолько полна привидениями, что, когда наступала ночь, они ждали призраков. В результате они стали столь предусмотрительными, что не решались в темноте сделать и шагу за дверь. Если природа все же брала свое, то каждый раз их должна была сопровождать пожилая Мария и стоять рядом с ними, пока они облегчались. Если они ложились спать, то Мария должна была сидеть у постели до тех пор, пока они не засыпали.
Если же им приходилось, когда они стали старше, идти в темноте по полю, то они принимали каждое дерево за черного человека, каждый метеорит за летающего дракона, а каждого хомяка, который им попадался, за вещь, над которой глумится злой дух.
Особенно далеко в искусстве видеть призраков продвинулся старший сын Петер. Уже в восемнадцать лет он мог рассказать о семидесяти семи призраках, которых он видел своими собственными глазами. Его отец полагал, что парню просто неимоверно везет и что его еще ждет впереди большая удача.
Кто знает, что еще со временем будет. Он, правда, уже потерпел немалый убыток от озорства злых людей! Однажды вечером, например, он шел с деревенской ярмарки домой, увидел на дороге противень, полный раскаленных углей, и услышал, как из кустарника раздаются жалобные причитания: «Спаси меня, спаси меня!» И следуя известному мнению, что угли – это богатство, он бросил на них свою новую шапку-ушанку, которая сразу же загорелась ярким пламенем, потому что один легкомысленный человек из их компании положил настоящие угли. Его служанка тоже под видом призраков совершает всякие безобразия и обкрадывает его кладовую. И все-таки нельзя знать наперед, что случится в промежуток между нынешним днем и днем святого Михаила.
Ему ведь доподлинно известно, что на одном перепутье зарыт большой клад, который достанется лишь тому, кто в этом месте, совершив определенные церемонии, которые он тоже знает, трехгранным ножом заколет черного как смоль кролика, похищенного, надо заметить, в Вальпургиеву ночь. Он и в самом деле видел у одного человека черного кролика и твердо решил в следующую Вальпургиеву ночь его выкрасть. Тогда-то и поглядим, как все сложится.
Как внушить детям страх перед грозой
Господин Зигфрид имел обыкновение обращать внимание своих детей на все удивительные события в природе и при этом всегда им напоминал о доброте и мудрости Бога. Это зашло так далеко, что всякий раз, когда начиналась гроза, он даже отправлялся с ними в чистое поле и наблюдал за ней до тех пор, пока дождь не заставлял их вернуться в свой дом.
Он имел обыкновение тогда говорить своим детям: «Смотрите, дети, как добр с нами Господь! Сегодня день был таким жарким, таким душным, что если бы эта жара продолжала стоять еще какое-то время, то наша растительность засохла бы, а сами мы ни к какой работе были бы непригодны. Но милостивый Господь сделал так, что сильная жара сменилась грозой. Это охладит воздух – вы разве не чувствуете, каким прохладным он уже становится? Вскоре последует полезный для посевов дождь, который освежит все наши изнемогающие от зноя растения».
Благодаря этому дети вскоре перестали бояться грозы. Если в небе сверкала молния, то они восклицали: «Смотри, отец, какая была великолепная молния!» Если раздавался гром, то они говорили: «Какой удар можно услышать!» А если уж начинался дождь, то они пели обычно:
Ты насыщаешь землю,
Нас на зеленые луга ведешь,
И день, и ночь,
Вино и хлеб, и радости
Мы получаем из твоих рук.
Что стало бы с этими детьми, если бы их вырастили таким манером! Все соседи раздражались бы, бормотали бы себе под нос и шептали бы друг другу на ухо: «Господин Зигфрид – натуралист, изгоняющий всякую богобоязненность из сердец своих детей».
К великому счастью для них, господин Зигфрид вскоре умер, и его брат спас по меньшей мере старшего сына Адольфа.
Он взял его к себе и очень постарался исправить у него все, что, так сказать, испортил отец. Из самых разных средств, которые он применял, чтобы достичь своей цели, я приведу здесь только одно – то, как он вел себя при грозе.
Как только она разражалась вдалеке, он заламывал руки и говорил: «Боже, сжалься над нами! Господь, будь милостив к нам!», при этом рассказывал, сколько деревень с тех пор сгорело от удара молнии и сколько людей были ею убиты. Вначале Адольф пытался всячески возражать, но очень скоро его заставили замолчать. А если раздавался гром, то кузен Адольфа вместе со всей своей семьей затягивал привычную покаянную песню. Но как только случался сильный удар грома, песня звучала в более высоком хоре. В большинстве случаев это было:
Не карай меня в своем гневе;
Боже великий, помилуй!
Ах, не дай мне его потерять,
Не плати по заслуге!
Если грех
Тебя воспламенил,
Погаси в агнце
Свое яростное пламя!
Это обращение оказало на Адольфа очень хорошее действие. Когда звучали слова: «Погаси в агнце свое яростное пламя!», он начинал дрожать, потому что совсем не был приучен к таким выражениям, а Бога он знал всегда как бога любви.
Вскоре это зашло у него так далеко, что он не мог больше видеть молнию и испытывал страх смерти, как только приближалась гроза. Его кузен этому очень радовался и каждому говорил, что он привил маленькому Адольфу богобоязненность.
Как вселить в детей страх смерти
У мастера Генриха было два сюртука – сюртук повседневный и сюртук выходной. Один он надевал, когда шел в церковь, другой – когда занимался своими делами и для повседневного общения. Стало быть, он полагал, что надо иметь и две религии – одну для церкви, другую для повседневной жизни.
Чтобы это пояснить, я приведу лишь один пример. В церкви, которую он посещал, проповедовал магистр господин Рудольф, обычно изображавший смерть как переход из земной жизни в другое состояние, которое для всех, кто жил на земле праведно, является истинным благодеянием, и поэтому он утверждал, что Кристианину не нужно бояться смерти. Мастер Генрих охотно это слушал и верил в это – пока находился в церкви. И это было частью его религии для церкви.
Но в его религии для повседневной жизни смерть представлялась совершенно иначе, как самое ужасное зло, с которым могут столкнуться люди. Если он получал известие, что кто-то из его знакомых умер, то всякий раз всплескивал руками и говорил: «Господи, помилуй! Он тоже умер? А был таким славным и милым человеком!» Если он чувствовал небольшое недомогание, то часто терял все свое самообладание и говорил: «Ах, Боже милостивый! Я готов все стерпеть, лишь бы не умереть!» Когда смерть лишила его жены, он хотел повыдергивать все волосы на голове, надел черный, как смоль, сюртук, повязал длинную траурную повязку вокруг своей шляпы и точно так же переодел детей.
Этим он добился того, что его дети, особенно его сын Бернхард, и в самом деле стали бояться смерти. У него всякий раз начинало колоть сердце, если он слышал звон колоколов по умершему, а если он видел мертвеца, то у него по спине начинали бегать мурашки.
Однажды Бернхард заболел корью, с которой он мог бы легко справиться, потому что обладал довольно крепким здоровьем. Но когда его состояние стало внушать некоторые опасения, отец в тревоге начал бегать по комнате, жалобно стонать и говорить: «Господь Иисус, сжалься, он умирает! Мой Бернхард умирает! Беда! Бернхардик! Не умирай! Ах, не умирай! Ах ты, милый сердцу Бернхард, не умирай!» Мальчик испугался, у него начались судороги, и он действительно умер.
Как вызвать у детей ненависть к религии
«Чу! Как милый Боже бранится!» – говорила мать своему ребенку, когда гремел гром. «Берегись, Бог накажет!» – говорила она, если тот не хотел сразу слушаться. Часто, когда он позволял себе самые невинные шалости, она грозила ему огненной преисподней, а если что-то рассказывала, то обычно о преисподней, в которую добрый Господь бросает плохих детей на вечные муки дьяволу.
Фикхен не могла не верить своей матери. Она тотчас представила себе милого Боженьку как злого мужчину, который получал удовольствие от того, если своим грохотом мог испугать людей, не позволял бедным детям никаких радостей, а сразу с гневом на них набрасывался, если они немного шалили и, скажем, порвали фартук, и был таким жестоким, что сразу отдавал их дьяволу, если, к примеру, они разбивали чашку или опрокидывали стакан с пивом.
