Юрий Левада - Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005
В отношении американцев к институтам государства, к президенту Дж. Бушу, ФБР и др. можно усмотреть такие феномены, как «символическое доверие» и «реальные оценки» (определенных действий) – известные по российским исследованиям последнего времени. Рейтинги президента (уровень одобрения деятельности), стремительно взлетевшие в сентябре 2001 года почти до 80 %, за год опустились примерно до 65 %, что означает все же чрезвычайно высокую поддержку населения. Понятно, что «взлет» показателей обусловлен не столько действиями, сколько позицией, декларацией решительного противостояния терроризму, импонировавшей общественным ожиданиям в чрезвычайной ситуации.
Между тем «реальные» оценки действий властей в противостоянии терроризму показывают скорее отрицательную динамику на протяжении года (после подъема, обусловленного, видимо, ходом событий в Афганистане). Ниже приводятся данные, полученные двумя американскими исследовательскими институтами.Таблица 4.
«Кто выигрывает в войне с терроризмом?»
(Gallup Poll, % от числа опрошенных)
Таблица 5.
«Побеждают ли США и союзники в борьбе против терроризма?»
(Fox News/Opinion Dynamics Poll, % от числа опрошенных)
Эти результаты сопоставимы с полученными в российских опросах ВЦИОМа. В августе 2002 года антитеррористическую операцию США и союзников считали успешной 24 % россиян, неуспешной – 62 %. Как можно предполагать, нарастание пессимистических оценок антитеррористической операции вызвано тем, что организаторы акции и сентября не обнаружены, сохраняются возможности для повторения подобных нападений; кроме того, в освобожденном от власти талибов Афганистане сохраняется неустойчивое положение. Лишь 15 % американцев в августе 2002 года сочли войну против террористических организаций в Афганистане успешной, 12 % – неудачной, а 70 % сочли, что об этом «слишком рано говорить» (Pew Research Center Survey, 14–25 августа 2002 года).
В последнее время стали падать и общие показатели положения в США, которые отслеживаются по опросным данным. С июля 2002 года соотношение оценок общего курса страны стало преимущественно отрицательным. На такие показатели очевидно оказывают влияние также экономическое положение в стране, коррупционные скандалы и пр. В этих условиях для поддержания высокого уровня общественного доверия президенту приходится искать варианты демонстративно активных действий, по сути дела – символических. В определенной мере с этим связаны планы акций против иракского режима.
На уровне национальной общности США сохраняется, между тем, состояние символической патриотической мобилизованности (то, что называют там «равнением на флаг», rally around the flag). Этот традиционный для США общественный механизм сыграл важную роль в предотвращении массовой паники после и сентября, в организации сбора пожертвований, торжественно-траурных церемоний памяти погибших и др. 50 % опрошенных в августе 2002 года сочли, что после и сентября «Америка изменилась к лучшему», 15 % – что произошли изменения в худшую сторону, 28 % – что на деле изменений не произошло (Associated Press Poll, 2–6 августа 2002 года). В том же ключе находится, по всей видимости, и распределение оценок действий различных структур в борьбе с терроризмом. В сентябре 2002 года действия президента
Дж. Буша в этой области одобряли 75 % опрошенных, конгресса – 67 %, а «американского народа» – 85 %. Символическое сплочение граждан служит основой символического авторитета президента.
Правда, и здесь в последнее время наблюдаются определенное ослабление эмоциональной мобилизации. В сентябре 2002 года 34 % опрошенных американцев отмечали, что «чувства патриотизма и добрососедства» немного поблекли, 30 % – что эти чувства поблекли в некоторой мере, го% – что это произошло в значительной степени, 3 % – что такие чувства исчезли совсем; и только 19 % сочли, что никакого увядания этих чувств не произошло (Fox News Poll, 8–9 сентября 2002 года).
Предметом дискуссий остается вопрос о том, как повлияло развитие событий после и сентября на российско-американские отношения. Отмечая первую годовщину террористического нападения на США, политический обозреватель А. Тимофеевский утверждал: «За год, прошедший после и сентября, Россия продвинулась на Запад больше, чем за последние сто лет…» [16] Вряд ли можно подтвердить такой вывод какими-либо фактами. Колебания общественных настроений и тона массмедиа в течение года показали, что ни массовое население, ни элита, включая политическую и журналистскую, не готовы к серьезному повороту в отношениях с Америкой. Инерция противопоставления интересов вопреки всем декларациям на высших уровнях (а также и на уровне массовых опросов) слишком сильна, чтобы покончить со стереотипами холодной войны.
В декабре 2001 года 57 % опрошенных россиян полагали, что отношения между Россией и США за последние месяцы улучшились (по мнению 28 % – ухудшились); в июне 2002 года улучшение отношений после терактов в США усматривали 53 % опрошенных, ухудшение – 36 %. Между этими точками – провал февраля-марта 2002 года («олимпийский» скандал), когда отношения как будто опустились до точки замерзания и только 7 % опрошенных отмечали сближение двух стран, а 34 % – ухудшение отношений; 37 % считали наши страны союзниками на мировой арене, а 38 % – противниками (данные марта 2002 года). Если такие «загогулины» в оценках возможны, то до реальной близости – весьма и весьма далеко.
На первых порах, в начале американских действий в Афганистане, в России, при всех оговорках официальных источников и массмедиа, преобладало желание успеха операции. Сейчас явно доминируют другие чувства: опасения в отношении возможного усиления влияния США и своего рода злорадство по поводу того, что США увязнут в Афганистане или в Ираке примерно так, как это случилось с российскими/советскими силами в том же Афганистане, а потом в Чечне. Если всерьез принимать поспешно, без обоснования выдвинутый в сентябре 2001 года политический тезис об «общих интересах» противостояния новому терроризму, нужно бы желать партнеру не провала, а продуманных и успешных действий.
Кстати, в американском общественном мнении оценка роли России в противодействии международному терроризму в последнее время заметно ухудшилась. В ноябре 2001 года 51 % опрошенных американцев (против 32 %) полагали, что Россия сделала «достаточно много» для содействия США в борьбе с терроризмом, а в сентябре 2002 года содействие России считали «достаточным» только 29 %, недостаточным – 63 % (Newsweek Poll).
Конечно, разного рода взаимные интересы и обмены, в том числе на индивидуальном уровне, шаг за шагом, вопреки всем конъюнктурным колебаниям, сближают страны. Если искать момент «решающего поворота», то его, скорее всего, стоит отнести к далекому 1989 году, все последующие сдвиги в этом направлении были попытками осуществить начатое тогда.
Не стали более тесными и простыми за год и отношения между США и европейскими странами. Сразу после событий сентября 2001 года было продемонстрировано единство западных стран против общей угрозы, но после этого «медового месяца» (выражение из аналитического доклада Sofres), все более явными становятся расхождения в оценках дальнейших действий, реакция на вынужденное следование предложенному США курсу. Так, даже в Англии проводимую премьером линию на полную поддержку американских действий поддерживает несколько более трети населения (MORI).
Что же касается стран арабских и мусульманских, то, насколько можно судить, их реакция на происходящее после и сентября значительно осложнилась. Политические (и военно-политические) элиты, связанные с западной экономикой, смогли как будто пригасить явные выражения массового антиамериканского протеста, большинство из этих стран осудило теракты и даже объявило о солидарности с США.
В то же время произошла резкая активизация действий боевых сил, выступающих под флагами исламского джихада в таких странах, как Израиль и Индия (Кашмир). Причем по отношению к Израилю стали использоваться организованные атаки террористов-камикадзе (аналогичные акты в Чечне носили, по-видимому, спонтанный характер).
Проблема современной и потенциальной роли ислама как неоднозначного фактора общественного развития на значительной части сегодняшнего мира, естественно, привлекает большое внимание аналитиков и самого общественного мнения. Судя по опросным данным и ряду публикаций, мнения о неизбежной связи мусульманства как такового с террористическими действиями и организациями не разделяются большинством опрошенных в западных странах (распределение мнений в Израиле может быть иным, но это особая проблема). Соответственно, политика в этих странах исходит из допущения, что радикально-воинственные группы и течения в мусульманском мире могут и должны быть отсечены от его более умеренных вариантов. Как утверждает известный французский исламовед О. Руа, «исламская радикализация и терроризм находятся на обочине мусульманского мира, как в географическом, так и в социологическом плане» [17] .
